Было ужасно тоскливо. Никакого просвета, никакой надежды.

И тут опять зазвонил телефон. Звонила Вера.

– Прости меня, я наорала на тебя в прошлый раз. У меня все прекрасно. Луиджи приглашает меня в Осло на несколько дней. Осмотреться и вообще. Он подал на развод.

– А ты?

– Ну, я тоже подам позже. Он согласился креститься. Мы повенчаемся.

– А римский папа ему позволит?

– А что, придется брать разрешение?

– Это надо уточнять. Может, вас и так повенчают.


– Я готова дать тебе двадцать тысяч. И процентов брать не буду.

– Спасибо, мне уже не нужно.

– Как выкрутилась?

И я рассказала ей чудесную историю своего обогащения.

– Привет от предков?

– Типа того.

– Приходи в понедельник, ладно?

– Ты будешь дома?

– Нет, Оля будет.

– Ты хочешь, чтобы я и дальше работала?

– Не знаю пока. Я, наверное, на Сережу пока компанию оставлю. Он и будет жить в квартире. Тебе с ним надо договариваться.

– О’кей.

– Пока тогда.

– Счастливо.

Теперь определенно можно было отказаться от Глеба.

* * *

Но мне было ужасно любопытно, как выглядит его квартира. Что за коллекцию обуви он собрал?

Вообще, какой он дома? Должно быть, у него чудесные домашние тапочки. Я не могла отказать своему любопытству в этой маленькой радости. Наберусь смелости и пойду. Кроме того, мне не давала покоя мысль о том, что Глеб врет про то, что он асексуал. Ужасно хотелось выяснить правду. Без этой правды нашу историю нельзя считать законченной.

Аня Янушкевич делится опытом:

В городских многоквартирных домах практично использовать для прокладки водопровода трубы из пластика. Они дешевле, прочнее и проще в работе, чем медные. Для загородных домов и дач предпочтительнее медные трубы. Их гораздо проще отогревать, если зимой водопровод прихватит морозом.

Глава 19

Пятница

Глеб жил в пентхаусе на Крестовском острове. Трудно представить себе более удачное место для жизни. Вроде посреди города, но среди рек и деревьев. Из окон открывался прекрасный вид на ЦПКиО, залив, яхт-клуб. Так что и по этому пункту все было идеально.


– Показываю все один раз. Поэтому запоминай, – строго сказал он мне, когда я переоделась в свой рабочий комбинезон и надела перчатки.

Сегодня Глеб был одет в синее. Синий костюм, синяя рубашка, синий галстук. С первого взгляда казалось, что на этот раз он абсолютно маскулинен. Ан нет. Из-под рукава показались рюшки на манжетах рубашки. Я загляделась и прослушала, что он рассказывает.

– На галстук нужно жемчужину. Булавка есть?

– Я нанял тебя убирать квартиру, а не давать советы по имиджу.


Глеб объяснил мне, как он любит, чтобы застилали кровать, как часто надо менять белье (раз в неделю), какие комплекты постельного белья можно и нужно смешивать, а какие нельзя ни в коем случае. Как правильно готовить белье к прачечной.

На кухне, хвала господу, не было нержавейки, только высокопрочный пластик, который очень легко отмывается. Впрочем, отмывать было нечего.

В комнате, где он держал всевозможную компьютерную, фото-, видео-, аудио– и т. д. и т. п. аппаратуру, нашелся микропылесос и разного рода специальные салфетки.

Различимую невооруженным глазом грязь – водный камень в микроскопическом количестве – я обнаружила только в виде полоски шириной два миллиметра вокруг сливного отверстия ванны. И все. Ни потека зубной пасты, ни мазка обувного крема, ни следа от жирного пальца на кухонной двери – ничегошеньки.

Ровные ряды пиджаков и рубашек в шкафу. Сорок девять пар джинсов. Коробки носков – шерстяных, полушерстяных, хлопчатобумажных и шелковых.

Восемь купальных халатов экзотических расцветок.

Отделение для спортивной одежды. Форма лыжная, хоккейная, снаряжение для дайвинга, серфинга и парашют.

Огромное количество спортивной обуви – от слаломных ботинок до тапочек для скалолазания.

И на всем – ни пылинки.

* * *

Ира была права – он маньяк.


Глеб приколол к галстуку бежевую черепашку Swarovski. Долго переставлял флаконы с туалетной водой, долго рассматривал перчатки. Наконец выбрал тонкие коричневые с трикотажными вставками. Затем подошел ко мне и, не глядя в глаза, сказал:

– Сделай милость, прими душ. От тебя разит этим молодым подонком.

«Yes! Yes! Yes! – подумала я. – Он ревнует! Ля-ля-ля!»

– Никогда бы не подумал, что такая приличная с виду девушка может быть настолько слабой на передок.

– Мне не хотелось бы вам хамить, Глеб Сергеевич, но я бы предпочла не развивать эту тему.

– Скажите, какие мы гордые! – Глеб, казалось, сердился на себя за то, что не смог сдержаться.

– Что есть, то есть. Польская спесь, слыхали про такую? И потом, мы, кажется, договорились поддерживать формальные, сугубо деловые отношения. И вы были инициатором этого.

– Ладно, – сказал Глеб, – умерла так умерла. Дождись меня, проверю, как убрала.

Он развернулся на каблуках и ушел.


Надо было взбесить его еще больше, вовлечь в спор, дать ему высказаться, может быть, ухватить за хвост его тайну. Но он опять закрылся, спрятался в домик, как черепашка на галстуке.


Последнее время я нерегулярно питалась, и у меня снова стал побаливать желудок.

* * *

Я принялась за уборку и добросовестно сделала все, что полагалось.


Не очень люблю минимализм. Мне кажется, что его может любить тот, кого утомили роскошь и избыточный уют, в котором человек жил или воспитывался долгие годы. Так произошло на Западе. Аристократия и богатая буржуазия, утомленные статуэтками, бархатом, ночными колпаками и прочими завитушками быта, взалкали лаконизма и пустоты. Но пустоты дорогостоящей. Таковую им немедленно предложили дизайнеры и декораторы, а за ними и производители мебели, текстиля и сантехники. Однако даже тамошние нувориши до сих пор предпочитают пышный стиль, но в компромиссном варианте.

Как случилось, что хомо советикусам тоже нравится минимализм? Ведь в данном случае роскошь надоесть не могла. Жалкие коммуналки, безликая мебель, интерьеры в стиле русского авангарда. Газета, водка, селедка. Видимо, привычка к бытовой убогости и вынужденному аскетизму преобразовалась в аскетизм генетический.


Я еще раз обошла всю квартиру.


И вдруг увидела дверь, которую не заметила раньше. Подергала ручку – заперто.

Вот кто на самом деле Синяя Борода. А совсем не несчастный Фрэнк.

Я осмотрела замок – банальный финский Abloy.

Срочно нужен саквояж.


Я взглянула на часы. Пора было ехать в кассу страхового общества.

Я набрала телефон Глеба.

– Мне нужно отлучиться на час по важному делу. Я могу это сделать?

– Да. Я предупрежу консьержа, он даст ключ, когда вернешься.

Я отправилась в «Россию», там в кассе без проволочек получила по паспорту двести зеленых купюрок.

Заехала домой, прихватила саквояж.


Едва войдя в квартиру, я устремилась к таинственной двери.

Отмычкой мне послужила болванка для мебельного ключа, которая болталась у меня без дела давным-давно. Abloy открылся легко.


Я вошла и словно бы очутилась в том коридоре, который привиделся мне в полуобморочном состоянии в клинике Quazi. Красный шифон на окнах, красные стены. Открывание двери привело в рабочее состояние кондиционер, и легкие шторы стали медленно развеваться.

Длинная стена комнаты была зеркальной. На стене, противоположной окнам, висел огромный фотографический портрет красивой брюнетки в черном вечернем платье и с бриллиантовым ожерельем на шее. Рядом с ним в вазах стояли цветы. Белые лилии.

Все это напоминало алтарь неизвестной богини. Следов жертвоприношений, однако, не наблюдалось.

Мой холодный Кай служил Снежной Королеве. Это она не отпускала его от себя. Узнать бы, кто она.


Присмотревшись, я узнала ее. Это была Вероника Тугарина. Королева московских подиумов и модных журналов. Самая красивая женщина страны поколения поздних шестидесятых. Но, пардон, насколько мне известно, она лет двадцать как умерла. Умерла молодой, как полагается настоящей красавице.


И действительно, толстые черные стрелки на веках и особенности прически указывали на то, что фотография именно тогда и была сделана. В конце шестидесятых годов.

Зазвонил телефон, оставленный в кармане тренчкота. Я вздрогнула и побежала ответить. Дверь в святилище захлопнулась. Хорошо, что все мои вещи остались по эту сторону. Звонил Глеб.

– Ты вернулась? Я буду через час.

– О’кей, – ответила я.

У меня оставалась уйма свободного времени.


Я отправилась в кабинет, включила компьютер и зашла в Интернет.

Набрала в поисковике «Вероника Тугарина», и мне открылся потрясающей красоты сайт. Лицевой картинкой оказался тот самый снимок, который я видела в красной комнате.

Я открыла биографию.

Вероника родилась в 1946 году в Калининградской области, которая тогда еще была оккупированной советскими войсками территорией Пруссии. Там окончила среднюю школу и в 1964 году приехала покорять Москву. Как именно это ей удалось, биография умалчивала. Дальше перечислялись места ее работы, показы, выезды за рубеж с Московским домом моды, призы, участие в кинофестивалях, приемы правительственных делегаций. И вот сердце мое забилось… В 1969 году выходит замуж за подающего надежды ученого-физика Бориса Шувалова. В 1971-м у нее родился сын Глеб. Так. Она его мать. Однако брак оказался несчастливым, в 1975 году Борис, оставив жену и сына, эмигрирует в США. Вероника снова выходит замуж, на этот раз за генерала авиации Сергея Гостева. Понятно. С фамилией Шувалов мальчика не приняли бы в престижный институт. Карьера Вероники стремительно идет на убыль. В 1980-м году она серьезно заболела. И в 1982-м умерла. Как Мэрилин Монро, в возрасте тридцати шести лет.