— Делайте что хотите, доставьте себе удовольствие, — заявила она.

— Доставить себе удовольствие? — Он моментально оказался рядом с ней и смотрел на нее сверху вниз. — Делать что хочу, Тесс?

— Да, — подтвердила она, вдруг почувствовав двусмысленность своих слов.

Они оба понимали, что должно произойти дальше.

— В таком случае я доставлю себе удовольствие, — сказал Лусиус.

— Да, — прошептала она.

Он не спеша прижал ее к своей груди и прикоснулся губами к ее губам. Тесс была настолько удивлена реакцией собственного тела на его прикосновение, что не сразу заметила, что на этот раз в его поцелуе ощущались гнев и отчаяние. Наряду с желанием, конечно.

И еще обида. Она его обидела. И он теперь наказывал за это ее губы. Но за что?

— Я не хотела вас обидеть, — сказала она, не отрываясь от его губ. Ее руки сами собой легли на его грудь, и она почувствовала под ладонями биение его сердца.

Но лицо его было, как всегда, непроницаемым.

— Не в этом дело, — сказал он.

И тут Тесс обнаружила нечто важное относительно поцелуев — во всяком случае, относительно поцелуев с Лусиусом Фелтоном. Поцелуи были похожи на лошадиные морды: они не лгали. Инстинкт подсказывал ей, что дрожь в коленях и нехватка воздуха в груди предупреждают ее об опасности.

— Извините, что я пренебрежительно отнеслась к изложенным вами причинам остаться холостяком, — сказала она, отходя от него.

Он поклонился, не сказав ни слова. По его вежливо-блуждающей улыбке ничего нельзя было прочитать.

Дверь отворилась, и в комнату вошла леди Гризелда.

— Тесс, дорогая! — воскликнула она. — Знаю, что тебя расстроят мои новости, но мой братец умчался в Лондон по каким-то делам. Он постарается возвратиться к началу танцев.

— Танцев? — переспросила Тесс, отнюдь не расстроенная известием об отъезде своего жениха.

— Просто небольшая вечеринка для своих, — сказала леди Гризелда, добавив: — И для Мейтлендов, разумеется. Я попросила Бринкли найти для нас какое-нибудь трио, и этот вышколенный дворецкий сделал все, что требовалось.

Следом за ней пришли слуги и принялись расчищать место под танцевальную площадку в конце гостиной.

Тесс неожиданно вспомнила о том, что Гризелда планировала организовать вальс и тем самым вдохновить мистера Фелтона на предложение руки и сердца. Тесс почувствовала огромное облегчение, вспомнив также о решении Аннабел не любезничать с мистером Фелтоном.

Он отошел от них и стоял теперь у окна, глядя на потемневший двор. Она видела отражение его лица в оконном стекле: это было лицо мужчины, которой ценил в человеке сдержанность и благовоспитанность.

Она ошиблась, когда, увидев его впервые, решила, что он похож на падшего ангела.

Глава 17

Мгновение спустя комната наполнилась людьми. Вошли леди Клэрис с мисс Питен-Адамс; за ними следовала Имоджин под руку с Рейфом. Судя по всему, она смотрела на него с обожанием в попытке вызвать у лорда Мейтленда ревность, Как это предложила Аннабел. Ему, наверное, очень хотелось выпить. Тесс знала, какой настойчивой могла быть Имоджин.

— Я устроила очаровательный сюрприз! — с энтузиазмом сообщила леди Гризелда, обращаясь к леди Клэрис. — Маленький оркестр! В конце концов, танцы — это пища богов, как сказал Шекспир. — Она на мгновение задумалась. — Или это музыка — пища богов? Я всегда забываю.

Леди Клэрис положила руку на предплечье мисс Питен-Адамс.

— Дорогая, не будете ли вы так любезны помочь?

— «Любовь питают музыкой»[6], — послушно произнесла мисс Питен-Адамс. — «Двенадцатая ночь».

— Какая же вы образованная молодая женщина, дорогая моя! — воскликнула леди Клэрис, сияя улыбкой, словно гордая мамаша.

Мисс Питен-Адамс, самодовольно улыбнувшись, продолжила:

— «Играйте щедрей, сверх меры, чтобы, в пресыщенье, Желание, устав, изнемогло»*. По-прежнему «Двенадцатая ночь».

В полную противоположность своему поведению последних нескольких дней она буквально не отходила от жениха.

— Из вас, сэр, получится великолепный герцог Орсино, — говорила она Мейтленду. — Когда мы поженимся, я прежде всего поставлю всю пьесу с вами в заглавной роли!

— Я не силен в заучивания текстов, — заявил Мейтленд. Тесс не сомневалась, что он абсолютно правдив.

— Уверяю вас, что заучивать текст наизусть — это сущие пустяки! — воскликнула мисс Питен-Адамс. — Я, например, знаю все реплики герцога Орсино. — Она отпустила его руку и, встав в позу, стала декламировать:

Еще раз тот напев!

Тот, замирающий.

Ах, он ласкал мне слух, как сладкий звук,

Который, вея над грядой фиалок,

Крадет и дарит волны аромата.

Тесс не сразу поняла, что происходит. Очевидно, мисс Питен-Адамс решила пустить в ход тяжелую артиллерию, чтобы заставить жениха отказаться от своих планов с помощью поэзии.

— Я буду читать вам реплики каждый день… нет, и по вечерам тоже. Не пройдет и месяца, как вы проникнетесь духом Шекспира! — пообещала она.

На взгляд Тесс, Мейтленд посматривал на свою будущую супругу с явной неприязнью, но в этот момент в дальнем конце комнаты послышались звуки настраиваемых инструментов.

— Мы могли бы, пожалуй, потанцевать перед ужином, — заявила леди Клэрис, обмахиваясь веером.

— Разумеется! — воскликнула леди Гризелда. — Не следует раньше времени чувствовать себя старухой, леди Клэрис. Не успеешь оглянуться, как станешь старой!

Леди Клэрис обнажила зубы. В стае шакалов, возможно, это и могло бы сойти за улыбку.

Рейф со стаканом бренди в руке подошел к Тесс.

— Почему ваша сестра Имоджин так ведет себя? — громким шепотом спросил он.

— Не понимаю, о чем вы? — спросила Тесс, широко раскрыв глаза.

— Вы прекрасно понимаете, о чем я говорю, — сказал он. В это время Имоджин принялась махать рукой с другого конца комнаты, подзывая его.

— Я не вижу ничего предосудительного в поведении своей сестры, — сказала Тесс, едва сдерживаясь, чтобы не рассмеяться.

— Заставьте ее угомониться, Тесс.

— Не могу, — сказала Тесс. Как-никак он был их опекуном. И он должен был тоже способствовать защите Имоджин от Мейтленда.

— Почему не можешь? — резко спросил Рейф, осушив стакан.

— Я хочу, чтобы она избегала Мейтленда, — тихо сказала Тесс.

— А это означает, что она должна преследовать меня? я чувствую себя фаршированной уткой, в которую она вот-вот воткнет вилку.

— Рассматривайте это как часть ваших опекунских обязанностей, — посоветовала Тесс. И, когда Рейф открыл рот, чтобы возразить, добавила: — Она должна сохранить свое лицо перед Мейтлендом, Рейф!

Он застыл с открытым ртом.

— Леди Клэрис не нравится, что моя сестра испытывает нежные чувства к ее сыну, — сказала Тесс так тихо, что даже сама едва слышала свой голос.

— Вот оно что!

Рейф не был самым медленно соображающим джентльменом из всех, кого знала Тесс, однако он явно относился к категории тугодумов. Издав какой-то фыркающий звук, он куда-то направился. Тесс надеялась, что в сторону Имоджин.

Кавалеров для всех желающих танцевать не хватило, так что Тесс пришлось постоять в сторонке, наблюдая, как танцуют сначала рафти-тафти, потом вальс. Бюст Аннабел чуть не вываливался из платья Тесс. И хотя Аннабел заявила о своем нежелании выходить замуж за Фелтона, она улыбалась ему такой улыбкой, которая давала основания предполагать, что она могла передумать.

— Мы потанцуем еще после ужина, — крикнула Тесс леди Гризелда, — и тогда ты присоединишься к нам, дорогая. К тому времени мой братец, возможно, вернется из Лондона! — Она улыбнулась Тесс такой многозначительной улыбкой, что та вдруг поняла, почему отсутствует Мейн.

Он отправился в Лондон за кольцом. Возможно, за фамильным кольцом. Символом их будущего брака, означающим, что она принадлежит ему, символом их любви друг к другу.

Музыка продолжала играть, но Тесс незаметно выскользнула из комнаты.


Она шла но коридору, мечтая о том, чтобы вернуться к их простой жизни в Шотландии, где не было никаких шелков, способных превратить ее любимую сестру в ослепительную сирену, которая могла завладеть вниманием любого мужчины в радиусе нескольких миль, не говоря уже о мистере Фелтоне из Лондона. Ей хотелось снова оказаться в отцовском доме, где не было полированного мрамора, полированного розового дерева и утонченных улыбок. У нее защипало глаза от слез. Неожиданно дверь в гостиную за ее спиной распахнулась, и до нее донеслись звуки музыки.

Тесс резко повернулась, открыла дверь, расположенную справа от нее, и юркнула внутрь. Это было маленькое помещение, которое, очевидно, когда-то использовали в качестве музыкальной комнаты. В углу стояла арфа, рядом — стул, к которому была прислонена виолончель. Возле стены — небольшой клавесин. В нише, расположенной в дальнем конце комнаты, находилось окно, обрамленное шторами из алого бархата.

Тесс подошла к стоявшей возле окна скамеечке и посмотрела вниз. Мокрые от дождя булыжники, которыми был вымощен двор, казались в сумерках гладкими, словно были отполированы. Она проглотила комок, образовавшийся в горле. Казалось бы, ей не о чем плакать. Она выходит замуж за человека, который был очарован ее внешностью и восхищен ее характером. А это, напомнила она себе, было более чем достаточной основой для удачного брака. Ничего, что иногда, произнося все эти цветистые комплименты, Мейн выглядел таким безмозглым болваном…

Она тут же одернула себя: разве можно даже мысленно награждать такими эпитетами своего будущего мужа?

Тесс покачала головой. Следовало бы помнить, что ей очень повезло. Вполне возможно, что сестры сделают блестящие партии. Если Аннабел выйдет замуж за самого богатого человека во всей Англии, Тесс будет счастлива, как никто другой. Ведь правда?

Возле двери раздался какой-то шорох, и она, к своему ужасу, почувствовала, как по щеке скатилась слеза. Она сдвинула бархатные шторы, отгородив оконную нишу от комнаты, в надежде, что незваный гость, заглянув в комнату, уйдет.