Тереза Ромейн - Мое сокровище

11 декабря 1820 года

Зимнее солнце зашло рано, над вересковыми пустошами Северной Англии сгустилась тьма, и благоразумные люди предоставили дорогу в полное распоряжение грабителей, отчаянных смельчаков и почтовых экипажей.

Джилс Резерфорд не считал своего отца особо благоразумным, однако преступником или отчаянным тот тоже не являлся, по крайней мере – пока. Резерфорд-старший, которого звали Ричардом, был еще достаточно крепок и бодр для своих пятидесяти с лишним лет, но ему не больше чем Джилсу нравилось путешествовать в темноте – тем более если это путешествие сопровождалось непрерывным дождем. До Рождества оставалась одна неделя, их родная Филадельфия сейчас, конечно же, лежала под снегом, температура там опустилась ниже нуля. Однако здешние зимние ливни пробирали до костей гораздо быстрее, чем морозы.

Так что сегодня отец впервые не возражал против того, чтобы пораньше закончить очередной дневной переезд и почти сразу же согласился остановить карету у постоялого двора «Гоут и Гонлит», расположившегося за древними каменными стенами города Йорк.

Как только их провели в отдельную гостиную, Джилс подсел к камину и протянул к огню ноги в промокших сапогах. А отец тем временем распорядился насчет сытного ужина. Помещение, которое им предоставили, имело низкий потолок и неровный пол – как и во многих других старых постройках в этой стране. Две масляные лампы вовсю старались рассеять царивший в комнате полумрак. Простой деревянный стол и такие же стулья были придвинуты поближе к камину – довольно широкому сооружению из закопченных кирпичей, внутри которого языки пламени не слишком-то весело лизали куски угля.

Имелся здесь и более серьезный недостаток: рама одного из окон покоробилась и в образовавшуюся щель задувал холодный декабрьский воздух. Джилс уже подумывал о том, что он мог бы, наверное, устранить данную проблему, но тут в комнату вновь вошел гостиничный слуга с подносом, на котором стояли глиняный кувшин и кружки. Причем слугу сопровождал какой-то субъект в грязном красном балахоне.

Джилс в удивлении приподнял брови.

– Па, это что, сытный ужин? – спросил он, взглянув на отца.

Проигнорировав вопрос, Ричард встал, чтобы взять кувшин (Джилс очень надеялся, что тот был наполнен горячим кофе), и, посмотрев на человека в красном, осведомился:

– Так вы слуга графа Аллингема? Хм… Весьма польщен.

Джилс нахмурился и проворчал вполголоса:

– Может, нам следует еще поклониться им или сделать реверанс? – Джилс забрал у отца кувшин и кивком головы отпустил гостиничного слугу. О, благословенное тепло!.. От прикосновения к горячей посудине в ладонях и в пальцах возникло приятное покалывание. И Джилс, тотчас же расслабившись, едва не застонал от удовольствия, наполняя первую кружку. Уже усевшись, он вдруг осознал, что пропустил начало истории, которую рассказывал графский слуга, имевший довольно-таки изнуренный вид.

– Поначалу полагали, что леди Одрина находится с визитом у подруги, – говорил новоприбывший, являвшийся, по всей видимости, ливрейным лакеем (судя по его алому одеянию, которое после многочасового путешествия верхом было сверху донизу заляпано грязью). – Но потом, когда все сроки миновали, а леди Одрина так и не вернулась, у графа возникло подозрение, что она сбежала со своим поклонником.

– Лично мне подобные подозрения кажутся преждевременными. Почему бы не предположить, что она отправилась со своей служанкой по магазинам… или навестила еще одну подругу? – сказав это, Джилс почти физически ощутил укоризненный взгляд отца. – А что?.. – продолжал он. – Такой вариант кажется более вероятным, чем бегство с каким-то проходимцем.

Нисколько ни изменившись в лице, графский лакей возразил:

– Прошу прощения, сэр, но, откровенно говоря, леди Одрина относится к тому сорту девиц, которые охотнее сбегут в Шотландию, нежели отправятся в Мейфэр[1].

– Хм… убедительный аргумент. – Джилс отхлебнул из своей кружки. Кофе оказался крепким и обжигающим, оставлявшим на языке горечь и наполнявшим тело приятным теплом.

– Граф не может допустить, чтобы его младшая дочь сбежала с возлюбленным, – продолжал лакей. – Его светлость вместе с леди Ирвинг, с которой вы, по его словам, знакомы, сейчас также направляются сюда.

– Ах, леди Ирвинг… – протянул Джилс. – Замечательно! Твоя работа, отец, не так ли? Ты настолько уверен, что она непременно пожелает продать свои драгоценности, что посвятил ее во все детали нашего маршрута?..

Ричард, казалось, не расслышал слов сына, что, конечно же, являлось несомненным подтверждением верности данного предположения.

– Не думал, что леди Ирвинг склонна к дальним странствиям, – произнес Резерфорд-старший. – Мы виделись с ней в Лондоне несколько недель назад… Надеюсь, она по-прежнему в добром здравии?

– Насколько мне известно, сэр, ее светлость отлично себя чувствует. Она изъявила готовность помочь лорду Аллингему и ничуть не сомневается, что столь любезные джентльмены, как вы, сделают то же самое.

– А вот меня-то не стоит считать любезным, – пробурчал Джилс, поморщившись и массируя пальцы. После таких вот длительных переездов, как сегодня, руки у него болели гораздо сильнее, чем обычно.

Переступив с ноги на ногу, графский лакей поправил на своей коротко остриженной голове чуть сползавший набок парик. Этот странный головной убор явно утратил изначальную форму, однако пудра на нем тем не менее сохранилась (как он вообще пережил столь дальнее путешествие?). Возможно, обладатель парика спрятал его под ливрею и водрузил обратно на голову лишь перед тем, как войти сюда.

Ох уж эти англичане с их традициями… Имидж – прежде всего! Хотя Джилс и сам – по материнской линии – был наполовину англичанином, он никогда не понимал этих британских причуд.

Прикрыв надлежащим образом макушку, графский лакей продолжил свою речь, сделав вид, что не расслышал заявление младшего Резерфорда.

– В том случае, если беглецы появятся здесь раньше, чем их преследователи… В общем, его светлость просит вас арестовать обоих, дабы…

– Арестовать?.. – перебил Ричард. Седеющий, но по-прежнему элегантный Резерфорд-старший резко выпрямился на стуле.

Джилс, унаследовавший от матери худощавое телосложение и рыжий цвет волос, внешне мало походил на отца, но на лице его сейчас появилось точно такое же – почти восторженное – выражение. Ведь все услышанное позволяло надеяться на еще одно приключение! Впрочем, он тут же нахмурился и пробормотал:

– Знаешь, па, а ведь слово «арестовать» англичане часто используют в значении «задержать, остановить». Вы ведь именно это имели в виду, не так ли?

– Да, сэр. Вас просят задержать их. Если вам, конечно, не трудно.

– Задержать карету… Это может получиться очень эффектно. – Ричард Резерфорд улыбнулся и призадумался. – Соорудить на дороге какое-нибудь препятствие, а потом, когда экипаж остановится, распахнуть дверцу и вызволить юную леди из беды. Что скажешь, Джилс?

– Я скажу… Полагаю, нам не следует в это вмешиваться, – неожиданно для самого себя заявил Джилс. – Одного объекта для охоты нам вполне достаточно.

– Где же твой рыцарский дух, сынок?

– Я оставил его на пристани в Филадельфии. – И действительно, вряд ли он поступил по-рыцарски, покинув младших сестер и братьев на пороге совершеннолетия (особенно – Рейчел, по-прежнему остававшуюся ребенком, несмотря на свой далеко не детский возраст). Однако средства на их содержание находились в распоряжении отца, и он опасался, что без его, Джилса, присмотра тот может полностью все растратить.

В большинстве семей обычно именно сыновья пускаются в различные авантюры, тогда как папаши стараются их вразумить. У них же в семье все было наоборот (вот только Джилсу никогда не удавалось отговорить родителя от предпринимаемых тем рискованных затей). И потому после двухмесячных странствий по Англии, во время которых они посетили каждый уголок, где его покойная мать могла бы спрятать свои драгоценности или же оставить на сей счет какие-либо указания, они оказались сейчас на этом постоялом дворе без особых дальнейших перспектив.

Более того, вместо этих самых «перспектив» они сейчас видели перед собой графского слугу, просившего их спасти какую-то избалованную английскую аристократку.

Руки по-прежнему пронизывала боль, и Джилс поймал себя на том, что постоянно сжимает и разжимает кулаки, лежавшие на столе. Когда он испытывал такую боль, время текло для него совсем иначе – словно какими-то рывками. И чем дальше, тем труднее становилось отказаться от поисков, ради которых они с отцом пересекли океан, ради которых он, Джилс, покинул близких людей, так нуждавшихся в нем сейчас…

Чуть приподняв руки, Джилс резко встряхнул кистями, чтобы снять напряжение в суставах. Взглянув на графского слугу, спросил:

– Но с чего вы взяли, что счастливая парочка еще не миновала эту гостиницу? Если бы вы обогнали их на дороге, вы бы их наверняка заметили.

Слуга переступил с ноги на ногу и снова поправил на голове парик.

– Да вы сядьте, – предложил Джилс. – Вот сюда, к огню. Вы, должно быть, продрогли. – И он покосился на отца, как бы говоря: видишь, не такое уж я чудовище.

– Благодарю вас, сэр, но я не могу сесть. Это недопустимо. – Графский посланник мотнул головой, отчего его парик снова сполз набок. – Я полагаю, их карета где-то сломалась, поскольку следы колес исчезли с дороги. И я уже не мог определить, куда они направились.

– Отчего же? – удивился Ричард. – Карета ведь большая и тяжелая. Когда она катится, она приминает траву, сдвигает камни…

– Думаю, подобные детали нелегко разглядеть в такой ливень, – заметил Джилс. Почти все дороги в этой стране были старые, с весьма глубокой колеей. Излишняя влага быстро превращала их в месиво, а дождь вперемешку с мокрым снегом не прекращался уже третий день. Так что сбежавшая из Лондона парочка, возможно, как раз сейчас подъезжала к Йорку. – И вообще, они могут остановиться на другом постоялом дворе, – продолжал Джилс. – Могут даже поехать по другой дороге, так что…