Новый небольшой поход в ателье месье Греза и Гудона, крепостная охота при свете факелов, поездка в Севр, Марли или Шантилли, и наши гости из России покинули страну тысячи и одного праздника. Перед отъездом великая герцогиня прошлась по всем бутикам французской столицы, хорошенько обобрав их. Она повезла на родину более двух сотен сундуков с платьями и безделушками! И это все были работы лучших мастеров! Из всех ее заказов мне, конечно, достался самый значительный, самый прекрасный. Ателье работало день и ночь, чтобы выполнить его достойно.
Французская мода набирала силы, распространялась далеко за пределы Франции и благодаря этой женщине завоевала Россию. Принцессы Чербибины, Барантиански, баронесса де Бекендорф… все теперь стремились последовать примеру великой герцогини Марии. Баронесса Бекендорф обнаружила в себе слабость к голубому и золотистому атласу из «Великого Могола» и преклонялась теперь исключительно перед знаменитой маркой. Эту страсть к туалетам из Франции разделяли далеко не все. Екатерина Великая критиковала свою невестку и упрекала ее в расточительности.
— Твоими платьями можно обновить гардеробы тридцати шести русских принцесс! — воскликнула она и поклялась, что не станет все это оплачивать.
Обратно в «Великий Могол»! Сундуки с платьями вернулись во Францию, и старая вредная императрица тотчас же условилась с модистками Петербурга, что они под страхом репрессий откажутся от роскоши туалетов. Поэтому то, что русские дамы не могли достать у себя на родине, они доставали через Бертен. И мои туалеты рекой хлынули в строгую, суровую страну. Женщины требовали блесток, оборок, цветов, кружев, и чтобы все было выполнено на улице Сен-Оноре! Вот как знаменитая марка восторжествовала над Екатериной Великой!
С того времени мой путь часто пересекался с Россией.
Я одевала высшее общество этой страны и встречалась с самыми знаменитыми людьми. Мне приписывали невероятные приключения, одно безумнее другого. Зачем скрывать, я, не хвалясь, могу признаться, что пришлась по душе будущему царевичу.
В первую нашу встречу баронесса де Бекендорф отпрянула, увидев меня, а затем лицо ее озарилось широкой улыбкой. Позже я узнала, что она была поражена моим сходством с Екатериной Нелидовой[94], возлюбленной великого герцога. Маленькая, игривая, острая на язык, я, по ее мнению, была копией этой Нелидовой. Возможно, на свой манер. Она была блондинкой, а я брюнеткой, она была худенькой, а я уже нет. Думаю, нас роднили лишь удивительная живость духа, проворные движения, слегка дерзкий взгляд, хорошо подвешенный язык. Поэтому мы и казались похожими друг на друга… На баронессу нашло временное затмение или она была на короткой ноге с водкой, но она добровольно поведала мне самые интимные истории. Петербург и Версаль начали шептаться о любовных делах Павла и Розы…
Неужели они вправду думали, что я задалась целью окрутить бедного недалекого Павла? Его голова была слаба, но он носил корону, и этого, по всеобщему мнению, было для меня достаточно. Тут они сильно ошибались. Чины и положение в обществе никогда не влияли на мои чувства. Они все плохо меня знали.
Великому графу приписывали любовные авантюры. Но неверно считать, будто он обладал неутолимым аппетитом Людовика XV. Если кто-то думал, что он неверен кроткой Марии, то это были всего лишь фантазии. Его внутренний мир населяли странные создания. Существовал не один Павел, а несколько. Все были разными и все были искренними. Один из них был очень влюблен в маленькую француженку, вот и все. Но в воздухе витала любовь, много любви… Это сплетники подметили точно. Они ошиблись только в человеке.
Сейчас я поведаю вам секрет, о котором известно немногим. О нем знают Аделаида, Мари-Анж и Колин, но они никому не расскажут.
Эта странная пустота, это смутное чувство ожидания, сопровождавшее меня столько лет, исчезло без следа в день, когда я этого совсем не ждала. Мне было тридцать пять лет, я продолжала посмеиваться над томными дурочками, вздыхающими о любви, а ведь именно с ней мне и предстояла встреча!
Иногда воспоминания будто растворяются в тумане и разрушают память о самых любимых. Я боюсь забыть его лицо. Тогда я спускаюсь на нижний этаж, и его портрет воскрешает в памяти дорогой образ. Такое чувство, будто он здесь, со мной в моем доме.
У него была особенная манера произносить мое имя, почти без акцента. Он превосходно говорил по-французски.
Он был русский, и он был женат. Между нами всегда были тысячи миль и другая женщина. Думаю, эти барьеры существовали лишь для того, чтобы разжигать нашу страсть.
Ему было чуть больше сорока, он был серьезный и кроткий, а мужская кротость никогда не оставляла меня равнодушной. В первый раз я увидела его в Зимнем дворце, в этом огромном лазурном дворце, с белыми колоннами, просторном и гармоничном. Красив был и мундир. Позвякивая шпорами, он направлялся в мою сторону.
Вторая наша встреча состоялась в саду у церкви Святого Николая. Эта небольшая церквушка скромной высоты знаменита своими пышными росписями. Волшебство белого, синего и золотого цвета.
Было воскресенье, звучала музыка, и она была так прекрасна, что хотелось плакать. Я вошла в церковь. Помню, как во мраке мерцали свечи, при входе бабушки подавали верующим чай. Там не было ни стульев, ни скамьи. Некоторые молились стоя, некоторые на коленях. Кто-то целовал пол с такой горячностью, что я была потрясена. Да, вне сомнения, я была потрясена…
Я чувствовала, будто все вокруг излучает любовь, светится любовью. У нас такие разные обычаи. Здесь священники более искренни. Верующие подавали им в руки маленькие записочки с именами близких, чтобы наверху о них помолились. У меня не было ни записки, ни опыта, так что я просто купила свечу и с молитвой обратилась к небу.
Таинственный случай или Господь не спешили, но все же они сделали так, что на моем пути возник Николай.
Мы увиделись и в третий раз. С этого дня я больше никогда в жизни не чувствовала себя одинокой, потому что больше не была одинока. Несмотря на все, что разделяло нас. Наши страны, наше положение, его брак, грядущие события…
Я любила и была любима. Мне повезло, я испытала это бесконечное счастье.
Сегодня меня пытаются уверить в том, что его больше нет. Тогда почему я все еще ощущаю его присутствие? Особенно по вечерам, когда в саду и в доме все затихает, когда мы с Туанеттой рассматриваем причудливые тени и ловим дыхание ветра…
«Какое безумие, что вы уехали. Кем я стану без вас?» — это были первые слова его первого письма. Они единственные звучат во мне, когда струи теплого воздуха ласкают мое лицо.
Мари-Анж и Колин говорят, что неправильно мучиться старыми историями. Они ошибаются. Во-первых, потому, что это вовсе не мучения, а во-вторых, потому, что воспоминания о любви — это все еще любовь.
Глава 16
Любовь и томление. Рай и ад… Любовь согревала мою жизнь после моего возвращения в Париж. Каждый день я проводила в ожидании писем. Я была счастлива, очень счастлива, несмотря на то, что его не было рядом и нас разделяли тысячи километров. Могу лишь повторить, что я не чувствовала себя одинокой и не была одинока. И я планировала совершить еще множество поездок в Петербург…
Мне говорили, что со времени нашей встречи Николай сильно изменился: стал меланхоличен и нетерпелив, словно он был либо болен, либо влюблен. Он не показывался на ужинах, на охоте и в театре и был счастлив любой возможности остаться наедине со своими мечтами. Счастлив, да — это единственное слово, которым можно было охарактеризовать состояние его — и мое тоже.
Королева считала, что мои глаза стали еще больше, что я выгляжу влюбленной. Внешний вид женщины, даже малознакомой, выдает многое.
Наверное, меня часто видели с сияющими глазами и томным видом на протяжении всего того года, года моей любви.
Я долго мечтала о большом доме, где можно поселить всех своих и отдыхать в конце недели, и вот я нашла его. Здесь, в Эпинее, в трех лье от Парижа. Я знала название этого местечка. Когда-то там жила моя мама, и у нас там еще остались дальние родственники.
Теперь я собралась переселить туда всех. В местечко между Сен-Денизом и Аргентолем.
Прежде у меня был дом на улице Сенли а Бовэ, в Сирэ-ле-Мелло. Он был очень милый, но слишком маленький и вдали от Парижа. Недолго думая, я его перепродала и купила дом номер шесть на улице дю Бор де Ло[95]. Тринадцать тысяч ливров, если быть точной. Я помню день, когда подписывали договор. Светило солнце, на мне было голубое платье в золотых крапинках, белые перчатки, подбитые пухом, — и это второго марта!
Каждому хотелось иметь свой уголок вдали от шумной столицы, свой Трианон. Такое желание было и у меня, хотя в первую очередь я сделала это ради своей семьи.
Все подражали королеве, а некоторые — ее модистке, поэтому многие вслед за мной потянулись в Эпиней. Домик в сельской местности стал главной темой любой светской беседы. Даже тетушки короля переехали в поместье в Бельвю. Мадам Виктория каждый раз приходила в восторг от восхода солнца, а мадам Аделаида в рукавицах, чтобы не испачкать руки, осматривала свои грядки.
Здесь, в Эпинее, я нашла свою тихую гавань.
Этот дом всегда дарил мне чудесное ощущение защищенности. Вряд ли будет преувеличением сказать, что он давал мне силы. Он давал мне силы, дает их и сейчас.
Первой из всех нас маленькая маркиза не устояла перед буколическими чарами Эпинея. Я имею в виду мадам д’Эпиней.
Мне не довелось как следует узнать ее. Она умерла спустя год после моего переезда. Ее последний дом находился недалеко от моего. Только он располагался немного ниже, за замком Итальянца[96], на берегу Сены. Говорили, что судьба была не особенно благосклонна к маркизе, что муж оставил ее без единого су. Она была вынуждена переехать из его пышного замка де ла Шеврет в Деуиле, затем из замка де ла Бриш. Наконец, она обосновалась в скромном домике на берегу Сены, в Эпинее.
"Модистка королевы" отзывы
Отзывы читателей о книге "Модистка королевы". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Модистка королевы" друзьям в соцсетях.