Он помнит, как Анатоль рассмеялся, а затем объяснил, как его заполучила церковь, «словно притянула магнитом» в один из воскресных дней. Настоятель церкви тихо разговаривал с небольшой группой людей. Не сознавая этого, Анатоль оказался на первой скамье прихожан. Он был восхищен тем, как священник рассказывал о красоте и святости людей, которые становятся членами духовенства. Как вспоминал потом Анатоль — это был тот день, когда его «позвал Бог».

— Могу ли я у тебя переночевать?

— Конечно, но чему я обязан таким удовольствием?

— Анатоль, моя жена спит в моей постели.

— В большинстве ситуаций это нормально.

— Анатоль! Меня не было дома. А теперь я обнаружил ее в моей постели — без звонка, без предупреждения! Ты знаешь, мы не виделись уже восемь лет и даже не переписывались. Несколько недель назад я отправил письмо с просьбой о разводе. Не знаю, говорил ли тебе об этом. Я не хотел этого делать.

Клод уселся в кресло рядом с угасающим камином.

— Она все это время хранила ключ от дома! Когда я сейчас уходил, то услышал, как она произнесла: «Клод».

Анатоль не произнес ни слова.

— Извини, что я беспокою тебя так поздно, — продолжал Клод. Педант перелетел с плеча хозяина на шкаф из темного дуба, который стоял в углу комнаты.

— Все это означает, что Розмари не желает развода, — спокойно сказал Анатоль.

— Анатоль, мы не любим друг для друга, — Клод сел на краешек кресла. — Ты хорошо это знаешь. Наша женитьба была ошибкой. Не смотри на меня своими большими глазами. Разве тот факт, что мы столько не виделись, не означает, что мы совершили большую ошибку?

— К сожалению, нет. Или к счастью. Ты уверен в себе, Клод? Возможно, она передумала. Что, если после восьми лет жена твоей мечты лежит в твоей постели? — Анатоль пересел в кресло, стоящее напротив, его руки были сложены под подбородком.

— Моя мечта живет в Париже.

Анатоль приподнял бровь и наклонил голову.

— Анатоль, я люблю другую женщину. Я собирался тебе все рассказать. Она вот-вот выходит замуж, но мы любим друг друга, я в этом уверен, и, кажется, она тоже.

Глаза Анатоля вдруг приобрели желтоватый оттенок. Лицо выглядело уставшим в свете догорающего пламени в камине.

— Я никогда не переживал ничего подобного, — продолжал Клод. — Это как первый вздох.

— Ты не задумывался о том, чтобы дать шанс Розмари?

— Я знал, что ты задашь этот вопрос! Нет, нет, нет! Это конец!

— Ничего не закончено, пока сияет Божий свет в твоей жизни.

— Анатоль! Нет другого света в моем уме, в теле и в душе, кроме света глаз Валентины. Во мне горит пожар. Я должен быть с ней физически, духовно — полностью. Она стала моей навязчивой идеей. Иногда я прячусь за колонами здания вблизи ее офиса и поджидаю, когда она уходит с работы. Я следую за ней. Анатоль, я в сотый раз наблюдаю ее походку, как она слегка приподнимает левое бедро, ловлю выражение ее губ, восхищаюсь блеском ее волос в лучах заката, наблюдаю, как она приглаживает рукой свои волосы. Я глотаю ее, выпиваю издалека. Я преследую ее как преступник. Что случилось со мной? — Анатоль ничего не ответил. — Самое худшее — это то, когда она входит в дом вместе со своим женихом. Мне больно представлять, что может происходить внутри. Зачем я мучаю себя? Это так странно, что жизнь не дает тебе того, чего ты больше всего желаешь. Но ты, Анатоль, конечно, всегда получал в жизни то, чего хотел.

Анатоль откинулся в своем старом кожаном кресле и поднял глаза к потолку.

— Клод, как мало ты знаешь, что я испытываю, шагая по стопам Господа Бога.

— Это, должно быть, трудное испытание, — промолвил Клод.

— В одно время я хотел уйти от суеты и стать монахом в монастыре далеко в Атласких горах[4], чтобы замолить свои грехи. Как просто, как духовно. Из горной хижины можно обозревать вечные пески пустыни, над тобой только полночное небо. Мы мучаем себя, потому что забываем — для нас всегда есть ответ. Я нужен здесь, на этих перекрестках, в Сенлисе. Моя работа — работа с людьми, и, как ты уже, наверное, знаешь, она бросает больше вызовов, чем работа с тканью. Как бы я хотел иногда, чтобы мы превратились из обычного материала в роскошную одежду. Но, увы, мы всегда будем в пятнах, помяты. — Он на минуту замолчал. — Ты пытался в молитве призвать Бога на помощь?

— Ни Бог, ни ты не сможете убедить меня вернуться к Розмари!

Анатоль вздохнул.

— Ты и твоя птица найдете здесь убежище. Можете жить в моем доме столько, сколько надо.

— Спасибо, словно гора с плеч. Теперь, когда расследование закончено, не найдется ли для жалкого гостя рюмочки перно или конька?

На следующее утро Анатоль убедил Клода встретиться с женщиной, которая была ему женой тринадцать лет, восемь из которых они не видели друг друга.

С дрожью в сердце Клод открыл незапертую дверь своего дома. В центре комнаты за его столом сидела она, в одной руке телефонная трубка, в другой руке — авторучка, на кончике носа висели темно-зеленые очки. Несмотря ни на что, Розмари совершенно не изменилась. Ее карие глаза, казалось, стали больше, чем раньше. Волосы приобрели медный цвет. На ней был желтый клетчатый шерстяной жакет, сшитый им же много лет назад, может быть, даже десять. Он мысленно поздравил сам себя: такой лацкан до сих пор в моде, так же как и длина юбки — по колено. К сожалению, ткань на бедрах почти вытерлась. При встрече с ним ее густо накрашенные губы изобразили гримасу, которую он хорошо помнил. Но, к его удивлению, она подбежала к нему с растертыми объятиями.

— Клод, мой дорогой, это длилось слишком долго! Я даже не представляла, насколько скучаю по тебе! — Она поцеловала его в обе щеки и произнесла своим знакомым хрипловатым голосом: — Твое письмо о разводе почти разбило мое сердце! Представь, что за день до получения твоего письма, я поняла, что должна вернуться к тебе! Какое же официальное и бездушное это письмо, Клод!

Каждое слово, произнесенное Розмари, звучало неестественно.

Она продолжила:

— Мы провели вместе пять хороших лет. И, знаешь, я собирала вырезки из газет о тебе. О, серебристое вечернее платье, которое ты сшил для мадам Лаффон. Это было огромное фото в журнале «Ле Дофин». Как ты смог подобрать такую ткань? Казалось, что она усеяна в бриллиантами с головы до пят! Я всегда знала, что у тебя огромный талант. В Авиньоне я говорила своим друзьям: «Это мой муж; скоро он станет первоклассным кутюрье». Ты знаешь, что именно я вытащила тебя из ниоткуда?

Меряя шагами его небольшую мастерскую, она покачивала бедрами.

— Это правда или слухи, что ты переезжаешь в Париж? Да, это так, — протрещала она, — я это вижу по твоим глазам! Неужели это не самое лучшее время, чтобы возобновить наши супружеские отношения? Кроме того, Клод, ты помнишь, что мы все еще супруги? И я верю в обязательство, освященное церковью. Ты можешь не поверить, но я даже скучала по этой птице с хохолком. Это правда, Педант.

Она подошла к насесту. Попугай замахал крыльями.

— Почему ты ждала восемь лет? — Его голос дрожал, как рваная нитка на ее юбке. Он отвоевал свой стол и уселся в кресло. — Я никогда не мог понять, почему ты ушла.

— Мне потребовалось на это восемь лет, и я поняла, что, уходя, была полной дурой! — сказала она. — Я думала, что у нас разные дороги, но чуть позже я осознала, что твоя дорога всегда была моей. — Она подошла к столу. — Ты сам это знаешь, не так ли, мой дорогой? — Розмари попыталась взять его руку в свою.

Он отстранился.

— Но ведь мы не любим друг друга. Мы никогда не любили.

— Но мы супруги, Клод. — Она прикоснулась к волосам на затылке. — Любовь приходит, если ты желаешь этого. Мы до сих пор молоды. Понимаешь? — Она качнула бедрами. — Моя фигура совсем не изменилась.

— Тебе не нужно оставаться замужем за человеком, которого ты не любишь, такое замужество не стоит переезда в Париж.

— Клод, ты несправедлив! — пожаловалась она. — Ты мужчина, которого я люблю. Мне неважно, насколько ты успешен теперь, после того как я покинула тебя. Мой выбор — это ты.

— Я уверен, что у тебя было много удачных знакомств в течение последних восьми лет. Почему ты не вышла замуж за одного из своих поклонников?

— Не говори так со мной! Да, у меня было несколько друзей, нельзя ожидать, что такая привлекательная женщина будет отказываться от удовольствий. — Она положила руки на его бедра.

— Ты ждала слишком долго. У меня есть адвокат, который уладит все необходимые формальности.

— Я думала, что ты все еще любишь меня!

Клод посмотрел на задрапированный манекен, который стоял перед ним. Солнечные лучи падали на муаровую ткань кремового цвета.

Розмари снова подошла к нему и жалобно сказала:

— Пожалуйста, Клод, дай мне шанс! Я изменилась. Ты увидишь. Прошло много времени, прежде чем я осознала, насколько была счастлива с тобой. А ты стал привлекательнее с тех пор, как я помню тебя.

Он подумал, что лесть — ее врожденное качество.

— Я слышала от виноградаря, что ты по уши в работе. Я найду для тебя одну, две, двадцать швей! Ты знаешь, что я деловая женщина! Ты не будешь терять ни одной драгоценной минуты для улаживания формальностей, оплаты счетов и их выставления… Помнишь, когда мы впервые встретились, я взяла на себя все заботы? Нам легко жилось. Ты ни о чем, кроме работы, не думал. Мы говорили о новых фасонах за завтраком, обедом и ужином. Ты даже получал от меня идеи. Клод, это сработает, мы будем одной командой.

Итак, после долгих лет разлуки она вернулась к своей давнишней мечте: сделать из портного знаменитость. Считая, что вопрос решен, она села в кресло напротив, сняла жакет, сбросила туфли и, расслабившись, положила одну ногу на другую. Он заметил ее светлые чулки и разглядел черные отпечатки на пятках. Это была краска с подкладки дешевых туфель.