– Миссис Патни… – пробормотала я. – Или можно называть вас просто Эмили?

Она пристально поглядела на меня, но ничего не ответила. И тут меня понесло. Я говорила и не могла остановиться, отчаянно пытаясь спасти положение, – моя обычная защитная реакция.

– Очень приятно познакомиться… Гриффин рассказывал о вас столько хорошего… как же я рада, что мы наконец-то встретились…

Эмили смотрела на меня так, словно я говорила по-китайски, – лучше бы так оно и было!

– Представляете, мою собаку зовут Мила – немного похоже на Эмили, правда?

– Разве? – проронила она.

Неужели я правда думала, будто мать Гриффина оттает, если услышит, что ее имя похоже на кличку моей собаки?

– Не то чтобы ваши имена рифмовались… хотя, если произнести их достаточно быстро… или достаточно медленно… – Я смешалась и добавила уже совсем тихо: – Я очень люблю Милу…

Эмили отвернулась от меня и обратилась к сыну:

– Я раздавила футбольный мяч, когда подъезжала к дому. Давно пора повесить на деревья фонари. Слышишь, Грифф? А если бы это был человек?!

– Мама, что ты тут делаешь? – Гриффин одернул на животе рубашку. – Еще и в полночь?

Я наклонилась к валяющемуся на полу лифчику и попыталась незаметно запихнуть его под кровать – сначала руками, потом, почувствовав на себе взгляд Эмили, ногой.

– Мне сообщили, что у моих сыновей рушится жизнь, и я решила сама во всем разобраться. После лекции я села в машину, и вот я здесь. И желаю знать, в чем дело. Так что рассказывай.

– Все очень запутано.

– Так постарайся распутать, – ответила Эмили, скрестив на груди руки.

Меня настолько ошеломила встреча с матерью Гриффина, которая, судя по всему, считала в порядке вещей без предупреждения вломиться в спальню к сыну и устроить ему допрос, что смысл ее слов дошел до меня не сразу. Она примчалась из другого города, потому что рушится жизнь ее сыновей (во множественном числе)… То есть и Джесси, и Гриффина… И почему, интересно, жизнь Гриффина рушится? Он – успешный шеф-повар, вот-вот откроет собственный ресторан. Дела у него идут прекрасно. Единственное, что изменилось, – Гриффин женился на мне. И тут до меня начало доходить, что именно это и не устраивает Эмили.

– Подожди… тебе что, позвонил Джесси? – удивленно спросил Гриффин.

– Нет, не Джесси, как ни печально. Шерил и Джиа. Они позвонили вместе.

И тут Эмили Патни решила, что пришло время разобраться со мной.

– А вы, стало быть, Энни?

И она посмотрела на меня таким взглядом, что мне на полном серьезе захотелось ответить: «Нет». Но прежде чем я успела раскрыть рот, послышался топот: кто-то бежал вверх по лестнице, прыгая как минимум через две ступеньки.

Мы обернулись и увидели на пороге запыхавшегося Джесси с близнецами на руках. Лица у мальчиков были перемазаны в томатном соусе, апельсиновом соке и сахарной пудре.

– Привет, мам! – Джесси улыбнулся от уха до уха. – Я так и думал, что это твоя машина стоит перед домом. Ты в курсе, что раздавила футбольный мяч близнецов?

– Дорогой, – сказала Эмили, – из всех вопросов, которые требуют ответа, этот, думаю, не самый важный.

* * *

Вскоре комната опустела: Эмили пошла укладывать младших мальчиков спать, а старшие мальчики отправились на первый этаж поговорить с ней. Я приняла душ и, даже не убрав фотографии, забралась в постель и попыталась уснуть, чтобы день поскорее закончился.

Однако уснуть мне не удалось. Я просто лежала в темноте, пока глаза не привыкли к тусклому лунному свету и я не начала различать узоры на потолке – буквы и цифры, складывающиеся в таинственную формулу, которую я никак не могла понять. Этим я и занималась – пыталась разгадать формулу, – когда Гриффин вошел в комнату и лег рядом со мной.

Я думала, он извинится – извинится за поведение своей матери, за ее грубое вторжение в наш дом в конце и без того трудного для меня дня. Но Гриффин молча лежал, прикрыв глаза рукой, и ждал, заговорю я или нет. Ждал, выскажу ли я то, что думаю про себя: «Это уже слишком».

– Мама в курсе, что мы женаты, – произнес наконец Гриффин. – Я сообщил ей, когда мы уезжали из Лас-Вегаса, – хочу, чтобы ты знала. И еще раньше, на четвертый день после нашей встречи, я позвонил ей и сказал, что женюсь на тебе, как только ты согласишься. Хочу, чтобы ты знала и об этом.

Я повернулась к нему:

– Правда?

Он кивнул.

– Это так мило…

Гриффин немного помолчал.

– Энни, пойми, она давно знает Джиа. У них очень близкие отношения. Джиа очень терпимо относилась к Эмили, хотя с ней иногда нелегко. Ей просто нужно немного времени, чтобы к тебе привыкнуть.

– К кому? Джиа или Эмили?

– Очень смешно…

– Она думает, что ты совершил ошибку, да? В смысле когда на мне женился?

– По-моему, мама просто немного растеряна. Понимаешь, у нас с тобой все произошло очень быстро, а…

– А с Джиа ты прожил тринадцать лет?

– Да.

Мне было неприятно недоумение Эмили, но я его разделяла. Нас обеих мучил один и тот же вопрос, и, если честно, я немного побаивалась получить на него ответ.

А потом я просто взяла и задала его – ну, или вроде того.

– А почему, по ее мнению, ты женился на мне, а не на Джиа? Как она это объясняет?

– Послушай, тут нет ничего личного, – ответил Гриффин – если это можно назвать ответом. – Просто у мамы… несколько старомодные понятия о приличиях.

– Правда? Что-то я не заметила.

Гриффин рассмеялся.

Мне невольно вспомнилась их встреча с моей мамой: как доброжелательно Гриффин к ней отнесся, как великодушно, как отказывался в чем-либо ее винить. Часть меня хотела ответить ему тем же и закрыть глаза на поведение Эмили и ее неожиданный визит.

Но я не могла: другая моя часть не имела ни малейшего желания проявлять великодушие. Вот мать Ника полюбила меня как родную дочь еще до того, как мы с ним начали встречаться. И на что же могу я надеяться на этот раз? Видимо, на то, что со временем свекровь научится меня терпеть.

Но я не стала ни просить Гриффина растолковать мне поведение его матери, ни сравнивать ее (по крайней мере, вслух) с другими матерями, которым не составило труда полюбить меня с самого начала. Вместо этого я сделала единственное, что мне оставалось, – опять принялась разглядывать узоры на потолке. Прекрасные, успокаивающие узоры.

– Я сошла с ума или тут правда есть какая-то система? – спросила я, указывая на потолок.

Гриффин словно окаменел – всего на мгновение. Но за это мгновение я поняла, чего он боится и что сейчас последует правда. Очередная правда о том, насколько тесно все переплетено – его прошлое, наше настоящее…

– Вообще-то это рецепты.

– Рецепты?

– Да. Рецепты первых блюд, которые я приготовил как профессиональный повар.

– А что это были за блюда?

– Свинина конфи со сладким перцем. Рагу из ягненка. Лимонный кекс.

– От лимонного кекса я бы сейчас не отказалась…

Я посмотрела на потолок совершенно другими глазами и поняла, что слова – это ингредиенты, цифры – их количество, а линии между ними – кругообразные движения ложки, которая все перемешивает. Удивительно. И грандиозно.

И тут я увидела еще кое-что – и как я могла не заметить раньше? – рисунок буквы «м» о чем-то мне напоминал – о точно такой же букве «м», которую я где-то недавно видела. И внезапно я вспомнила где.

– Это Джиа нарисовала?

– Да, – ответил Гриффин, – это Джиа нарисовала.

– А твоя мама, разумеется, помогала?

Я просто пошутила – или, вернее, попыталась пошутить. Но Гриффин ничего не ответил.

Тогда я повернулась на другой бок и заснула.

18

Утром я обнаружила в электронном ящике имейл с напоминанием о том, что сегодня я еду с близнецами на экскурсию в Хартфорд. Мне переслал его Джесси, а ему, в свою очередь, Шерил. Клэр отправила ей сообщение с просьбой переслать его сестре – то есть мне – и улыбающимся смайликом. «Сестре?!» – писала Шерил мужу. Затем следовал целый ряд выражений, гораздо менее дружелюбных, чем улыбающийся смайлик.

Меньше всего на свете мне хотелось бежать в школу к девяти пятнадцати и усаживать детей в автобус. Поправка: меньше всего на свете мне хотелось вылезать из постели и собирать раскиданные по полу фотографии. Еще поправка: меньше всего на свете мне хотелось вылезать из постели, разговаривать с мужем и помогать ему в ресторане, как я вчера пообещала, а потом разбираться с фотографиями. Последняя поправка: меньше всего на свете мне хотелось столкнуться со свекровью по дороге в ресторан.

Поэтому, когда Джесси предложил отвезти нас с близнецами в школу, я сразу же согласилась. Сам он ехал в институт, чтобы поработать над диссертацией и лишний раз не встречаться с матерью.

Но когда Джесси остановился перед школой и близнецы выскочили из машины, я увидела на ступеньках микроавтобуса Джиа. На ней были темные очки, которые наверняка смотрелись бы великолепно с ее оранжевым шарфом.

– Вот черт… – выругался Джесси, когда Джиа подняла глаза и посмотрела прямо на нас.

– И что же нам делать?

– Может, помахать? – предложил он.

Но меня мучила не столь насущная проблема.

– Она что, тоже едет? Это же детский музей! Естественно-научный детский музей! И вообще, разве ей не надо вести уроки?

– Видимо, не сейчас.

Я тяжело вздохнула, поплотнее укуталась в отвратительное пальто со стразами и открыла дверцу машины:

– Ну, тогда пошли.

– Куда это? – удивился Джесси.

Джиа по-прежнему смотрела прямо на нас. Она по-прежнему смотрела на нас сквозь лобовое стекло.

– Поздороваться.

– Ни за что, – помотал головой Джесси. – Неудобно как-то.

– Неудобно?

– Угу.

Я метнула на него испепеляющий взгляд:

– Джесси, ты что, отправишь меня туда совсем одну?

– Никуда я тебя не отправляю, – ответил он, включая зажигание. – Если хочешь дать деру – я только за. Готов отвезти тебя куда угодно. В смысле куда угодно между этим местом и МТИ.