– Хочешь, чтобы я продолжил?

Я думаю, что, если его попросить, он будет и дальше выдавать информацию. Но, отягощенная всеми его фактами, моя голова кажется тяжелой, как свинец.

– Достаточно.

Он все так же пристально смотрит на меня. Почему-то мне кажется, что его вопрос не требует ответа. Но если и требует, я не могу ему ответить.

– Достаточно. – Воздух покинул мои легкие, а мой желудок скрутился так туго, что кажется, будто он никогда не раскрутится.

– Мистер Монтгомери?

Мы одновременно поворачиваем головы к Сьюзен. Она переводит взгляд с него на меня и одаривает нас виноватой улыбкой.

– Часы посещения закончились.

Он быстро кивает ей, на вид спокойный и сдержанный, но я вижу, как его губы сжимаются в прямую линию. Это безумие, но я чувствую легкий трепет от того, что он не готов завершить наш разговор.

– Думаю, мне пора.

В какой-то момент мне кажется, будто он вот-вот скажет или сделает что-то еще. Его глаза ни на миг не покидают меня. Они говорят со мной, произнося: «Попробуй». Попробуй вспомнить меня. Я уже собираюсь, но он прощается и идет к двери.

– Подожди! – Я кладу руку ему на плечо. Тепло, которое передается от его тела моему, подобно удару молнии. И всего от одного прикосновения. Я тяжело сглатываю. – Ты скоро придешь ко мне снова?

Синклер улыбается улыбкой, о которой мечтают все женщины. Той, от которой учащается пульс и пылают щеки.

– А ты как думала? Я не оставлю тебя здесь.

– Хотя я не могу вспомнить, кто ты?

– Тем более что ты не помнишь. Но ты вспомнишь, – уверенно говорит он.

– Откуда ты знаешь?

Синклер пожимает плечами.

– Просто знаю, и все. – На его губах играет тень улыбки. В ней хранится воспоминание, которое я хочу украсть как свое собственное.

Его ответ доставляет мне больше радости, чем я готова признать.

Он снова прощается и уходит. И пока я сижу там, что-то глубоко внутри меня, что-то темное и дремлющее, шепчет мне, что если я хочу восстановить мое прошлое, мне нужен Синклер Монтгомери.

* * *

Позже тем вечером я достаю из кармана фотографии и смотрю на запечатленную на них счастливую пару. Уэс не навещал меня уже два дня. Он как будто знает, что у меня к нему тысячи вопросов, и ему нравится держать меня в напряжении.

Моя дверь открывается медленно и зловеще, и я, не глядя, знаю, что это Уэс.

Наконец-то!

Его тень падает на пол и закрывает половину моего лица. Я как будто каменею и поворачиваю голову в его сторону.

– Как тут моя королева? – спрашивает он. В его словах слышится легкая насмешка.

Мое тело находится в настоящем. А вот мой разум застрял в прошлом, отчаянно цепляясь за воспоминание.

Он стоит, скрестив на груди руки, его пальцы скрыты под бицепсами.

– Ты не собираешься отвечать мне, Виктория?

Я не отваживаюсь посмотреть на него. Такими живыми и яркими были эти воспоминания. От нас двоих у меня перехватывало дыхание, а что теперь? Грандиозное разочарование.

– Нет, – бормочу я.

– Почему нет? У тебя был плохой день?

Все, что он говорит, наполнено осуждением и сарказмом.

Он приседает рядом со мной и смотрит на фотографию. Запах одеколона, который всплыл в моем воспоминании, – точно такой, что сейчас кружит вокруг меня. Я резко втягиваю в себя воздух.

– Ты помнишь тот момент?

Я киваю.

Уэс вздыхает.

– Мы были счастливы.

Жалюзи открыты. В комнату льется серебристый свет и падает на его лицо. В его карих глазах я вижу искренность, смешанную с болью.

– Насколько счастливы?

Уэс не отвечает. Я в отчаянии резко поворачиваюсь к нему. Теперь наши лица на расстоянии всего нескольких дюймов друг от друга.

– Прости, – выпаливаю я.

За что я прошу прощения? Если честно, понятия не имею. Но одно я знаю: случилось что-то плохое, что-то очень плохое, что довело нас до этого момента. Судя по выражению его лица, во всем плохом виновата я.

Неужели все плохое случилось сразу? Или это был медленный спад? Был ли Синклер частью этого плохого? Мой первый порыв – сказать «нет», но я ничего не могу исключать.

– Просто расскажи мне, что случилось с нами, – шепчу я.

Уэс мотает головой.

– Я не могу.

– Не можешь или не хочешь?

– И то, и другое.

Я закрываю лицо руками и борюсь с желанием в крике излить свою боль.

– Почему? – наконец спрашиваю я.

Я поднимаю голову и ловлю на себе его пристальный взгляд. Искренность мгновенно улетучивается, сменяясь возбуждением.

– Спроси у Синклера.

Я мгновенно напрягаюсь. Уэс злорадно усмехается.

– Что? Думала, я не узнаю, что он навещал тебя?

Я не отвечаю.

– Я все о нем знаю.

– Тогда расскажи. Ты же знаешь, что я ничего не помню.

Уэс вскакивает и нависает надо мной. Я пячусь назад, прочь от него.

– Если ты очень хочешь знать, спроси его. – Он смеется над моим потрясением, но этот смех неискренний, фальшивый, как будто он силится скрыть свою боль.

При мысли о том, что, возможно, именно я – причина этой боли, мое сердце сжимается от чувства вины. Я не понимаю, кем я была и чем занималась, но я точно хороший человек. Я это знаю. Что бы ни случилось, я никогда не стану намеренно обижать Уэса.

– Откуда ты его знаешь?

– Это так важно? – бросает он в ответ.

Нет? Да? Я не уверена. В последнее время каждая моя мысль рассечена и растянута так, что я вижу сквозь дыры правду и ложь на другой стороне. Даже тогда я сомневаюсь в себе. Но если Уэс знает что-то о Синклере, пусть даже самую малость, возможно, это поможет мне вспомнить.

– Я знаю о нем все.

– Лжешь, – шепчу я.

– Какая мне выгода лгать?

Мы в упор смотрим друг на друга. Уэс отвечает за каждое слово, которое он произносит. Все это очень серьезно. Я просто не знаю, правда это или нет.

Эвелин плачет, и я вновь выныриваю в настоящее. Я вскакиваю, подбегаю к кроватке и поднимаю ее.

– Мне нужно заботиться об Эвелин. – Я упрямо не выпускаю ее из рук, в надежде, что он поймет намек и уйдет. Воцаряется молчание, и я думаю, что он останется.

Просто чтобы помучить меня. Но он, наконец, кивает. Он целует меня в макушку. Мне хочется верить, что это жест любви. Очень хочется. Но я не верю. Я закрываю глаза и прикусываю щеку изнутри.

– Виктория?

Я оборачиваюсь через плечо.

– Не верь ни единому его слову.

Таких слов не говорят на прощание. Я хочу знать, почему он это сказал, но, прежде чем я успеваю его спросить, Уэс уже выходит из комнаты.

– Просто остановись, пока ты смотришь вперед, – говорит он. – Если ты обернешься и посмотришь на свое прошлое, ничего хорошего не будет.

– Конечно, будет.

– Что именно?

– Моя свобода. То, что мы с Эвелин выберемся отсюда.

Уэс даже не смотрит на Эвелин. Ни разу. Зато не спускает с меня глаз и печально качает головой.

– Если ты так думаешь, значит, ты и вправду рехнулась, – говорит он.

Дверь за ним закрывается. Я остаюсь в тишине, взвешивая его слова.

9

Только то, что часть фотографий вызвала воспоминания, не значит, что новые снимки произведут тот же эффект. Я слишком нервничаю, чтобы поверить в то, что этот метод окажется действенным.

Когда я устраиваюсь поудобнее напротив доктора Кэллоуэй, я слышу, как стучит мое сердце. Даже Эвелин перестает хныкать и на минуту затихает, чтобы посмотреть на нее.

Моя медицинская карта, похоже, поселилась на столе у доктора Кэллоуэй. Она на самом верху небольшой стопки таких же медицинских карт. Знаю, это звучит нелепо и мелочно, но мне приятно, что моя лежит сверху. Это означает, что она важна и для доктора Кэллоуэй и что в ее глазах я не просто сумасшедшая, каких здесь полно.

– Ты готова просмотреть еще несколько фото?

Я нервно дергаю левой ногой вверх-вниз. Доктор Кэллоуэй мгновенно улавливает это движение. Она переплетает пальцы и наклоняется ко мне.

– О чем ты сейчас думаешь?

Я пытаюсь сделать глубокий очищающий вдох.

– О том, что на этот раз фотографии не пробудят никаких воспоминаний.

Доктор Кэллоуэй пожимает плечами.

– Может быть. Мы не знаем. Мы только начали процесс. Я не жду, что каждое фото пробудит воспоминания. Я надеюсь на это, но если нет, то нет. Пока они хоть что-то зажигают в твоей памяти, пусть даже самые крошечные, обрывочные воспоминания, мы на правильном пути. Что ты на это скажешь?

Напряжение частично отпускает меня. В отличие от нервов, но это чувство, похоже, никогда не исчезнет.

– Звучит хорошо, – отвечаю я.

Мы без промедления приступаем к работе. Доктор Кэллоуэй достает новую пачку фотографий, а я нервно баюкаю на руках Эвелин.

Фото номер один: Уэс. Он смотрит в объектив, слегка приподняв брови, удивленно раскрыв глаза, как будто кто-то только что окликнул его. На нем спортивный костюм, волосы взъерошены. Для моей нервной системы это шок: я привыкла видеть Уэса в костюме и при галстуке, здесь же он выглядит просто неряшливо. Я вглядываюсь в окружающее пространство, но я не узнаю его.

Фото номер два: я. Мои руки подняты над головой, я радостно улыбаюсь. Позади меня огромный недостроенный кирпичный дом в окружении строительных лесов. На заднем плане Уэс, он стоит в дверях. Он смотрит прямо в объектив, как и я, но в его глазах столько ненависти, что волоски у меня на затылке встают дыбом.

Фото номер три: я и Уэс. Мы, обнявшись, стоим в дверях нашего дома на фоне пятна света. Я вижу штабеля ящиков возле стены внутри дома. Улыбка Уэса искренняя. О моей такого не скажешь. У меня мертвый взгляд.

Как и в первый раз, процесс ускоряется.

Неожиданно я их слышу. Голоса. Они начинают звучать так тихо, что кажется, будто кто-то шепчет мне на ухо. Громкость медленно нарастает, как и количество голосов. Я пытаюсь заблокировать их, я не хочу их слышать.