Я же не требовала больше того, что имела. Когда наступила суровая зима 1768 года и наши пальцы за работой коченели от холода, я не сомневалась, что маленькие уроки надежды и терпения начинают приносить свои плоды.

Помню, как я добавляла последние штрихи к свадебным туалетам, предназначенным для девиц Бурбон. Точно знаю, что именно в тот момент моя жизнь начала круто меняться. Это было похоже на то, как если бы ласковые руки, опустившиеся с неба, приподняли меня и вынесли из тьмы на свет.

Я доставила эти туалеты в предместье Сен-Жермен, и принцесса Конти приметила меня. Думаю, ей понравилась моя естественная манера держаться. А также то, как ловко я сворачивала туалеты.

— Отныне, малышка, ты всегда можешь рассчитывать на мое расположение, — сказала эта знатная особа в заключение нашей первой встречи.

Такие слова, подумала я, безусловно, приятны, но они растворятся без остатка в вечернем воздухе, как и память об этой одной-единственной встрече с принцессой. Говорили, что она — человек непростой. Как же называли Конти в Версале? «Живой катафалк», «самая серьезная принцесса на свете» или что-то вроде того. Но это было правдой. Принцесса, самая могущественная из дворян, была серьезной и умела держать слово, что и подтвердилось некоторое время спустя. Однажды она пришла и предложила мне свою протекцию. Это был настоящий подарок судьбы.

Мне исполнилось двадцать два года, и моя жизнь стала неотделима от жизни Версаля. Начался самый прекрасный ее период.

Глава 4

Париж и Версаль разделяют всего несколько лье. От улицы Сен-Оноре до него два часа езды в карете. Но мне потребовались семь лет терпения, чтобы, наконец, достичь Версаля.

В апреле 1769 года я впервые переступила порог дворца. Мне кажется, это было вчера, поскольку я могла бы с предельной точностью описать цвета, звуки, запахи того дня.

Версальский дворец являлся не просто дворцом, это был целый город. Лабиринты залов, коридоров, миниатюрных лестниц, комнат и, конечно же, садов. Чтобы не заплутать, требовалась длительная практика. Однако я уже в свой первый визит во дворец чувствовала себя там легко и непринужденно.

Особенно мне нравился парк. Мне посчастливилось очень скоро увидеть игру фонтанов. Каскады, всплески и другие гидравлические изыски были настоящим чудом. Как им только удавалось поднять на такую высоту немалое количество воды?.. Версаль был волшебным царством. Он походил на мечту, на иллюзию. Я его еще совсем не знала. Наконец судьба улыбнулась мне, подарив счастливую возможность проявить себя во время самого знаменательного события 1769 года. Это была свадьба. Герцог Шартрский взял в жены самую красивую женщину королевства, из семьи Бурбон, мадемуазель Луизу Марию-Аделаиду де Пентьевр. Верная своему слову, принцесса де Конти оказала мне большую милость, поручив изготовление туалета для молодой особы.

Будущей герцогине Шартрской едва исполнилось шестнадцать. Ее лицо выражало такую скорбь, что я была тронута до глубины души. Мадемуазель Луиза плакала по каждому поводу. Это был настоящий фонтан слез. Мадам Пагелла утверждала, что эмоциональность этой девушки напоминает ей характер другой, которая раньше жила при дворе. Моя обаятельная клиентка не была ослепительной красавицей, но считалось, что ее нежные черты напоминают прекрасное лицо прабабушки, мадам де Монтеспан. Приглядевшись внимательно, все замечали, что юное лицо дышит добротой и порядочностью. Развратный жених был полной противоположностью своей избранницы. Мне не нравились ни его гнусавый голос, ни высокомерие, но нельзя не признать, что герцог был довольно хорош собой. По общему мнению, он являлся циником и грубияном, так что я без труда могла себе представить, какие мучения ожидают добродетельную мадемуазель де Пентьевр.

Пятого апреля весь двор, собравшись в Зеркальной галерее, смотрел на короля, на принца, принцессу и их свиту, медленно шествовавших к часовне. Я тоже была там, взятая в тиски огромной толпой, отражавшейся в многочисленных зеркалах. Я не видела ничего, кроме платья мадемуазель де Пентьевр, ее лент, чепца, флердоранжа. Мое платье! Я выкроила его из тяжелого материала цвета матового серебра. С приходом весны все ткани и расцветки, модные зимой, оказались забыты. Даже пора золота подошла к концу, и блестящим туалетам суждено было затеряться в глубине платяных шкафов до следующего сезона. В прекрасные весенние дни серебро стало вне конкуренции. Этот цвет как нельзя лучше подошел принцессе. Она излучала мягкий, боязливый свет. Я добавила к туалету невесты несколько свежих штрихов. Разные оттенки нежного голубого цвета, который прекрасно гармонировал с благородным серебром.

Меня и без того уже успели оценить при дворе, но после этой апрельской свадьбы клиенты стали буквально драться за меня.

— Крошка! Отныне вы — моя компаньонка, — объявила Пагелла. Она ужасно боялась меня потерять.

Девушки в ателье стали называть меня не иначе, как «Роза Компания»! На вывеске «Модного штриха» теперь красовалась надпись «Пагелла и Компания», и Компания — это была я! Благодаря свадьбе мне удалось подняться настолько, что я оказалась на одном уровне с хозяйкой. У меня были два исключительных ангела-хранителя: принцесса де Конти и герцогиня де Шартр. Вскоре объявилась еще одна крестная мать, не менее влиятельная: золовка «моего свадебного платья», мадам де Ламбаль[29]. Третий нежданный поворот судьбы.

С этого момента все стали считать, что меня благословили небеса. И правда, меня заметили влиятельные принцессы и вознаградила Пагелла, с которой я теперь была на равных. Действительно, я проделала нелегкий путь и многого добилась. Могла ли я представить себе такое счастье семь лет назад, когда только прибыла в незнакомый и враждебный Париж?

Мне было двадцать два года, я была счастлива и очень гордилась собой. Аде разделяла мою радость. Но другие девушки поговаривали, будто мне уж чересчур повезло и следовало бы стирать в кровь колени, молясь, чтобы мое счастье продлилось еще хотя бы недолго. Люди не понимали, почему ко мне благосклонна фортуна, почему именно меня благословили небеса… Все эти девушки вряд ли добились успеха, раз уж им не дано было увидеть в моем везении лишь малую долю случая и очень много труда. Ничто не заменит работу, ничто.

Я же с самого детства была с головой погружена в работу. Я мастерила украшения и чепцы, да с таким же успехом могла бы изготовлять туалетную воду или папильотки. Главное, я не представляла себе жизни без труда.

В этом был, несомненно, секрет моего успеха. Мне возражали, что я ведь была не первая, кто лез из кожи вон. Конечно, это так. Тогда я вновь задавалась вопросом — почему я, почему не другие? Но не находила ответа. Это была тайна.

Итак, я стала компаньонкой хозяйки, и мне платили весьма приличное жалованье. С этого момента судьба еще не раз проявляла ко мне благосклонность. Я была избранницей неба. Вначале, только осознав это, я почувствовала головокружение, но затем, с течением времени, стала воспринимать это как нечто почти само собой разумеющееся.


Тогда я еще жила в комнатушке при магазине. Аделаида часто навещала меня. Я очень любила ее общество. Моя подруга была незаменимым знатоком парфюма. Наши клиентки настойчиво добивались ее услуг, особенно герцогиня де Шартр, для которой Аде раздобыла цветочную воду на основе розового масла, гвоздики и розмарина.

Каждый день нас обеих увозили в Пале-Рояль, к Шартрам.

— Мы установим в мире свои порядки, — звонко возвещала подруга каждое утро.

Только наиболее симпатичные и опытные девушки имели право обслуживать важных клиенток. Аделаида знала, что входит в их число, и всячески это подчеркивала.

— Скажи ей, что так не делают, — шептала мне Пагелла, немного смущенная.

Аде была очень злопамятна и любила провоцировать главных воображал ателье, с которыми она оказалась на ножах с самого своего приезда. Я поддерживала ее, поскольку знала, какими жестокими могли быть некоторые наши девушки.

Нужно было уметь постоять за себя везде, даже у Шартров. Если встреча с принцессой стала настоящим счастьем, то столкновение с ее мужем — откровенной пыткой. Это был насквозь порочный человек, не отказывающий себе ни в каких удовольствиях и не знающий пощады. Скандальная репутация швей пробуждала его интерес, щекотала воображение. Во мне герцог видел лишь лакомый кусок, которым собирался воспользоваться по своему обыкновению. Как животное он подстерегал меня каждый раз, когда я приезжала, наталкивался на меня в коридорах, хватал за руку, душил в объятиях. Этот мужчина не знал границ, а я защищалась, как могла. Я не сдавалась, и он решил взять меня силой. Мне стало известно, что герцог Шартр снял небольшой дом в Нейли, чтобы спрятать меня там. На этот раз я встревожилась не на шутку, уж слишком хорошо была осведомлена о нравах богатых вельмож. Однако я сумела выпутаться из этой истории. Мадам Дуссон, «сама простота», как называл ее герцог, еще помнит об этом! Ведь именно у нее, во время доставки заказа, я поставила распутника на место.

— А вы — маленькая змея! — сказал он мне в тот день. И грозно добавил:

— Я этого так не оставлю, дорогуша.

Этот мужчина был пижоном и болтуном, который любил овладевать женщинами, но еще больше трепать языком. Ему бы блистать своим талантом на сцене — наверняка сделал бы карьеру в Театре Варьете[30].

Одно время я опасалась, как бы выходки герцога не начали раздражать герцогиню де Шартр и других моих покровительниц, но она как никогда была преисполнена ко мне уважения, и благодаря ее милости я недолго еще оставалась компаньонкой хозяйки.

— Время пришло, мадемуазель Роза, — заверила меня высокопоставленная особа и предложила свою помощь. С того момента я стала самостоятельной. Я очень гордилась собой, а мама — еще больше.