Мы заходим в подъезд, и Феликс вызывает лифт. Пока я пытаюсь разобраться в себе, в своих чувствах и мыслях, не замечаю, как парень буквально дышит огнём рядом со мной. И на этот раз я тут ни при чём.

– Сволочь! – пыхтит котяра, и я вздрагиваю от этого резкого, нарушившего нашу идеальную тишину, ругательства.

– Что такое? – голос всё ещё дрожит после стычки с отцом, но я изо всех сил пытаюсь дышать ровно. Об этом человеке я подумаю в последнюю очередь.

Знаю, что не должна так говорить, ведь он мой папа, моя родная душа и кровь, но по-другому я не могу. Мы всегда были друг другу чужими. Я не помню ни одного дня, что мы проводили с ним вместе. Он вечно зависал в своём офисе или на деловых встречах. Чаще всего родители улетали в командировки, из-за чего я часто оставалась одна в огромном доме. Может другой человек и радовался бы на моём месте, любой подросток давно бы закатил вечеринку или пригласил друзей на ночёвку. Но и я когда-то этим занималась. И мне так это осточертело, что в свои шестнадцать я уже не могла находиться дома одна больше одного-двух часов. И когда у меня появилась машина, я поняла, что в ней – моё спасение. Как оказалось, любовь к чему-то или кому-то тоже бывает опасной… и приносит боль. Не думаю, что смогу вернуть назад своё зрение. А если верну, сяду ли вновь за руль? Этот вопрос, пожалуй, пугал меня больше всего на свете… Мне кажется, если я однажды уже потеряла всё, что имела, то больше я потери не верну. А с другой стороны: потеряв всё самое дорогое один раз, смогу я позволить себе потерять это ещё раз? Или нужно хвататься за счастье и свободу руками и ногами? Я никогда не перестану любить гонки, но смогу ли бросить их ради своей же безопасности? Порой мы идём в ловушку сами, просто потому что не можем иначе. Мы рискуем и жертвуем самими собой, своими жизнями. И всё ради чего? Ради того, что любим больше всего на свете… И чёртовы чувства, эмоции не позволяют поступить иначе.

Мои мысли, которых было также много, как воды на планете, пролетели для самой же меня за считанные секунды, – не успел Феликс мне ответить.

– Лифт на пятнадцатом этаже. Пойдём по лестнице, – заявил парень и за руку потянул меня в сторону.

Пришлось подчиниться, не перечить же нетерпеливому котяре. Хотя хотелось. Но стоило нам с парнем шагнуть на первую ступень лестничной клетки, как мы сразу поняли: это займёт времени ещё больше, чем спускающийся с пятнадцатого этажа лифт. Интересно, почему он в этом доме один? Я с трудом «нашла» первую ступень, а впереди их было несметное количество!

– Это надолго…, – саркастично подметил котяра, но в голосе его звучало веселье. Смешно ему, значит?

– Тогда пошли ждать лифт!

– Нет уж, Ромашевские так просто не сдаются, – упрямился парень, а я только злилась. И что, теперь нам полчаса подниматься по лестнице? Ещё неизвестно, на каком этаже котяра жил!

Внезапно для себя я осознала, что впервые Феликс назвал мне свою фамилию. Ромашевский, значит… Ага, ромашка! Кот мартовский. Как ещё можно назвать мою «сиделку»?

Неожиданно Феликс подхватил меня на руки, я ахнула от возмущения и покраснела.

– Поставь меня, я же тяжёлая…, – прошептала я, не в силах отвести глаз от чёрной точки перед собой, которая как-то по-особому светилась.

Вглядываясь в эту точку, я поняла, что рядом с ней такая же. Они отражали красным цветом, еле заметным, и я будто бы заглядывала в глаза Феликсу. Хотя, возможно, именно это имели в виду люди, придумавшие выражение «круги перед глазами». Я не знала, что это. Понятно было одно: я не могу оторвать от этих пятен взгляд.

– Пустяки, ты лёгкая, – с неожиданной нежностью прошептал кот и стал плавно подниматься по ступеням лестницы, будто я, и правда, была пушинкой.

Неловкость между нами повисла, будто щит, и пробить его было трудно. Шаги парня стали глухими, и я поняла, что мы поднялись на нужный этаж. По моим подсчётам: третий или четвёртый. Но Феликс не отпускал меня с рук, пока мы не дошли до самой двери. Там он поставил меня на ноги, и я стала нервно поправлять задравшееся платье. Феликс молча открыл дверь и первой пропустил меня внутрь.

– Проходи. До тебя в моей берлоге ещё не бывали девушки, – будто невзначай подметил парень, и мои щёки снова заалели. Что-то не верилось, что до меня здесь никто не бывал…

– Чай или кофе? – по-хозяйски спросил котяра, любезно сняв с меня туфли, хотя я могла это сделать сама.

– Кофе с молоком.

Феликс провёл меня за руку в комнату и усадил на диван. Как оказалось, жил парень в квартире-студии. Поэтому я, ожидая свой кофе, ощупывала диван и прочую мебель, которая была вокруг, а прямо передо мной порхал по кухне котяра.

– Спать у меня особо негде, поэтому я постелю тебе на диване. Придётся перекантоваться на полу, – в голосе Феликса не было слышно сожаления или раздражения. На удивление он был мил и дружелюбен, как никогда. Кажется, таким я парня видела впервые.

– Не хотела тебя стеснять…, – вздохнула я, в голове прокручивая варианты дальнейших действий.

Одна я не проживу, это точно. Но и оставшуюся половину месяца не собираюсь жить у Феликса. Мне нужно найти жильё у кого-то… А потом я полечу в Германию. И если им удастся восстановить моё зрение, хотя я даже не представляю, возможно ли это, я смогу снять собственную квартиру. Возможно, папа и прав: я не смогла бы жить без его денег и удобств. Но теперь он буквально бросил мне вызов, и я принимаю его! В отличие от отца я не настолько меркантильна, умею находить друзей и добрых людей, и сама я отплачу им за помощь тем же. Вот только поднимусь с колен и гордой походкой, не оглядываясь назад, пойду вперёд, навстречу своей новой жизни.

– Сколько сахара? – тем временем спросил у меня Феликс, выводя из раздумий.

– Три. Что ты собираешься теперь делать?

– В смысле? – парень поставил кружку с ароматным кофе на журнальный столик передо мной. Потрогав его, я поняла, что он деревянный.

– Папа тебя уволил. Тебе ведь придётся заново искать работу…, – я всё ещё сожалела о случившемся и не переставала винить во всём себя. В конце концов, не потащи я Феликса на эту вечеринку, ничего бы не было.

Порой я ненавижу себя за своё же упрямство. Очень часто оно выходит мне боком. Я буквально жертвую собой ради мести или ответного удара другим людям! И я не знаю, хорошо это или плохо… Наверное, не очень хорошо. Особенно, когда при этом страдают ещё и ни в чём не виновные люди.

– Я её уже нашёл, не беспокойся, – я чувствовала: Феликс ухмыляется. Его голос так и сочился насмешкой, что заставило меня насторожиться.

– И где же? Будешь присматривать за кем-то другим?

Что-то маленькое кольнуло меня прямо в сердце, стоило мне лишь подумать о другой девушке. Такой же беспомощной как и я. Может, такой же богатенькой, из приличной семьи. Мне не было до Феликса и его дальнейшего будущего никакого дела, но этот укол меня насторожил. Что это было?

– Нет. До этого я был архитектором в одной кампании. Там меня ещё не забыли и недавно приглашали обратно. Думаю, туда и пойду.

Не знаю почему, но мне стало легче от мысли, что Феликс не будет работать у какого-нибудь олигарха и следить за его дочерью. А вот то, что парень был архитектором, меня удивило. Во-первых, я думала, что Феликс мой ровесник и ещё учиться. А во-вторых, котяра совсем не был похож на серьёзного архитектора, работающего в серьёзной кампании. Феликс и серьёзность у меня в голове были невозможным сочетанием.

– Почему же ты ушёл оттуда и подался в «сиделки»? – этот вопрос не выходил из моей головы. А Феликс, кажется, давно готов был на него ответить. Так что в правде его слов можно было не сомневаться.

– Поспорил с лучшим другом, что устроюсь к Антипову на работу. А твой отец как раз искал «няньку». Честно говоря, я думал, девочка окажется маленькой. А мне предоставили тебя…

– И ты из-за какого-то спора уволился? Как на это отреагировал твой начальник? – в моём голосе было искренне удивление.

А ещё я оказалась права: Феликс Ромашевский и серьёзность – вещи несовместимые. Любой адекватный человек ни за что бы на такое не согласился!

– Мой лучший друг и есть мой начальник, – Феликс разразился заливистым хохотом, от которого по моему телу разлилось приятное тепло.

– Что?! – и я тоже засмеялась.

Этот парень, его друзья и его жизнь – всё в нём было ненормально и необычно. Но и у меня было не всё так просто. Поэтому единственное, что оставалось: смеяться над всем этим абсурдом, а в голове разгонять чёрный омут мрачных мыслей.

Внезапно Феликс перестал смеяться и придвинулся ближе ко мне. Хотя мы итак сидели на одном диване в опасной близости друг от друга. Я почувствовала его горячее дыхание совсем рядом и перестала дышать. Сердце замерло. Я могла отодвинуться, но не могла. Тело будто оцепенело.

– Сколько тебе лет? – прошептала я, вновь всматриваясь в появившиеся красные точки. Теперь я была уверена: я видела глаза Феликса перед собой.

Будто они были особенными, заряженными энергией, магическими. Они могли потухнуть, но тут же загорались, когда парень моргал. И я была в полнейшем шоке. Как такое возможно? Всё остальное – чёрное и бессмысленное, а глаза Феликса – два красных пятна, словно точки от прицела снайпера. И я их…вижу?

– Мне двадцать шесть, – сказав это, Феликс медленно выпустил воздух и отодвинулся от меня, будто передумав.

У нас была небольшая разница в возрасте, и почему-то этот факт меня радовал. Значит, он совсем недавно отучился и уже пошёл работать. Работать к лучшему другу в крупную кампанию. С каждым фактом мне хотелось всё больше узнавать о жизни Ромашевского. Чем-то она меня притягивала. Казалось, что я сама хочу стать в жизни парня чем-то значимым. Хотя бы просто ворваться в неё…

Боже, какой только бред не лезет в голову сегодня!