Тереза Ромейн - Мое сокровище

Что же касается Джилса… Интересно, почему он, имея полную свободу распоряжаться собой, отказался от своих жизненных устремлений. А как бы ей самой хотелось обустроить свою жизнь? Разумеется, после того, как Карисса выйдет замуж за герцога. Впрочем, она прекрасно знала: замужество или разочарование – только этого ожидали от нее родители. Подобное ожидание являлось их многолетней привычкой. Именно эта привычка и заставила отца отправить ее в компанию едва знакомых людей – с тем чтобы она не вернулась в Лондон и не создала там каких-нибудь проблем. Но теперь-то она лучше знала этих людей, и ее уже не так тянуло домой. Более того, ей даже хотелось задержаться здесь на какое-то время. Ведь тут она была свободна от отцовских упреков, от угроз Ллуэлина и от увещеваний матери.

Конечно, Одрина понимала, что эта свобода – ненастоящая, временная. Тем не менее и такой вариант казался привлекательным.

Джилс продолжал молча возиться со шкатулкой, и Одрина принялась чертить на бумаге разные линии. Внезапно дверь распахнулась, и в комнату стремительно вошла леди Ирвинг. За ней семенила самая маленькая из собак виконтессы – рыжеватая дворняжка по кличке Пенни.

– Резерфорд, спасите меня от своего отца! – воскликнула графиня. – Он вознамерился украсить все головы в этом проклятом пассаже.

Еще несколько дней назад Одрина не поняла бы, о чем речь. Однако теперь она знала, что в Касл-Парре имелся коридор, заполненный античными бюстами, которые Ричард Резерфорд пожелал украсить венками.

– А ты что задумала, моя девочка? У тебя на лице какое-то… непривычно проказливое выражение. – Леди Ирвинг направилась к Одрине, и собачонка последовала за ней, позвякивая подвешенным на шее колокольчиком.

– Непривычное, вы говорите? – спросил Джилс. – Насколько я знаю, у леди Одрины довольно часто на лице такое выражение. У нее весьма изощренный ум…

Проигнорировав его слова, Одрина ответила:

– Я рисую, миледи. Вы ведь знаете, девушки из благородных семейств не должны сидеть без дела.

Леди Ирвинг хмыкнула. Она наверняка произнесла бы и что-то более внятное, но в этот момент в гостиной появился Ричард Резерфорд.

– Розмарин опять закончился, – со вздохом сообщил он. – И всего лишь одной голове не хватает венка. Сынок, как ты думаешь, омела для этого дела подойдет?

Леди Ирвинг закатила глаза. После чего склонилась к листу бумаги, и Одрина уловила сладковатый запах бренди.

– Это что, брошь? – спросила графиня. – Ничего безобразнее в жизни не видела.

– Позвольте взглянуть… – Ричард Резерфорд стремительно приблизился к столику и, посмотрев на рисунок, пробормотал: – Знаете, я видел и более безобразные вещи. Не забывайте, что я рассматривал ювелирные изделия в течение последних двух месяцев.

– Однако в Касл-Парре вы не просили, чтобы вам показали что-то из драгоценностей, – заметила леди Ирвинг.

– В этом не было необходимости, Эстелла, потому что главная драгоценность здесь. – Ричард указал на столик. – Вот эта шкатулка.

– Я не ослышался? – с некоторым удивлением проговорил Джилс. – Отец, ты только что назвал леди Ирвинг по имени?

– И что с того, Резерфорд? – отозвалась графиня. – Что в этом особенного?

– О господи… – произнес Джилс. – Если я всего лишь Резерфорд, почему мой отец…

– Он просто Ричард, – перебила графиня. – Так, по крайней мере, не будет путаницы.

Отложив шкатулку, Джилс со вздохом пробормотал:

– Лучше б мои уши отвалились еще утром.

– Сынок, будь рациональным, – посоветовал ему отец. – Вполне достаточно, чтобы твои уши отвалились несколько минут назад. – В глазах Ричарда плескался смех.

Одрина не видела смысла оставаться серьезной, поэтому с улыбкой сказала:

– В общем, мои художественные устремления пресечены. Видите ли, здесь я изобразила вовсе не брошь, а Касл-Парр.

Джилс тотчас же выпрямился.

– Дайте-ка посмотреть… Он схватил листок. – Касл-Парр?.. Хм… – Его брови сдвинулись.

– Вам не понравилось? – спросила девушка.

– Конечно же, понравилось, – поспешно проговорил Ричард. – Я знаю своего сына уже давно. Он всегда делает такое лицо, когда ему что-то очень нравится.

– Полнейший вздор, – констатировала леди Ирвинг. – Если бы это было брошью, то вот эта заостренная часть проткнула бы кому-нибудь кожу.

– Но ведь здесь изображена не брошь, – возразил Джилс. – Уж поверьте, я способен отличить рисунок ювелирного изделия от рисунка архитектурного сооружения. Ведь я обладаю знаниями в обеих областях.

– Но у нее-то нет таких знаний, – парировала леди Ирвинг.

Одрина забрала свой листок и сложила его пополам.

– Я восприняла критику, – пробурчала она. – И больше никогда не буду ничего рисовать.

– Дайте я еще раз взгляну. – Джилс вытянул листок из пальцев девушки и снова развернул. – Координатная сетка… очень интересно. Никогда не видел, чтобы кто-то использовал такую бумагу.

– Софи сказала, что сама ее делает. – Одрина попыталась отобрать лист, но молодой человек отвел руку в сторону. – Джилс, отдайте. На сегодня я получила достаточно насмешек.

– Одрина, я вовсе не собираюсь над вами насмехаться.

– Постойте-ка! – Ричард скрестил руки на груди. – Я не ослышался?.. За этим столом тоже обращаются друг к другу по имени?

– Да, – подтвердил Джилс. – И я, кстати, считаю, что для венка можно использовать и омелу.

Под столом, словно выражая свое одобрение, тявкнула собачонка по кличке Пенни. После чего, видимо, в поисках крошек печенья ткнулась носом в ноги Одрины.

Дверь меж тем вновь распахнулась, и в гостиную буквально вбежала леди Дадли – с развевающимися седыми волосами, в сдвинутом набок ситцевом переднике.

– Где моя Пенни?! Мне нужна Пенни! – воскликнула виконтесса. – Кто-то стоит у дверей, и мне нужны все мои собаки. – Увидев питомицу, она подскочила к столу и подхватила ту на руки. Звякнул колокольчик, и Пенни лизнула хозяйку в лицо.

– Но кто-нибудь откроет дверь вновь прибывшим? – спросил Джилс.

Леди Ирвинг пробормотала:

– Пожалуй, я схожу посмотрю… Леди Дадли, вы со мной?

Пенни восторженно тявкнула, ответив тем самым вместо хозяйки. И обе дамы тотчас покинули комнату.

Ричард указал пальцем на сына и сказал:

– А ты занимайся шкатулкой. Мы здесь именно ради нее. – С этими словами он тоже удалился.

Разгладив рисунок, Джилс передал листок Одрине и снова взялся за шкатулку.

– Можно подумать, я сам не знаю, из-за чего мы находимся и в этом замке, и в Йоркшире, и вообще в Англии, – проворчал он себе под нос.

– Вы-то с отцом действительно находитесь здесь из-за шкатулки, – подтвердила Одрина. Прежнее ощущение, будто природа затаила дыхание, исчезло, и вместо него пришло ясное восприятие реальности. Теперь-то она отчетливо понимала, что оказалась в Йоркшире совершенно случайно. Так же, как и все остальные.

– Если хочешь, давай я потружусь над шкатулкой, – предложила Одрина.

– Конечно, попробуй. Наверное, я слишком много о ней думаю. Возможно, тебе больше повезет, поскольку она еще не утомила тебя.

Очевидно, не только на нее давило время. Возможно, Джилс воспринимал свой артрит как тикающие часы, в которых его руки были как бы стрелками. И когда эти стрелки сделают полный круг, часы остановятся. Вообще человеческое тело устроено очень сложно и деликатно. Порой оно исправно функционирует в течение многих лет, а порой начинает скрипеть и разваливаться с самого раннего возраста…

– Если хочешь, возьми пока бумагу и порисуй, – предложила Одрина. – Нарисуй брошь или дом. Или и то, и другое.

– Нет… Не вижу в этом смысла, – ответил Джилс, задержав взгляд на ее неумелом рисунке.

Взяв в руки шкатулку, Одрина вновь поразилась ее изяществу. Эта хрупкая коробочка из золоченого дерева более тридцати лет дожидалась того, кто ее откроет. И она смогла бы пережить все это время лишь у такого человека, как Софи, которая получила эту шкатулку, будучи еще совсем молоденькой. Она была слишком юной, чтобы задавать какие-либо вопросы, однако достаточно смышленой, чтобы бережно отнестись к подарку. И долгие годы Софи держала шкатулку при себе, не уделяя ей особого внимания и уж тем более не пытаясь ее открыть. Просто хранила до определенного момента, вот и все.

На ощупь дерево было гладким как фарфор, а резные узоры так и плясали перед глазами. Одрина поднесла шкатулку к уху и постучала по ней. Судя по гулкому сухому звуку, внутри было пусто.

Джилс уже сместил некоторые панельки, и Одрина вернула их в первоначальное положение, изумляясь хитроумности всех этих захватов и зацепов. Панельки даже не пошевелятся, если попробовать сдвинуть их в неверной последовательности.

Прикрыв глаза, Одрина попыталась представить внутреннее устройство шкатулки. Тут, конечно же, что-то посложнее, чем бумажная пружинка. Шпунты?.. Желобки?.. Зубчики?.. Все было плотно состыковано, и при каждом незначительном смещении какие-то детальки внутри высвобождались.

Одрина открыла глаза и опять посмотрела на шкатулку, которая, казалось, дарила свой блеск лишь ей одной.

Она даже не заметила, как снова распахнулась дверь гостиной, однако голос леди Ирвинг проигнорировать было невозможно. Графиня заговорила торопливо, причем ей явно не хватало воздуха:

– Резерфорд… Одрина… девочка моя… Вы должны познакомиться с одной особой… только что прибывшей к нам в замок. Каким-то образом она пробралась сюда по этим отвратительным дорогам и… – Леди Ирвинг сделала глубокий вдох и добавила: – Эта дама привезла еще одну шкатулку с секретом!

Софи находилась в библиотеке, когда к ней заглянул лорд Дадли, чтобы сообщить о прибытии очередной гостьи. Похоже, это становилось обычным делом… За целый год у них не было такого количества посетителей, как в последнюю неделю. И если леди Ирвинг, Одрину и обоих Резерфордов они ожидали, то эта новая гостья появилась совершенно неожиданно.