Акулина Парфенова - Мочалкин блюз

– яйцо, зеленый горошек, соленый огурец;

– рис, кукуруза, оливки;

– морская капуста, красный перец, майонез.

Суббота

Петров позвонил в девять утра.

– Я все решил. Она с мальчишками будет жить здесь, в Питере. Я смогу содержать всех. А мы с тобой поедем в Москву. Конечно, ты мне больше нравишься в качестве матери моих детей, чем она. Но биология распорядилась иначе. Что ж, будет повод родить еще детей, как ты хотела.

– Ты деньги послал?

– Еду. Хочешь, в Эрмитаж днем сходим? Я няню вызвал.

– Давай заезжай ко мне, как освободишься.

Я накормила Петрова омлетом.

– Петров, ты должен дать ей еще один шанс. Ради детей.

– Исключено. Я ее ненавижу.

– Ты ревнуешь.

– К кому? К этому уроду? Выискался Борис Беккер.

– Ты должен дать ей второй шанс ради детей.

– А как же мы с тобой?

– Никак. Мы развелись шесть лет назад.

– Ты не понимаешь. Я тебя люблю.

– А я тебя нет.

– Ты встретила другого?

– Встретила, но у меня с ним ничего не получилось. Дело не в нем.

– А в чем?

– В том, что на самом деле я конкретно тебя больше не люблю.

– И когда ты это поняла?

– Сегодня ночью.

– Все понятно. Ты отказываешься от меня, чтобы у моих детей был отец. Я понимаю, у тебя самой отец погиб и для тебя это священно. Но я же буду их любить, и видеться с ними, и воспитывать их.

– Да, ты прав, для меня имеет значение эта тема. Но главное в другом.

– Так в чем же?

– Я больше тебя не люблю.

– Тебе, похоже, приятно это повторять.

– Я не пойду с тобой в Эрмитаж. Иди к детям.

Он долго возился, мялся, ходил в туалет, допивал чай. Но я была непреклонна, и он ушел.

До встречи с медиа-магнатом оставалась уйма времени.

Перед моими глазами снова поплыли видения Глеба. Он стоит у дерева напротив британского консульства, сидит на корточках в белом плаще около консерватории. В конце концов, хрен с ним, с сексом. Не сошелся свет клином на этом, в общем-то, факультативном занятии. Можно просто дружить. Ему со мной интересно, я точно знаю.

При мыслях о Глебе ноги сами понесли меня к куче испорченной одежды.

Я нашла очень красивое пальто Chanel. К сожалению, совершенно непоправимо испорченное. Вся куча была завернута в гобелен. Я развернула. Гобелен, точнее, две толстые гобеленовые портьеры большого размера имитировали один из черно-белых орнаментов Мориса Эшера. Сначала я решила покрыть им кровать. Но потом мне в голову пришла идея получше.

– Ах, тебе не нравятся выкройки журнала «Бурда»! Посмотрим, как тебе понравится выкройка от Chanel.

Я аккуратно распорола испорченное пальто и тщательным образом приколола его детали к гобелену. Хватило на все. Остался изрядный кусок.

Спустя четыре часа я пришивала оригинальную целую и красивую подкладку Chanel к новому пальто.

* * *

Потом пошла в свою кладовку и вытащила оттуда сапоги Casadei, у которых я порвала голенище о торчавший из лестницы металлический штырь.

С помощью шила, сапожной и хирургической игл и самоклеящейся резинки мне удалось соорудить новые гобеленовые голенища.

Я была почти одета для выхода в свет, и тут весьма кстати вспомнила о куске чернобурки, хранившемся в пакете с нафталином в бабушкиной кладовке. Она собиралась сшить мне пальто с воротником и манжетами. Пока я лазала в кладовке, гадая, получится ли за пару часов выгнать запах нафталина, мне позвонили в дверь.

В дверях стоял бывший автослесарь, а ныне Светланин содержанец Костя. Он был слегка навеселе, дорогой галстук сбит на сторону, роскошная стрижка – в беспорядке.

– Меня Светка прислала, чтобы я у тебя тачку забрал, документы и доверку.

– Что вдруг?

– Да ты ее, самодурку, знаешь, приспичило вдруг.

– Я позвоню ей.

– Да без толку звонить ей. Дома ее нет, а трубу подзарядить забывает всегда. Запасная у нее только в офисе, она ее оттуда не выносит. А ту, что дома, если Крыська ей не зарядит, то всю неделю будет без трубы ходить.

– Ты уже так хорошо изучил ее привычки?

– Так чего тут изучать. Ездит без телефона, все время мне звонит из офиса. Привези то, привези се, я то забыла, я се оставила. Покою – никакого.

– Бедняжка.

– Ну и еще я, это, хотел продолжить тот наш разговор, ну помнишь, когда ты приезжала масло заливать.

– Насчет твоих средних параметров?

Он вспыхнул.

– Так вот. Пока ты не откажешься от своих слов, я отсюда не уйду.

– А сейчас мой бойфренд со своим ключом из магазина придет.

– Не ври, нет у тебя сейчас никакого бойфренда. Я, думаешь, идиот? Я справки навел.

– Нет, даже не думай. Ничего такого у нас с тобой не будет. И вообще, у меня дела, у меня встреча.

– Ну и правильно. Не будешь ерепениться – успеешь на встречу.

Он подошел ко мне. И я поняла, что назвать этого мальчика скотиной – сделать ему комплимент.

Мне стало холодно и страшно. Доигралась.

– Тебя посадят.

– Во-первых, пока мы будем это делать, ты раздумаешь меня закладывать, потому что тебе наверняка понравится. А во-вторых, если не раздумаешь, то ничего не докажешь. Ольга-пиздоглазка скажет, что ты и раньше ко мне приходила, она тебя запомнила. Светке скажу, что ты давно сама меня домогаешься, только бабок у тебя нет. Так что она тебя тут же уволит. Да еще в агентство твое накапает, что ты у клиенток мужиков отбиваешь.

Я прикидывала, поверит ли Светлана. Неизвестно.

– Хорошо. Я отказываюсь от своих слов. Я верю, что у тебя выдающиеся параметры, ты гигант большого секса и все твои партнерши навеки счастливы оттого, что им довелось с тобой гормонально пообщаться.

– Нет. Этого мало. Ты сейчас повторишь мне все это в любовном экстазе.

И он недвусмысленно протянул ко мне руки.

Это просто бред какой-то.

* * *

– Хорошо. Только быстро, а то я спешу.

– Нет. Это будет не быстро. Это будет так, как правильно.

– Ладно. Тогда иди мой руки и все остальное.

– Давно бы так.

Костян самодовольно усмехнулся и погладил меня по груди.

Едва он зашел в ванную, я опять быстро побежала в кладовку, взяла там молоток, большие гвозди и несколько дощечек, которые все собиралась выкинуть, но так и не успела. Сначала тихо-тихо я заперла ванную снаружи на задвижку. А потом быстро-быстро крест-накрест заколотила дверь оказавшимися кстати дощечками.

Костян бился о дверь и посылал мне матерные проклятия.

Я набрала сотовый Светланы.

– Света, ты посылала Костяна забрать у меня машину, документы и доверенность?

– Нет. Зачем?

И я пересказала ей придуманную им историю.

– Я его заперла у себя в ванной, хочешь, приезжай забирай.

– Выгони его взашей. Он, наверное, сбежать от меня собрался, но, чтобы на какое-то время грошей хватило, решил тачку продать.

– Я не могу его выгнать – он буйный. Я боюсь.

– Ладно, сейчас с фирмы охрана к тебе приедет. Я им дам инструкции. Адрес диктуй.

Костян бушевал в ванной.

– Не ори, – сказала я ему, – сейчас Светкины амбалы приедут и башку тебе открутят.

– Ты что, не ментам звонила?

– Нет.

– Значит, все-таки я тебе нравлюсь.

Костян почти утешился по ту сторону двери.

Вскоре пришли амбалы и увели его.

История с американцем после всех моих злоключений с Петровым приобрела внезапную актуальность. А что, если он стоящий мужик? Вдруг он мне понравится?

И я принялась собираться с удвоенной силой.

Пришить чернобурку к новому пальто я уже не успевала.

Но пальто придешь и снимешь. А как же платье?

Платье Одри убило бы американца наповал. Но оно было священным и неприкасаемым для меня.

Нужно было еще платье. В филоновской куче ничего подходящего не обнаружилось.

Я пошла к ней. Похоже, Остин здесь прижился. Он лежал в трениках на диване и читал журнал «Здоровье».

– Филонова, у тебя есть еще порченые платья моего размера?

– Есть.

– Дай посмотреть.

– А ты что-нибудь сегодня сделала?

– Сейчас покажу, только дай мне быстрей пару платьев, мне через полтора часа на встречу идти.

– Романтическую или деловую?

– Может, и романтическую. Не знаю, как получится.

– Уже несу, давай быстрее покажи, что ты там наваяла.

Я надела пальто и сапоги и вернулась к ней.

Филонова долго хлопала глазами.

– По крою похоже на Chanel, но ткань необычная. Это же занавески, в которые я все заворачиваю.

– Дура ты, Филонова. Это же орнамент Эшера.

– А где пальто Chanel?

– Я его распорола.

– Зачем? – Филонова явно расстроилась.

– Чтобы выкройку снять.

Я показала ей подкладку от пальто.

– А починить его никак нельзя было?

– Нет, там голяк, ничего не получилось.

– А сапоги, Янушкевич! Какая вещь! Тебе надо браться за ум, точнее, за иголку с ниткой.