– Знаю. – Я посмотрела вниз, на окружающую нас красоту. – Просто благодать.

Мы сели на скамейку, и я протянула ей термос с горячей водой.

– Если я с тобой соглашусь и прощу тебе слово «благодать», мы начнем спускаться прямо сейчас?

– Может быть, – улыбнулась я.

Джордан сделала большой глоток, потом еще один.

– Знаю, ты думаешь, что я стану тебя осуждать.

– Неправда, – ответила я. – Ты уже меня осудила.

– И каков приговор?

Я громко рассмеялась – пожалуй, слишком громко, чтобы мой смех мог показаться искренним. Джордан повернулась ко мне:

– Послушай, Энни…

– Неудачное начало, – перебила я. – Очень неудачное. За всю историю Вселенной еще никто не сообщил мне ничего хорошего после слов «Послушай, Энни». И что-то мне подсказывает, что ты не исключение.

– Я просто хотела сказать, что понимаю – правда понимаю. Тебя бросили, и ты в порыве чувств приняла необдуманное решение. Естественно, в обычных обстоятельствах ты бы ничего подобного не сделала.

Я наклонила голову в ее сторону:

– И по-твоему, это должно меня утешить?

– Я просто говорю, что твое поведение вполне естественно. Ты хотела начать новую жизнь, доказать, что оправилась быстрее Ника. Ну так обнови страничку на «Фейсбуке», сделай себе статус «Замужем», а рядом – дурацкое красное сердечко, чтобы все знали, что ты неодинока. Ты довольна. Ты счастлива… – Она выдержала паузу. – А потом возвращайся домой.

– Дело не в этом, – ответила я. – У меня и страницы-то на «Фейсбуке» нет.

– Тогда я вообще ничего не понимаю.

– Джордан, я знаю, что ты обо всем этом думаешь. – Я обвела рукой вокруг себя. – Но я правда счастлива. Конечно, к новой жизни привыкаешь не сразу – а как же иначе? Только не говори, что у вас с Саймоном все шло гладко с самого начала. Тоже ведь были трудности – с Сашей, с его бывшей женой…

– Были, но не такие.

– Я счастлива.

– Ты все время это повторяешь.

– Тогда что тебе не нравится?

Джордан посмотрела прямо на меня:

– Если ты счастлива, почему у тебя такой несчастный вид?

Я прикусила язык. И тут из глаз у меня хлынули слезы. Я сидела на вершине дурацкой горы со своей лучшей подругой и плакала – плакала о том, что потеряла работу, что на меня обрушилась чокнутая семейка Гриффина, а его высокохудожественная бывшая девушка меня ненавидит; о том, что мне приходится жить в чужом городе, который не может стать мне домом. А еще о том, что за всей этой свистопляской я утратила связь с Гриффином… и с самой собой.

– Я понимаю: скоро открытие ресторана. Но на меня столько всего навалилось, и я чувствую себя так…

– Как будто ты здесь чужая?

– Как будто я везде чужая.

Джордан с недоумением посмотрела на меня, но я не знала, как объяснить по-другому. Просто я начала осознавать, что в последнее время, да и вообще всю свою жизнь, я постоянно куда-то стремлюсь, не останавливаясь достаточно надолго, чтобы понять, что мне нужно для счастья. Понять, в чем разница между бесцельным движением и прибытием в некое место. И вот теперь я наконец остановилась, но смогу ли я удержать счастье и сохранить стабильность, даже если захочу?

– Меня мучает еще один вопрос, – сказала Джордан. – Не поможешь разобраться? Как может женщина, которая семь раз ходит в магазин, прежде чем купить кофейник, выйти замуж за мужчину, даже не зная его второго имени?

– У Гриффина нет второго имени.

– Ну, это ты так думаешь.

Я рассмеялась – на этот раз вполне искренне, – потом вытерла слезы и постаралась взять себя в руки.

– Ну уж в этом ты одна виновата, – сказала я. – Сама же велела мне стать своей противоположностью.

– Что-то я такого не помню.

Я обескураженно посмотрела на нее. Этот совет должен был спасти мне жизнь, на нем зиждилось все мое новое «я», а она даже не помнит, как мне его дала!

– Твой авторитет серьезно подорван, – заметила я.

– Еще один, последний вопрос. Ты его любишь?

Я не колебалась ни секунды:

– Да. Очень.

И это была правда. Может, я и начала новую жизнь, поддавшись минутному порыву, желая кому-то что-то доказать. Но я любила Гриффина, любила всем сердцем, и при мысли об этом мне сразу стало лучше.

Джордан надвинула шапку на глаза.

– Если это правда… если ты думаешь, что это правда… тебе будет нелегко услышать то, что я сейчас скажу. Ты должна его бросить.

– С ума сошла? Ты вообще меня слышала?

– А сама-то ты себя слышала? Энни, такая жизнь не по тебе. Не уживешься ты в этом захолустье. Тебе нужна свобода. Полная свобода.

– Кто сказал?

– Умные люди.

– Может, «умным людям» стоит провести в моей жизни больше десяти минут, прежде чем о ней судить? Может, «свобода» – это то же самое, что «нечего терять»[12]?

Джордан склонила голову набок:

– Мне послышалось или ты только что процитировала Дженис Джоплин?

– Может, и процитировала! – бросила я, повышая голос и начиная терять терпение.

В ответ Джордан заговорила спокойнее и тише, словно с сумасшедшей:

– Все еще можно исправить, если аннулировать брак. Хочешь, я это устрою?

Я мотнула головой, чувствуя, что закипаю.

– Поверить не могу, что ты такое говоришь!

– Тогда почему выходишь из себя? Если я не права хотя бы отчасти, зачем так горячиться?

– Нет, ты не права, – отрезала я, вставая. Я решила сбежать от нее прежде, чем мы обе зайдем слишком далеко и наговорим друг другу слов, о которых потом пожалеем.

– Ты куда? – спросила Джордан.

– Не хочу больше об этом. Я бы никогда не стала так отзываться о твоей жизни.

– Что поделаешь? Я – не ты. Я та еще стерва, по крайней мере временами, и это ни для кого не секрет. А еще не секрет, что я люблю тебя больше всех на свете. И не надо делать вид, будто сомневаешься. Я забочусь о тебе и о том, что хорошо для тебя, и мой брат тут совершенно ни при чем.

Я посмотрела прямо на нее:

– А, так он снова стал твоим братом?

Она спокойно выдержала мой взгляд:

– Это не имеет никакого значения, Энни. В любом случае я хочу для тебя того, чего ты сама хочешь.

Я обвела рукой вокруг себя, охватывая жестом всю беспредельную гору:

– Вот чего я хочу. Тебе не приходило в голову, что я нашла именно то, о чем всегда мечтала?

– Да? И давно ты об этом мечтаешь? Извини, конечно, но я не собираюсь просто сидеть и смотреть, как ты отказываешься от того, чего на самом деле хочешь, – любить, пока смерть не разлучит вас. Временное помешательство Ника еще не повод переезжать в захолустье вместе с мистером Кашеваром.

Я растерялась и не знала, с чего начать, но все-таки заставила себя начать хоть с чего-нибудь:

– Во-первых, это не захолустье. Тут недалеко университет штата, если ты не в курсе.

– А еще музей-ферма, если ты не в курсе.

Я развернулась и пошла прочь – по глубокому снегу, к тропе, которая уведет меня вниз, подальше от Джордан.

Я слышала, как она шла за мной, стараясь не отставать, а потом остановилась.

– Между прочим, с Перл у него все кончено! – крикнула Джордан мне вслед. – Вдруг тебе интересно. Все кончилось еще до того, как началось.

Я не обернулась – застыла на месте, но не обернулась.

Снова послышались шаги Джордан. Она подошла ближе и остановилась прямо у меня за спиной.

– Он сейчас в Лондоне – заканчивает съемки фильма. Пытается найти работу в Европе и не закиснуть окончательно. Говорит, что не может вернуться домой без тебя. Прямо жалко его.

Я по-прежнему стояла не двигаясь. Джордан понизила голос:

– Послушай, Ник осознал, какую совершил глупость. Но он не приедет и не попросит прощения, если я скажу, что ты счастлива. Но если я скажу, что ты несчастна…

Я быстро повернулась и метнула на нее испепеляющий взгляд:

– Даже не думай! Я не шучу, Джордан. Только этого мне еще не хватало!

– Тогда скажи, что тебе все равно. Скажи, что еще шесть месяцев назад ты готова была любить Ника до конца жизни, а теперь тебе все равно.

– Прошло больше шести месяцев.

– Прошу прощения – семь месяцев назад.

Я отвернулась и пошла дальше.

– Мне все равно, – сказала я.

– Может, повторишь, глядя мне в глаза? Думаю, получится более убедительно.

Я продолжала спускаться.

– Сейчас ты мне не особенно нравишься.

– Ничего, – крикнула Джордан мне вслед, – переживу.

21

На ночь Джордан не осталась, а поехала в Нью-Йорк, откуда надеялась улететь в Лос-Анджелес первым же утренним рейсом. Она сказала, что переночует в аэропорту, но я подозревала, что на самом деле у нее в планах провести пару дней в Нью-Йорке, Бостоне или еще где-нибудь – лишь бы не со мной в провинциальном Уильямсберге, – прежде чем вернуться в Калифорнию. Как бы там ни было, меня не покидало ощущение, будто Джордан все еще здесь – прямо в доме, в нашей с Гриффином спальне. Ее голос звучал у меня в ушах так громко, словно она стояла рядом со мной: «Ты не должна тут оставаться…»

Отчасти именно поэтому я пошла в ресторан к Гриффину. Мне казалось, это мудрое решение – побыть вдвоем, постараться снова сблизиться, помочь ему с бесконечными приготовлениями к открытию. Но в ушах у меня по-прежнему звучали слова Джордан… Как я не поняла, что самым мудрым решением было бы остаться дома?

Мы вместе украшали ресторан гирляндами белых искристых фонариков в виде цветов лотоса, оплетая ими крышу и фасад наподобие виноградных лоз.

– Поверить не могу, что до открытия всего неделя, – сказала я.

– Десять дней! – поправил Гриффин.

– Десять дней, – повторила я.

Я стояла на стремянке, а Гриффин светил мне фонарем, чтобы хоть немного рассеять темноту. Он расспрашивал о Джордан, и я, не желая рассказывать ему правду, резко сменила тему.

– И потом, это всего лишь предварительное открытие, – продолжил Гриффин.