– Нельзя, – с холодной яростью возразил Ник. – Если через минуту не откроешь, я сломаю дверь.

– А я милицию вызову...

– Валяй!

На мгновение я прислушалась – во всем доме стояла тишина, не играл на фортепьяно Борис, не громыхал гантелями Глеб, не скандалила со своим мужем достопочтенная Клавдия Степановна, даже Филипыч словно растворился в небытии, а уж он-то редко дальше порога уходил...

И вдруг я поняла, с особой четкостью поняла – ситуация повторяется зеркальным образом! Как я вчера совершенно спокойно похитила статуэтку у Ника, так и он сейчас отнимет ее у меня. И никто не увидит, никто не узнает, никто ничего не докажет...

– Что тебе надо? – крикнула я.

– Ты знаешь. Я сказал – минуту...

Дверь была хлипкая, старая, Ник мог ее легко сломать. Я достала котенка из кармана, снова завернула его в виргиниевский носок, потом положила обратно в ведро. Нет, так он легко его найдет... В несколько прыжков я добежала до ванной, подставила ведро под струю воды, потом вернулась обратно, плотно прикрыв за собой дверь – так, чтобы Ник не услышал шума воды.

– Что ты там делаешь? – мрачно спросил он. – Ты его прячешь?

– Кого – его?

– Ты знаешь кого! – взорвался он и заколотил в дверь что было сил. – Открывай немедленно!

– Я тебя боюсь, – серьезно сказала я. – Сам подумай – прибежал ни свет ни заря, дверь ломаешь, требуешь кого-то... А, я знаю! – вдруг, словно бы в озарении, воскликнула я. – Ты ищешь своего друга? Ты думаешь, что Виргиний у меня?

– К черту Виргиния! – взревел он. – Ты была вчера у меня?

– Что? Я не понимаю...

Он перестал ломать дверь и разразился длинной тирадой, передать которую я никак не могу, потому что к русскому литературному языку там относились только местоимения и предлоги. Воспользовавшись этим, я сбегала в ванную за ведром, уже полным, немного воды отлила на пол, развезла ее шваброй, достала несколько тряпок, разбросала их, потом разбрызгала сверху содержимое кофейника, далее аккуратно выдернула фиалку из горшка и землю высыпала в ведро, а фиалку швырнула в угол. Вода в ведре была черной и непроглядной... и очень неприглядной! – Я посчитала, что шедевр Бенвенуто Челлини надежно спрятан.

– ...откроешь или нет?! – завершил свою тираду Ник. – Я ломаю дверь.

– Ломай, – грустно ответила я и села на кровать, не выпуская из рук швабры.

В этот момент старенькая дверь с треском распахнулась, и в комнату ввалился американский родственник.

– ...твою мать!

– Я сирота, – с достоинством заявила я.

– Да мне плевать... – Он немного помедлил, оглядывая мое жилище. – Что за бардак?

– Гости вчера были, – скорбно сообщила я. – Вот встала с утра пораньше и прибираюсь...

– Ничего себе гости... – брезгливо скривился он. – Настоящий свинарник!

– Тебя не звали...

– Ладно, обойдемся без лишних слов. – Он подошел к тети-Зининому шифоньеру и одним движением вытряхнул его содержимое. Я ахнула.

– Осторожнее, там моя любимая шуба из цигейки! – с мукой воскликнула я. – Ногами только не наступай...

Он ответил мне лаконично, что думает о моей любимой шубе.

– Что за обыск? Что ты ищешь?

– Ты знаешь что. – Он теперь шарил в столе. – Я ведь найду...

– Да что ты ищешь?..

– Воровка!

Тут я не выдержала:

– Вор – это ты. Дешевый стриптизер.

Он уронил на пол книжную полку и повернулся ко мне.

– Ах вот ты как... – чересчур спокойно протянул он и, перешагнув через груду вещей, шагнул ко мне. Больше всего я боялась, что он заденет ведро и оно опрокинется, явив миру свое содержимое, но, видимо, это ведро вызывало у него особую брезгливость. Он швырнул меня навзничь.

– Где он? Где котенок, которого ты вчера украла?

Я с мольбой уставилась в потолок. Где же все, где Филипыч? Если бы пришел хотя бы Филипыч, то Ник, возможно, испугался бы...

Он прыгнул на меня сверху и стал шарить по моим карманам, потом под платьем. От него пахло перегаром и табачищем, вблизи его лицо показалось мне не таким красивым – морщины и вчерашняя щетина... Божественный Лоэнгрин, приплывший из-за моря, импортный Нижинский с перспективой гениального будущего, страстный любовник, красавец с безупречной улыбкой... все это был обман. Мираж. Как те миражи, что дрожат в горячем воздухе, показывая то, чего хотелось бы увидеть...

– Гадкая девчонка, куда ты его спрятала?!

– Я не скажу. Здесь ты его не найдешь, – тихо ответила я. – Ты думаешь, я такая глупая, что не догадалась спрятать его в другом месте?

– Где? – оскалился он и вцепился мне в шею. – Скажи где, не то я тебя задушу!

Он и вправду собирался меня задушить – такое у него было лицо, но это меня не испугало, а даже обрадовало – потому что я поняла, что он не будет больше искать в этой комнате.

– Я ведь в милицию пойду, скажу, что ты украла у меня ценную вещь...

– Ты не докажешь, – с трудом пропищала я. – Котенок принадлежит Аристовым, есть документы, подтверждающие акт дарения...

Никаких таких документов не было, я сказала про это нарочно – уже давно я заметила, что Ник, как законопослушный гражданин, очень боится всяких документов и слов с юридической окраской – «акт дарения» и все такое. Впрочем, ни в какую милицию он не пошел бы в любом случае.

– Господи, какая ты дура! – завопил он во весь голос. – Ну зачем это тебе, зачем вам эта скульптура?! Вы же дураки, вы даже не знаете, как этим воспользоваться, вы пещерные люди... я же специально за тысячу миль прилетел, потратил последние деньги...

– Это что такое? – вдруг услышали мы сзади, и чьи-то сильные руки сдернули с меня Ника.

Это был Глеб.

На мгновение они словно забыли про меня – смотрели друг на друга со странным выражением, будто молодые волки.

– Значит, господин хороший уже вернулся? – спросил Глеб.

– А я и не уезжал...

Я в это время села и потерла свою шею. Ведро теперь стояло между Ником и Глебом, они вполне могли опрокинуть его.

– Любезный родственник... – протянул Глеб. – Рад познакомиться с вами в новом качестве... только чего это вы мою соседку вздумали душить?

– Эта ваша соседка... – скривившись, протянул Ник, – эта ваша соседка...

– Что же вы на мамины похороны не пришли? – вдруг спросил Глеб очень серьезно. – Если никуда не уезжали, то могли бы и прийти...

Ник посмотрел на него с презрением и неожиданно расхохотался.

– Чему это вы, любезный родственник, так обрадовались?

– Знаешь, ты кто? – сказал Ник сквозь смех. – Ты – бастард, ублюдок... а настоящий Ивашов – это я!

– Бастард? – повторил Глеб, и на лице его появилось то отчаянное выражение, с каким он вынимал Филипыча из петли и с каким бросал камень в банку с соляной кислотой мадам Молодцовой, – я очень хорошо знала это выражение и знала, что Глеба теперь не удержать. Так оно и было – услышав оскорбление, он, не думая, очень ловко, как какой-нибудь Джеки Чан, развернулся и ударил ногой Нику в челюсть, отчего тот упал, но упал очень удачно – на мою цигейковую шубу.

– Оля, я все понял, – задыхаясь, сказал Глеб. – Я слышал его последние слова... теперь я знаю, почему ты требовала найти мамины подарки, только зря ты мне ничего не сказала...

– Глеб, голубчик! – сказала я, заливаясь слезами. – Ты еще ничего не знаешь, ты не знаешь, какой он подлец, этот человек...

– Верните мне мое. – Ник медленно поднялся. – Люди! Если у вас совесть есть – верните мне мое.

Он тоже как будто собирался плакать.

– Пожалуйста. Я – настоящий Ивашов. Я русский князь, у меня есть документы... мы с дедушкой даже в Англию ездили, когда мне десять лет было, нас английской королеве представили! Был бал, настоящее дворянское собрание – Романовы, Голицыны, Гагарины, Татищевы... Оленька! Я же передал тебе медальон, я же не жадный, мальчикам будет память!

– Им принадлежит все, – сказала я, с ужасом понимая, что мне очень жаль этого Ника. – Если бы Инесса сама передала тебе это... но ты же украл!

– А ты... а ты чем лучше?!

– Все у тебя? – повернулся ко мне Глеб.

– Да, – сказала я, улыбаясь вопреки всему. – В надежном месте спрятано... этому прохвосту не достать.

– Глеб, малыш... не верь ей! – вклинился Ник. – Ты убежден, что она отдаст тебе эти вещи? Она такая... давай потрясем ее, давай продадим статуэтку, а вырученное поделим пополам... огромная сумма!

Глеб ничего ему не сказал, он протянул руку и погладил меня по плечу.

В этот момент за окном забибикали. Я быстро взглянула туда и увидела открытый белый лимузин. За рулем сидел Виргиний, мрачный и злой, как сто чертей, словно он заранее знал, что все это предприятие закончится крахом.

– Пора... – с отвращением произнес Ник. – Елки-палки, как неудачно все получилось... Надо ехать, а то билеты пропадут... У Виргиния скоро срок грин-карты заканчивается, надо срочно возвращаться, а то нас домой не пустят и мы здесь на всю жизнь завязнем, ничего хорошего...

Все эти тонкости были мне не вполне понятны, но стало ясно одно – Ник должен уехать прямо сейчас.

– Так не отдадите? Ладно... Я, когда сюда ехал, особо и не надеялся... чистой воды авантюра. Глеб... был рад с тобой познакомиться. Ты мне кто, кстати?

– Двоюродный дядя... нет, двоюродный дедушка... – спохватилась я.

– Ладно... – опять вздохнул он и распахнул балконную дверь. – Не суть важно. Может быть, когда-нибудь...

Он махнул рукой и спрыгнул вниз. Мы с Глебом завороженно смотрели, как Ник садится в лимузин. Виргиний хотел о чем-то спросить своего товарища, даже рот раскрыл, но потом захлопнул его – по лицу Ника и так все читалось. Все вернулось на круги своя – они уезжали, и утреннее солнце с любопытством светило им в лица. Кто бы мог подумать – когда мы с Инессой шли домой и повстречали этих двух вежливых чужестранцев, – что расстанемся мы врагами и смерть Инессы будет стоять между нами, между прошлым и настоящим – разделительной чертой.