– Вы наметили другой раз?

– Знаешь, любопытной Варваре…

– Знаю-знаю, много раз слышала, на базаре нос оторвали.

– Вот так-то.

Мы попрощались до следующего понедельника.

Вера обняла меня и тихо сказала:

– Спасибо тебе.

И пошла ловить такси, улыбаясь и помахивая большой сумкой Hermes, названной в честь Джейн Биркин, прекрасной подруги богемного француза Сержа Гензбура, музыканта, извращенца и алкоголика.

Но какова, однако, тихоня!

Перед встречей с Благовещенским стоило привести себя в порядок.

Я приехала домой и начала с того, что проверила электронную почту. Там было примерно пятнадцать писем от разных корреспондентов, в которых они интересовались, с каких это пор я заделалась моделью. Мысль о том, что не только я сама, но и весь город увидит меня на рекламе Глебова бутика, застала меня врасплох.

Как объяснить интересующимся причины моего «перехода» в модельный бизнес? Нужно было срочно придумать какую-то отмазку.

Тут позвонила Кораблева.

– Янушкевич, я биллборд тут рядом с домом видела. Признайся, у тебя с Гостевым серьезный роман?

Мне не хотелось, чтобы Кораблева догадалась, насколько внезапно серьезной стала для меня тема Глеба Гостева, поэтому я старалась говорить как будто не о нем.

– Нет. У меня с ним просто секс.

Кораблева задохнулась на том конце провода.

– Але, Кораблева, ты слушаешь?

– А, да, слушаю. Давай перекусим где-нибудь?

– Извини, я уже приглашена сегодня вечером.

– Так он же улетел в Сан-Паулу.

– А я с другим иду.

– Бог ты мой! Неужели ты можешь думать о каком-то другом мужчине, если у тебя был секс с Гостевым?

– Я иду с Благовещенским. Он пытается помочь мне с новой работой.

– Ну почему одним – все, другим – ничего?

– Ты, Кораблева, Бога гневишь.

– Мне, конечно, неловко спрашивать, но как оно было? Хотя бы в двух словах!

– Прошло уже шестнадцать часов, а у меня до сих пор время от времени сводит мышцы малого таза.

– Нифига себе! Лучше, чем с Петровым?

Я не знала, кто лучше, и не знала, как лучше ответить Кораблевой, чтобы она отстала. Поэтому сказала наобум:

– Да, гораздо лучше.

– Я так и думала. Ты знаешь, все, у кого когда-либо было что-то с Гостевым, примерно так и описывают свои впечатления. В категориях скорее количества, чем качества. Правда, таких очень мало. Собственно, ты вторая. Скажи что-нибудь по поводу качества.

– Ты прям интервью у меня берешь.

Я не знала, что сказать.

– Ну что тебе, жалко, что ли?

– Качество выше всяких похвал.

– Я так и думала.

Кораблева чуть не плакала.

– Ладно, давай завтра встретимся, все тебе расскажу.

– Правда? Спасибо.

Я сама чувствовала потребность рассказать все кому-нибудь. Хотя бы для того, чтобы самой понять, что же все-таки произошло и что означает такое его поведение. А заодно и освободить несчастную Кораблеву от мук зависти.

Потому что завидовать было решительно нечему.

Потом позвонили в дверь. Филонова, собственной персоной.

– Твой доктор такой душечка. Мы с ним идем в клубик вечером. Кстати, зря ты каркала, с желудочком у меня все хорошо.

– Рада за тебя вдвойне. А как же твой Андрюшечка?

– Если честно, не могу терпеть мужиков, которые портят воздух в присутствии девушки и делают вид, что это в порядке вещей.

– Короче, Андрюшечке от ворот поворот.

– Решу сегодня после клубика.

– Рада за Остина, что ему наконец-то попалась здоровая девушка.

Филонова засмеялась и ушла к себе.

Я предупреждала Сологуб, что после первой встречи снимаю с себя ответственность за поведение Остина, но что решит сама Сологуб – неизвестно.

Позвонить ей или не надо? Наверное, лучше позвонить, чтобы не с пустыми руками встречаться с Благовещенским. Будет хоть какой-то вариант.

И я набрала номер Сологуб.

– Идея неплохая, – сказала она, – и написано прилично. Но знаешь, мне это не совсем по профилю. Я сегодня думала, как можно использовать твой материал. Все-таки, сама понимаешь, в журнале о моде и красоте он не совсем уместен. Надо прикинуть, где он будет лучше смотреться. Позвони завтра, хорошо?

– Как тебе доктор при ближайшем рассмотрении?

– Ближайшего рассмотрения не получилось, он довольно быстро слинял.

– Чем ты его отпугнула?

– Думаешь, я его отпугнула? Я подумала, что он верный ежик, к тебе побежал.

– Да я его с той тусовки не видела.

– Интересно. Тогда попробую ему позвонить.

Я скрестила пальцы.

– Лучше завтра. Он сегодня дежурит в больнице.

– Спасибо на добром слове. И знаешь, я правда что-нибудь придумаю с твоим материалом. А то пришли еще что-нибудь.

– Ну и тебе спасибо на добром слове.


Раз те вещи, которые Глеб положил мне в машину, – не подарок, а плата за съемки в рекламе, вполне резонно их носить, решила я. Поэтому вопрос о том, что надеть на встречу с Благовещенским, отпал быстро и безболезненно.

А вот платье Givenchy, видимо, следует отнести в химчистку и вернуть хозяину. За тот секс, что у нас был, должна была платить скорее я, чем он. В платье я уже покрасовалась, да так, что даже заслужила внимание Алена Делона. Верну и Jimmy Choo. Хотя бы и один. Lagerfeld’ы жалко. Ну да пес с ними.

Однако видеть Глеба Гостева мне совсем не хотелось. Как бы вернуть не встречаясь? Без объяснений. Можно оставить для него в бутике. Да, так и сделаю.

До встречи с Благовещенским оставалось время съездить в автосервис и на мойку.

Автосервис, пожалуй, единственное место на свете, где абсолютно всегда я чувствую себя лунной дурой. Не знаю, как другие женщины борются с этим не слишком приятным чувством. Я лично так и не нашла способа закрыться от снисходительного презрения, которым всякий раз окатывают меня автомобильные специалисты. Однажды мне пришла в голову вот какая мысль. Если меня здесь считают нулем, то надо попытаться извлечь из этого пользу. Лучше не бороться за право быть равной среди них. Лучше сделать вид, что признаёшь себя дурой, и тогда они моментально добреют.

Я сразу разыскала старшего, который уже стал узнавать меня в лицо, и попросила как можно скорее сменить масло и фильтры.

– А то опоздаю на свидание, – пояснила я.

– Хорошо. Погуляй минут двадцать. – Мужчина снисходительно улыбался. – А хочешь, оставь ключи, я сам твою крошку на мойку перегоню, оттуда и заберешь через час.

Я охотно согласилась.

– Костя! – громко призвал старший кого-то из работников.

И тут матрица дала сбой, и у меня случилось дежавю.

Медленно открылась дверь, и прямо ко мне вышел мужчина. Тот же рост, тот же совершенный обнаженный торс, синие глаза. Только вместо сдержанного сжатого рта – вульгарнейшие сладострастные пухлые красные губы. И лет на десять моложе Глеба. Вместо Ахиллеса вышел Дионис. Я остолбенело смотрела на прекрасного Костю. Он, видимо, привык к немому обожанию в женских глазах, поэтому не удостоил меня вниманием и прошел мимо походкой флибустьера. Я посмотрела ему в спину. Сзади его можно было принять за Глеба, если бы не спецовочные замасленные штаны и не готическая татуировка в виде двух сложенных черных крыльев во всю спину в духе Оззи Осборна. В чувства меня привел трехэтажный мат, с которым прекрасный Костя обратился к работавшему неподалеку коллеге. Чары моментально рассеялись. Костя обернулся и подмигнул мне.

– Не ссы, вдуем тебе… хе-хе… масло в лучшем виде, мочалочка.

Я в ужасе бросилась прочь.

Можно было пойти пожаловаться на хама. Но почему-то я не стала этого делать.

Я вспомнила, как недавно Глеб спросил меня: «Неужели надо быть скотиной, чтобы нравиться женщине?»

И до меня дошло, что мне ужасно – в самой глубине подсознания – нравится эта скотина Костя и что я с удовольствием бы сейчас вернулась и рассмотрела его поподробнее. Он, конечно, младше меня. Ну и что? Зато расклад просто классический. Барышня и хулиган.

Час после этого я провела в рефлексии на тему, как я могла докатиться до того, что всерьез рассматриваю возможность ни к чему не обязывающего романчика с маленьким пролом.

Прошло шестьдесят пять минут.

Моя машинка вынырнула из-под ворот чистенькая и элегантная, бежевая и коричневая в стиле ретро. Все как мне нравится.

За рулем, я не удивилась, сидел скотина Костя и скабрезно улыбался мне. Хотя любая улыбка на таких губах выглядит неприличной. Колени его длинных ног упирались в руль. Он открыл дверцу, но вылезать не спешил.

– Ты своими штанищами уделал мне все сиденье! – возмутилась я.

– Не бзди, я газет подстелил.

Я не успела заметить, чистые ли у него руки, как одна из них, большая ладонь с длинными пальцами, уже оказалась у меня под юбкой. Он со знанием дела сжал мое бедро под самой ягодицей и сказал:

– Я заканчиваю в девять. Заезжай, развеселю тебя, строгая.

Я молча таращилась на наглого малолетку. Надо было бы дать пощечину. Но реальность того, что на пощечину могут и ответить, удержала меня от поспешных действий.

– А на меня твоя мамочка в суд не подаст за совращение малолетнего?

– Да иди ты, мне двадцать один.

– Значит, памперсы уже не носишь.

– На училку мою ты похожа, тоже всегда пристебывалась надо мной. Пока поближе не узнала.

– Ладно, базар окончен, я опаздываю.