Софи взяла свекра под руку, и они направились вниз, откуда уже доносились голоса и лай возбужденных собак. Все остальные уже находились в холле. Леди Ирвинг и Джилс вели полемику по поводу шкатулки. Леди Дадли держала в поднятой вверх руке печенье, и несколько собак, встав на задние лапы, тянулись к угощению. А Ричард Резерфорд и Одрина беседовали с гостьей.

– Это мисс Миллисент Корнинг, – шепнул лорд Дадли на ухо Софи, когда они спускались по лестнице.

Миллисент Корнинг была сантиметров на десять выше, чем Софи, и выглядела лет на тридцать пять. Она уже достигла того возраста, когда можно смело экспериментировать с одеждой, и в то же время была еще достаточно молода, чтобы рискованные наряды смотрелись на ней органично.

Облаченная в темно-красное платье из блестящего шелка, с лифом, отороченным черными кружевами и затянутым прозрачной газовой материей, мисс Корнинг выглядела весьма впечатляюще. Лицо же у гостьи было своеобразным: длинный, чуть крючковатый нос, выступающий подбородок и глубоко посаженные синие глаза под арками черных бровей. В блестящих черных волосах, заплетенных в косу и уложенных на голове наподобие короны, торчало несколько зеленых перьев. В мочках ушей сверкали алмазные капельки, а на шее у нее висела массивная золотая цепочка.

В общем, эта женщина олицетворяла собой состоятельность, элегантность, уверенность и жизненную активность. А также – Лондон со всеми его возможностями. Софи нелегко было смотреть ей прямо в глаза, и пока лорд Дадли представлял их друг другу, она то и дело поглядывала на свои изрядно поношенные сапожки.

– Как я понимаю, Софи – это сокращение от имени София, верно? Значит, вы тоже обладательница шкатулки-головоломки? – Низкий голос мисс Корнинг слегка подрагивал: она как будто сдерживала смех. – Полагаю, что моя шкатулка – двойник вашей. А если точнее – они пара из тройняшек, поскольку существует еще и третья.

Софи вскинула голову. Всех остальных тоже заинтересовали последние слова гостьи. И воцарилась такая тишина, что стало слышно шумное дыхание гончего пса по кличке Феликс и хруст печенья на зубах у Пенни.

– Значит, подобных шкатулок – три? – Ричард Резерфорд первым нарушил молчание. – Но почему вы так считаете, мисс Корнинг?

– Потому что внутри моей шкатулки написано, что она – вторая из трех.

Снова воцарилось молчание. После чего мисс Корнинг проговорила:

– Я вижу, эта новость для вас – полнейшая неожиданность. Так же, как и мой приезд. Господи, но я же предварительно отправила письмо. Неужели оно еще не дошло?

– Мы уже давно не получали писем, – сказала леди Дадли. Она склонила голову к плечу, по которому тотчас же рассыпались ее белоснежные пряди. – Но мы никогда не отказываем в крове заплутавшим странникам. В Касл-Парре всегда найдется место для еще одной гостьи.

Все восемь собак, проследив за движением руки своей хозяйки, уставились на мисс Корнинг. А та с улыбкой сказала:

– Вы очень любезны, миледи.

Внезапно Софи отвернулась – и чихнула. Потом – еще раз.

– Софи терпеть не может собак, – сообщила леди Дадли. – Она из-за них чихает.

– Я нормально к ним отношусь, – возразила Софи и посмотрела на гостью. – Добро пожаловать, мисс Корнинг. Мне не терпится взглянуть на шкатулку, похожую на мою.

– Наверное, это лучше сделать в библиотеке, – предположила Одрина. – Думаю, нам всем будет интересно на нее взглянуть. Конечно, после того как мисс Корнинг обустроится.

– Да-да, разумеется! – закивал лорд Дадли. – Как славно, что наша компания увеличивается. Не знаю, что случилось с вашим письмом, но мы все равно рады вас принять. Вы проведете с нами Рождество?

Софи не расслышала ответ, поскольку ее свекор тут же громко позвал дворецкого. А минуту спустя мисс Корнинг вместе со своим багажом и служанкой отправилась наверх. Лорд Дадли также пошел с гостьей, не прекращая любезной светской болтовни.

А все оставшиеся в холле стали расходиться. Сначала удалилась леди Дадли в сопровождении своих собак, а затем и четверо остальных – оба Резерфорда, леди Ирвинг и Одрина. При этом все они говорили о шкатулке.

«Моя шкатулка…», – подумала Софи, поежившись в своем коричневом хлопковом платье. Не так уж много вещей имели для нее реальное значение. Телескоп – для ума, пенсне – для глаз… А золоченая шкатулка с секретом – для сердца.

Будучи пятилетней девочкой, она еще не осознавала, что уродилась некрасивой и неуклюжей. Ее старшая сестра, живущая ныне в Ирландии со своим третьим мужем, была занята лишь самой собой, и потому ее подруга леди Беатрис стала для Софи олицетворением всего самого доброго и прекрасного в мире. И если бы Софи знала, что леди Беатрис передала ей шкатулку в качестве прощального подарка, то она вряд ли приняла бы ее с таким восторгом.

Но эта вещь восхищала ее тогда и продолжала восхищать на протяжении многих лет. Она была такой золотистой… какими не были ее волосы. Казалась такой легкой и изящной… каким не было ее тело. Все эти особенности не имели для нее никакого значения в детстве, но они стали важны, когда она выросла и ощутила себя… какой-то несуразной, совершенно не соответствовавшей благородному обществу ни своими манерами, ни наклонностями. И для нее был утешением тот факт, что когда-то одна прекрасная женщина сделала ей этот подарок.

В детстве Софи считала шкатулку чем-то вроде скульптуры, предмета искусства. И при своей склонности к математике она называла ее «мой параллелепипед», на что ее отец улыбался, а мать сокрушенно качала головой.

И вот теперь, всего за несколько дней, она успела поделиться и своим телескопом, и своим «параллелепипедом», содержащим в себе секрет, о котором она и не подозревала. И для нее этот опыт – предоставить кому-то доступ к дорогим ей вещам – оказался слегка пугающим, но в то же время приятным. Оставалось еще поделиться своими очками. Быть может, ими захочет попользоваться мисс Корнинг?

Ощутив, как у нее снова зачесалось в носу, Софи сдернула пенсне. И, начихавшись до звона в ушах, поспешила вернуться в библиотеку, где должна была открыться тайна содержимого ее шкатулки.

Когда все собрались, Софи почувствовала себя… хозяйкой вечеринки. Правда, комната была явно тесновата для восьмерых человек. Хотя, возможно, так казалось лишь потому, что все присутствовавшие столпились вокруг откинутой столешницы секретера, где уже находились обе шкатулки, освещенные несколькими лампами.

– Но они – совсем не близнецы, – сказала Софи, немного смутившись.

И действительно, золотистая поверхность ее шкатулки поблескивала в падающем на нее свете, тогда как со шкатулкой мисс Корнинг этого не происходило. Та была гораздо темнее и имела куда меньше резных узоров. А еще от нее исходил едва уловимый запах – она была сделана из розового дерева, которое, по словам Джилса Резерфорда, очень нравилось его матери.

– Близнецы не всегда бывают совершенно одинаковыми, – с улыбкой ответила мисс Корнинг. И, взяв свой «параллелепипед», она быстрыми и уверенными движениями принялась разъединять невидимые сочленения. Мало-помалу панельки открывались, сначала с одной стороны, затем – с другой. После чего некоторые из них возвращались на прежнее место, а затем снова сдвигались; причем все эти стремительные манипуляции казались весьма запутанными.

– Как легко и ловко у нее получается, – громким шепотом прокомментировала леди Ирвинг. – Резерфорд, сколько времени вы возились с этой позолоченной коробкой?

– Достаточно долго, чтобы восхититься чужой сноровкой, – отозвался Джилс.

Мисс Корнинг улыбнулась.

– Мне тоже потребовалось немало времени, чтобы во всем разобраться. Я унаследовала эту шкатулку около трех месяцев назад.

Через несколько минут крышка плавно скользнула вбок, явив взорам присутствующих внутренность коробочки, в которой ничего не было.

– Она пустая? – удивился Ричард Резерфорд. – И даже никакого послания?..

– Послание есть. – В свете ламп сверкнула улыбка мисс Корнинг, и, перевернув шкатулку, она представила собравшимся ее секрет.

Софи увидела, что внутренняя сторона крышки испещрена какими-то буквами, нацарапанными то ли гвоздем, то ли концом лезвия.

– Вы позволите? – Старший Резерфорд протянул руку.

– Да, конечно, – кивнула мисс Корнинг.

Развернув крышку к свету, Ричард чуть прищурился и стал читать:

– Вторая из трех. София, Анжела, Мария. Спасение от врагов наших и от руки всех ненавидящих нас, сотворение милости с отцами нашими… – Голос его чуть дрогнул, и он пробормотал: – Я как будто снова слышу мою Беатрис.

– Вздор… Это не собственные слова вашей жены, – проворчала леди Ирвинг. – Да вы что, язычники?.. Это же Бенедиктус… Песнь Захарии.

– Бенедиктус?.. То есть это из Библии? – Резерфорд нахмурился. – Никогда не замечал, чтобы Беатрис проявляла особый интерес к Писанию.

– Это песнь благодарности, – вспомнила Софи. Она уже давно – с тех пор, как вышла за Джека, – перестала регулярно посещать церковь, однако у нее все же сохранились какие-то сведения, обретенные в период набожной юности. – Из Евангелия от Луки. Благодарность, пророчество и… и искупление.

– Ладно, это не так уж важно, – сказал Джилс. – Что может означать остальная часть послания? Мисс Корнинг, вы уловили в этом хоть какой-то смысл?

Все взирали на крышку шкатулки, помещенную в самый яркий круг света. После вполне понятных слов шел сплошной ряд букв, из которых нельзя было вычленить ничего вразумительного.

– Это некий код, но простая замена одних букв другими ничего не дает, – ответила мисс Корнинг. – И я подумала, что для разрешения загадки необходимо найти две другие шкатулки. – Она провела своими изящными окольцованными пальцами по полированной столешнице. – Я стала богатой наследницей совсем недавно, после смерти своей кузины. Эта шкатулка была среди прочих вещей, и когда я ее открыла… приложив к тому немало усилий… В общем, могу вас заверить, мистер Резерфорд, обнаруженное сообщение меня заинтриговало. – Миллисент чуть помолчала. – Дело в том, что мою кузину звали Анжелой, и эту шкатулку она получила от леди Беатрис Ньюкоум как раз перед тем, как та тайно и весьма поспешно покинула Англию.