В кабинете забрала сумку и перекинула через руку пальто, надевать его не хотелось, натяну его на выходе. В приемной, меня и застал звонок, мобильный в кармане пальто начал издавать вибрирующие звуки, усиленные звяканьем ключей от квартиры. Пришлось оставить сумку на столе в приемной, и отойти с пальто и телефоном дальше, где была лучше слышимость.

— Да, я. Что?! Как в больнице? … Скоро буду.

Я вернулась к столу, в приемной уже прохаживался Веня, видимо, привычку приставать к секретарям дырокол не отбил, нужно было ему тогда череп пробить. Как только подошла к столу, то тут же была прижата его потным тельцем, взяла со стола верного стального помощника и, размахнувшись, с силой треснула степлером Вене прям промеж глаз. Жалела в этот момент я только о двух вещах, первая, что степлер был не на двести пятьдесят листов или более, и что сил у меня было меньше, чем у Нонны Мордюковой, и Веня подобно Тасику в фильме «Родня» не рухнул на пол, а всего лишь отлетел в противоположной стене. Нужно бы ему еще врезать, да так, чтобы всю жизнь помнил, но время поджимало, нужно ехать в больницу. Тут еще и остальные в приемную высыпали. Я хотела попрощаться и побежать к лифтам, но тут голос Вени разнесся на всю приемную.

— У меня ручка пропала, дорогая, пропала она после того как эта, — и он в меня ткнул пальцем, — заходила.

Веня выхватил у меня сумку и высыпал ее содержимое на пол. Среди всей мой личной белиберды и всяких нужностей валялся чужой Паркер. Я смотрела на эту ручку, и в голове не было не одной здравой мысли. Только, что это и не Паркер, а так жалкая подделка. Я подняла глаза и посмотрела на Ковина, он был зол и молчал.

— Вот, вот моя ручка, эта дрянь ее украла, — кричал на всю приемную Веня.

А Ковин молчал, смотрел на меня и молчал.

«Ну, скажи хоть что-нибудь! Спроси, закричи, но не молчи. Мне что оправдываться? И убеждать, что это не я, что я не знаю, как ручка попала ко мне в сумку?».

А Ковин молчал, и это молчание было хуже всего, он уже вынес решение, для него я виновна. Мне нужно идти, мне нужно в больницу, сейчас у меня нет сил об этом думать.

— Мне нужно идти, за документами приду в понедельник, сумку оставляю здесь, может там еще что-то чужое.

Я развернулась и ушла, мне дали уйти, хотя Веня и кричал, что отпускать воровку нельзя. Ехала в лифте, отсчитывала этажи, мне хотелось разрыдаться. «Ну почему он молчал? Сказал бы хоть слово. Теперь действительно все кончено. Но плакать сейчас не могу, мне нужно быть сильной, мне нужно в больницу, а для слез у меня еще вся ночь впереди».


..… Ведь это даже не Паркер, — жаловалась, рыдая, Челе, а котенок смотрел и не понимал, почему я рыдаю.


В субботу я проснулась поздно, в квартире было тихо, а «свободные» территории сверкали чистотой, видимо, мой вчерашний марш-протест возымел действие и никто не решился мне перечить.

Вчера я была безумна…

Мне позвонил участковый и сообщил, что Ладочка находится в больнице, неудачное падение, в результате которого перелом правой руки. Когда приехала в больницу, в приемном отделении меня поджидал участковый. Ладочка не собиралась писать заявление, и поэтому доблестный страж правопорядка решил сам мне рассказать, как было дело. Миша, сосед-алкоголик, по пьяни решил, что для полного счастья ему не хватает еще немного водки, а так насобирать он ничего не смог, то решил поживиться у меня, прихватив топор, он попытался вскрыть дверь. Ладочка попыталась ему помешать, но ее грубо оттолкнули, и соседка неудачно упала, сломав руку, Мишаня бросился к себе в комнату, соседка по лестничной клетке отвела Ладу в травмпункт и заодно позвонила участковому.

Участковый не смог уговорить Ладу Геннадьевну написать заявление и позвонил мне, чтобы я вразумила соседку. Общими усилиями мы уговорили Ладу остаться в больнице на выходные, оплатила ее пребывание в нормальной палате. Домой попала во втором часу ночи, прошла к своей двери и в темноте споткнулась о топор, тут во мне все взорвалось, и как говорил один мой знакомый — «села на коня». Я схватила топор и пошла к соседям. Дверь вышибла ногой, руками к ней прикасаться просто не хотелось. Включила свет и вытащила из подобия кровати Мишу, тот пытался сопротивляться, но вяло. Я дотащила его до стола и припечатала физиономией к столешнице, а потом со всей накопившейся во мне яростью всадила топор в стол всего в сантиметре от носа Миши. Наверное, впервые за последние лет десять он протрезвел.

— Если ты еще раз приблизишься ко мне или Ладочке, или к нашим комнатам, я тебе этим самым топором башку снесу. Ты понял?!

— Понял.

Я отпустила несчастного, и с трудом вытащив топор из стола, прошла в прихожую. Включила свет и увидела, как через всю прихожую к комнате молодоженов тянется грязный след от обуви, а под дверью валялись эти самый ботинки. Я вышвырнула обувь на лестничную клетку, а сама обухом топора саданула по двери новобрачных. Дверь тут же открыли, это был новобрачный.

— А теперь слушай сюда, хорек, если еще раз ты пройдешь в грязной обуви, то я выкину ее в мусоропровод, а не на площадку как сейчас.

— Дорогой, что случилось?

А вот и новобрачная.

— А ты, дорогая, если еще раз не уберешь за собой ванну, я отскребу всю грязь и размажу тебе по физиономии. Ваши грязные вещи будут выброшены, не помыли посуду, можете о ней забыть. Если не убираете общие территории, то и не пользуйтесь ими. Все понятно?

Молодожены кивнули, а что спорить с человеком, у которого в руках топор. Выплеснув часть своей обиды и злости на соседей, я наконец-то прошла к себе, где почти всю ночь прорыдала, Челе внимательно слушал все мои излияния, но помочь ничем не мог.

Зато теперь в квартире была тишина и чистота. А самое странное, что мне ни капельки не было стыдно за свое вчерашнее поведение.

А еще я успела пожаловаться Ромке на жизнь, и сейчас на почте болтался джоб офер, открыла и закрыла, только нули в зарплате успела оценить. С друзьями лучше не работать, а когда друг еще и начальник, то можно забыть о дружеских отношениях навечно. А терять Бизончика из приятелей мне жуть как не хотелось, должен же быть в моем арсенале тяжелоатлет. Вот если бы сдружились на работе, это совсем другой расклад. А так … найду что-нибудь, если мне служба безопасности каверзы не устроит, то найду.

За два дня выбралась на улицу всего один раз, в магазин, купила себе шоколадное мороженое в ведерке, почти все выходные прорыдала. Мне было безумно себя жаль, мне было обидно, и я злилась на Ковина. Никогда не думала, что во мне столько лишней влаги, я рыдала и рыдала, а слезы все не кончались. Действительно пора менять фамилию на Рыдалец.


Утро понедельника не принесло ничего хорошего. Я смотрела на себя в зеркало и ужасалась — глаза припухли и были красными, нос распух и вообще вид был еще тот. Я попыталась все это спрятать под тональными средствами, но получалась какая-то безобразная маска, в итоге все смыла, нанесла крем и решила идти с таким лицом, какая разница, с какой физиономией меня уволят. Костюм надела траурно-черного цвета, обычно его разбавляла ярким топом или шейным платком, но сейчас это было лишним. Я натянула ботинки и пальто и поехала на работу или уже бывшую работу.

— Привет, — не получив ответ в почте, Бизончик решил позвонить.

— Привет.

— И что решила?

— Пока ничего, иду за трудовой.

— Как получишь, позвони.

Не пойду с ним работать, конечно, но все равно приятно, что есть рядом такие друзья.

Охранник меня пропустил и справился о моем самочувствии, но за мной не последовал, значит, приказа не спускать с меня глаз еще не было. Я прошла в приемную, там меня поджидал Семен Валерьевич.

— Доброе утро, Николь.

— Здравствуйте, Семен Валерьевич. Вы мне документы отдадите или Ковина ждать?

— Какие документы, девочка. Ты что?

— Об увольнении, какие ж еще.

Шварин внимательно на меня посмотрел.

— Пошли ко мне в кабинет, а то здесь ушей много.

В пустой приемной ушей пока не было, слишком рано даже для самых рьяных сплетников, но я послушно прошла за ним. Он усадил меня в кресло, поставил передо мной чашку с кофе и сел в свое кресло.

— Ты что, девочка, из-за этого козла все выходные прорыдала?


Вошел в приемную, знакомый запах духов, но вот их обладательницы нигде не было видно, хотя охранник сказал, что Николь уже здесь. И где она может быть?

Я пошел к Семену. Дверь бесшумно открылась, Ерец и Шварин сидели ко мне спиной и смотрели видео с камер наблюдения из приемной. Было странно видеть себя со стороны. Вот Николь ушла, и хорошо, что она не стала оправдываться, а то бы он этого Веню на куски порвал при ней. Вот я схватил Веню за шиворот и тряхнул так, что у того из карманов весь скарб повылетал, вот потащил его смотреть записи. Эта сволочь, пока Ерец с кем-то по телефону разговаривала, успел ей в сумку подсунуть свою жалкую подделку. Интересно с кем она разговаривала? Вид у нее взволнованный. А как она ему в лоб дала, этот момент они с Семеном и остальными гостями раз пятьдесят просматривали. Больше этого Веню никто и не вспомнит, его хозяин умный человек, и выгнал шелудивую дворнягу, связей у его отца уже давно не было и ничего плохого Ерец он сделать не может. А еще звонил ей, но она была недоступна.

— Вот девочка, видишь. Ты что думала, мы тебя в обиду дадим? А ты из-за этого сукина сына все выходные проревела.

— Если бы телефон не отключила, то и не ревела бы.


Спина Николь выпрямилась, она медленно встала и повернулась ко мне. Выглядела она плохо, попадись мне сейчас этот Веня, я бы его собственными руками придушил. В ее глазах светилась благодарность. Она что действительно решила, что я поверил в эту ересь? Тогда рыдала, она не из-за Вени, а из-за меня. Надо было его при ней порвать, но не хотелось в очередной раз пугать, ей и так приходится то и дело на себе узнавать не самые приятные стороны моего характера.