– В таком случае, Кей, я с вами прощаюсь. Мы с Сюзи все проверим.

Алекс кивнул Кей и сделал знак своей напарнице, худенькой бледной женщине в очках, спрятанной как в кокон в серый костюм. Все это время она что-то записывала в блокнот. Сюзи была похожа на солдата в юбке, ее движения отличались резкостью и необыкновенной точностью. Казалось, каждый ее жест, взгляд, поворот были тщательно продуманы и заранее спланированы. Ее глаза смотрели строго и прямо, и только когда ее взгляд падал на Алекса, в них происходило еле заметное изменение. Они будто оживали и теплели.

Сюзи относилась к той категории людей, у которых смысл жизни заключался в поминутном распорядке дня и тщательно выполненной работе, причём не зависимо от ее характера, будь то игра на фортепиано или складывание скрепок.

Из таких людей получаются великолепные исполнители, это – люди-тени, они всегда находятся где-то на втором плане. Сюзи так же дотошно выбирала мужчину, с которым бы она могла связать свою жизнь, но, увы, из этого ничего не вышло, кроме хронологических записей в ее дневниках, аккуратно сложённых на полке.

Правда, один эпизод все-таки застрял в её калькулятивной памяти. Одно время Сюзи довольно долго встречалась с одним некрупным бизнесменом, которому очень импонировала её организованность. Причиной, расторгнувшей их «романтическую» любовь, если так её можно назвать, была его манера не ставить туфли на место, которое было им отведено. Тогда Сюзи окончательно поняла для себя, что этого она не сможет выносить, хотя во всем остальном он ей нравился.

Сюзи была превосходной помощницей, с ней было очень хорошо «иметь дело». У нее всегда было ровное настроение, четкий распорядок дня не давал ей повода расстраиваться, и эмоциональные сбои в её жизни случались очень редко. Люди свободной профессии – художники, музыканты, литераторы – всегда ее раздражали, она была уверена, что они летают в облаках и никак не могут с них спуститься, хотя еле-еле сводят концы с концами.

В свободные вечера Сюзи предпочитала оставаться дома, она включала канал «Огородники», который считала самым полезным, и, узнав, как сажать редьку и ухаживать за ней, с чистой совестью предавалась однообразным сновидениям.

Фрагмент 17Ф

Алекс слыл очень хорошим детективом, он был перфекционистом, любил последовательность и порядок в делах. Такие люди часто становятся большими занудами, но Алексу удалось избежать этой участи, он старался сдерживать свой педантизм, и периодически позволял себе «вольности» и небольшой хаос.

Он закончил в Оксфорде юридический факультет, его обаяние, хорошие манеры и шарм помогли ему создать хорошую репутацию даже среди снобов. Вернувшись в Париж, он открыл своё частное агентство, которое очень быстро приобрело популярность. Алекс по-настоящему был влюблен в свое дело, поэтому, несмотря на отсутствие необходимости, он часто сам брался за расследование. Больше всего его занимали дела, связанные с искусством или антиквариатом. С Жаком он познакомился в галерее, когда купил картину, оказавшуюся его творением. Алекс с детства занимался живописью, и даже сейчас в его кабинете стоял мольберт. Периодически он устраивал себе выходные, тогда он брал несколько бутылок вина, натягивал холст, включал любимую музыку и писал, пока не напивался. Его картины часто оказывались незаконченными, он в шутку называл их «алкоголическим сюрреализмом», а дни запоя – «красным периодом», потому что утром он просыпался с красными глазами, винными пятнами на рубахе и в губной помаде одной из своих пассий. Алексу нравились женщины, но он был настолько занят собственной персоной, что той порции любви, которая у него оставалась, хватало только на то, чтобы немного влюбиться, увлечься, но не полюбить, поэтому в свои 39 лет он оставался холостяком. Помимо этого, он не хотел брать на себя обязательства, так как слишком серьезно к ним относился. К тому же, ему всегда казалось, что нет такой женщины, с которой бы он хотел прожить всю жизнь, более того, нет даже такой, с которой он был бы не прочь провести целую неделю. Поэтому он предпочитал разнообразие, хороший секс и отсутствие звонков по телефону. Женские нежности он не очень любил, так как чувствовал себя в такие моменты маленьким мальчиком, что было ему не совсем приятно. Он любил властвовать и быть главным.

Интерес к живописи сблизил Алекса с Жаком, он любил красоту во всех ее проявлениях, и на сегодняшний день обладал замечательной коллекцией картин современных художников. Он мечтал о создании собственной галереи и последнее время, как ему казалось, был уже близок к осуществлению своей грезы.

У Жака он в свое время брал уроки по акварели, за которые последний отказался взять деньги. Алекс не любил быть в долгу и ждал случая его отблагодарить. Поэтому, когда художник обратился к нему за помощью, он с огромной радостью и усердием принялся за дело. Ему хотелось сделать все возможное для этого удивительного человека.

Сразу же после беседы с Кей, он попросил Сюзи отправиться в отель, чтобы узнать судьбу вещей Марка, оставшихся в номере, и найти горничную, которой Кей отдала портрет. Сюзи молча выслушала задание, кивнула, и, закрыв записную книжку, произнесла:

– Да, Алекс, я все сделаю и сегодня после шести сообщу о результатах.

Что-то вроде короткой улыбки мелькнуло на его лице, он знал, что Сюзи сделает все, как нужно, и что ровно в 18.00 раздастся ее звонок. Сюзи была предсказуема, иногда она напоминала ему не человека, а инструкцию к человеку. Разговор с Сюзи никогда не мог выйти за рамки работы, все остальное всегда оказывалось за скобками ее интересов. Тем не менее, она очень нравилась Алексу как помощница, и он испытывал неподдельный интерес к ее личности: может ли этот живой компьютер когда-нибудь дать сбой?

Когда Сюзи скрылась за стеклянной дверью клиники, он еще некоторое время стоял в задумчивости. Сегодня его что-то задело, но он не совсем мог понять это чувство. Он вспомнил Жака и Кей. Эта девушка ему понравилась, хотя он не хотел себе до конца в этом признаться, но он поймал чувство радости, когда представил, что увидит ее снова. К тому же Кей заинтересовала его еще и тем, что была русской, а он всегда испытывал интерес к этой стране и в свое время перечитал всю историю Российского государства. У Алекса никогда не было русских знакомых, только несколько полотен современных художников, одно из которых было его любимым. От этой картины веяло покоем, на ней был изображен зимний лес: заснеженные лохматые деревья, худые серо-коричневые стволы, сотни оттенков белого, сотни граней тишины и легкий намек на чудо. Почему он ее любил? Алекс пытался объяснить себе это (он всегда любил логически обосновывать свои чувства, у него всегда были а,б,в… ), но так и не смог. Все его доводы и догадки оказывались какими-то надуманными и не отражающими сути. Поэтому для себя он отметил, что иногда лучше не пытаться раскладывать чувства, а просто воспринимать и не думать. Правда, последнее у него плохо получалось, мысль Алекса всегда пребывала в нескольких плоскостях размышлений, он одновременно мог думать о разнородных вещах. Иногда ему казалось, что его рассуждения похожи на этажи, которые «мыслятся» одновременно. Последнее время, это стало для него проблемой, он плохо засыпал, не мог переключаться с разума на ощущения, отчего последние у него находились в зажатом состоянии. Алекс был скуп на проявление чувств, которые, не успев появиться, тут же остывали под контролем разума.

На людей он производил несколько холодное, хотя и приятное впечатление. В его ленивой медленной походке, змеиной эластичности жестов, строгой улыбке было что-то завораживающее. Люди, оказавшись рядом с Алексом, всегда вдруг входили в состояние интеллектуального транса и подчиненности. В нем было нечто гипнотическое, его сильная воля обволакивала любого и медленно, приятно душила. С Алексом все соглашались, его слушали, ему верили. Никто бы не мог подумать, что этот человек может лгать, или что он может не выполнить обещанного. Алекс любил доводить все дела до конца и больше всего ненавидел состояние неопределенности, которое его выматывало и раздражало. Он привык все предусматривать, все просчитывать, и любая нестабильность расшатывала его веру в самого себя, которую он так старательно взращивал в себе на протяжении всей жизни. Несмотря на кажущийся реализм и практичность, в нем удивительным образом уживался очень тонкий романтик, его всегда тянуло к творческой среде, ему нравились люди, в жизни которых было место для полета, которые не жались к земле и умели быть свободными. Правда, это был романтизм «выходного дня», а все остальное время он оказывался за решеткой непрекращающегося анализа и синтеза.

Фрагмент 18Ф

Жак сидел на скамейке в парке и рассеянно смотрел на мурлыкающих голубей. Он серьезно переживал по поводу случившегося и во всем винил себя и собственную неосмотрительность. Из-за его беспечности Кей, да и он сам, могли серьезно пострадать. Им подсыпали хорошую дозу наркотика, и они чудом уцелели. Жак помнил тот вечер обрывками, их с Кей вывезли за город и оставили недалеко от дороги. Если бы не случайный прохожий, который побежал за своей собакой, неизвестно, каков был бы исход этого вечера. Жака и Кей срочно госпитализировали, он очень быстро оклемался и уже на следующий день подписал отказ от лечения и занялся заботой о Кей, которая еще несколько дней оставалась в слабом состоянии.

Сегодня, наконец, она вернется обратно, но, негодуя на себя за свою оплошность, Жак понял, что он не годится для ее защиты. Он не знал, чем занимался Марк, но случай с Аладдином заставил его испытать страх. Он не понимал, зачем кому-то понадобилось так жестоко с ними обойтись. Поэтому сейчас Жак обдумывал план безопасного пребывания Кей в Париже и не придумал ничего лучшего, как попросить Алекса, чтобы она какое-то время пожила у него. Ему казалось, что это самый верный и безопасный вариант.