Рейф прищурил глаза. С тех пор как Мейну отказала одна графиня, которую он хотел сделать своей любовницей, образ жизни приятеля приобрел несколько разгульный характер.

— Ты намерен ее любить? — спросил Рейф, чувствуя, как странно звучат произнесенные им слова. Но ведь он теперь был опекуном, а именно такой вопрос предположительно должны задавать опекуны потенциальным мужьям подопечных. Или братья, намеревающиеся выдать замуж своих сестер.

— Любить? В этом я сомневаюсь, — ответил Мейн. — Любовь между нами не обязательна. Я буду ей верен, а если нет, то стану проявлять осмотрительность; она будет верна мне, а если нет, то тоже станет проявлять осмотрительность. Мы будем регулярно наслаждаться компанией друг друга, пока меня не сбросит в канаву какая-нибудь лошадь.

— Совсем как ее отца, — вставил Лусиус.

— Вполне возможно.

— Или пока тебя не пристрелит какой-нибудь разгневанный муж, — добавил Рейф.

— Эту возможность тоже нельзя исключать, — сказал Мейн, которого, судя по всему, такая перспектива даже не тревожила.

Рейф пристально посмотрел на него. Он не знал, как помочь своему старому другу, который только и знал, что перекочевывал из постели одной замужней женщины в постель другой. Мейн никогда не задерживался так надолго, чтобы успеть разбить сердце, — вот все, что можно было сказать о его ночных похождениях. Но в последнее время он нервничал, стал резок на язык и у него появился этакий неукротимый блеск в глазах, который Рейфу не нравился.

Только он не знал, чем ему помочь.

— Если ты причинишь ей боль, — сказал он, вновь удивив сам себя, — то я тебя покалечу, Мейн, хотя ты и мой друг. Я знаю, что ты считаешь меня лентяем…

— Лентяем? — переспросил Мейн, насмешливо приподняв бровь. — Нет. Просто человеком, который из-за неумеренного потребления бренди стал слаб в коленях.

— Ты понимаешь, о чем я говорю. — Рейф снова повернулся к Лусиусу. — Ну а ты вполне уверен, что не желаешь просить руки Тесс?

— Нетрудно догадаться, что у тебя имеется против меня некоторое предубеждение, — прервал его Мейн, покачивая в руке стакан с бренди.

— Имеется, — признался Рейф. — Я думаю, что Лусиус мог бы стать великолепным мужем для Тесс.

— Ну уж нет! — резко сказал Мейн. — Я сделаю ей предложение, а Лусиус ее не хочет. На том и порешим. Почему бы тебе не начать перечисление привлекательных качеств той, которая следует за ней по возрасту? Имоджин, например, красавицы с волосами черными как вороново крыло? Тебе нужно сбыть с рук еще трех девушек, Рейф. Тут не соскучишься!

— Почему все они незамужние? Не кажется ли это странным, учитывая их возраст? Ведь трем из них уже исполнилось двадцать лет, так что, с точки зрения англичан, они почти старые девы.

— Все шотландцы — кастраты, — заявил Мейн. — Презираю эту страну.

— Возможно, в семье были смерти, и их дебют пришлось отложить из-за траура? — спросил Лусиус, проигнорировав замечание Мейна. — Когда умерла их мать?

— Насколько я понимаю, у их отца никогда не было денег, чтобы вывезти их в свет, — сказал Рейф. — По словам моего секретаря Уикема, поместье находится в ужасном состоянии. Уикем задержался там на несколько дней, чтобы помочь новому виконту, который проживал в Кейтнессе и долгие годы не бывал в поместье, расположенном в Роксбургшире. Очевидно, картина была мрачная. Все земли, права распоряжения которыми не были ограничены и которые могли приносить ренту, проданы много лет тому назад. Дом обветшал и находился в чудовищном состоянии. Новый виконт был вне себя от гнева, когда узнал, что лошади завещаны девочкам: все доходы с поместья за последние десять лет были израсходованы на конюшни Брайдона.

— Так Брайдон все свои деньги расходовал на лошадей? — спросил Мейн.

— Он не был прижимист с дочерьми. Просто ему было нечего им дать, если не продать одну из своих лошадей. Из того, что Тесс рассказала мне за ужином, я понял, что он рассчитывал сорвать крупный куш и это позволило бы ему вывезти их на сезон в Лондон.

— А до этого счастливого момента его дочери были обречены оставаться незамужними и ютиться в обветшавшем доме? — спросил Лусиус.

— Его поведение, несомненно, не соответствовало правилам приличия, принятым у джентльменов вроде тебя, — сказал Рейф, осушив стакан. Он чувствовал, что вот-вот у него разыграется страшная головная боль. Он пьет слишком много бренди. И хотя бренди делало жизнь терпимой, он рано или поздно бросит пить. Мучительные головные боли случались теперь все чаще и чаще.

— В желающих жениться на остальных подопечных у тебя недостатка не будет, — сказал Мейн. — К началу сезона все они снимут траур. У меня сложилось впечатление, что Мейтленд неравнодушен к Имоджин. А у него денег куры не клюют.

Рейф покачал головой.

— Его женитьба на мисс Питен-Адамс является делом, решенным несколько лет назад. Более того, Мейтленд после смерти отца совсем отбился от рук, а в последнее время стал и вовсе не управляемым. Он помешан на скачках и то и дело рискует своей шеей. Это его до добра не доведет.

— Неплохой образ жизни, — лениво заметил Мейн.

— Не будь дураком, — оборвал его Рейф. — Если ты женишься на Тесс, тебе придется изменить свой образ жизни. Никаких интрижек с замужними леди. И придется перестать рисковать собственной шеей.

— Клянусь быть образцовым мужем, — сказал Мейн. Уловив в его голосе нотку скуки, Рейф прищурил глаза. Но Мейн продолжал: — Я прекратил интрижки с замужними женщинами, разве ты не заметил?

— Нет, — грубовато ответил Рейф.

— Ну так знай, что я с этим завязал. — Он не смотрел ему в глаза, но продолжал крутить зубочистку в своих длинных пальцах. — Леди Годуин — кстати, у нас с ней не было ничего серьезного — была последней, и все это происходило четыре месяца тому назад. Так что я достанусь Тесс в ее полное распоряжение.

— Будем надеяться, Гаррет, — сказал Рейф.

— Ты знаешь, что я терпеть не могу свое имя! — воскликнул Мейн.

— Когда я тебя так называю, ты просыпаешься, — усмехнулся Рейф. — И теперь, когда ты проснулся, я предлагаю партию в бильярд.

— Я иду спать. — Лусиус потянулся.

— Кстати, — сказал Мейн, — надеюсь, ты найдешь дуэнью к воскресенью? Если Клэрис Мейтленд еще какое-то время пробудет в доме, я сбегу вместе с Тесс. От Клэрис у меня начинается крапивница.

— Я отправлю записку моей тетушке Флоре, — сказал Рейф. — Она живет в Сент-Олбенс. Возможно, она смогла бы приехать сюда уже в начале следующей недели.

— Итак, я получил твое благословение? — спросил Мейн. — И с завтрашнего дня могу начать ухаживать за Тесс?

— Если только ты не сочтешь, что будет лучше подождать, пока у Тесс не закончится траур, — сказал Рейф.

— Не могу, — заявил Мейн. — Через месяц состоятся скачки на Королевский кубок в Лихфилде. Если я намерен выставить для участия в скачках Распутницу… — Он пожал плечами.

— Совершенно неподобающая причина для того, чтобы очертя голову жениться, — заявил Рейф.

— Джентльменская чушь! — отрезал Мейн, допивая бренди. — Ты напоминаешь мне тех лицемерных мерзавцев, которых немало в Лондоне и которые намекают, что я распущенный человек, но не осмеливаются сказать мне это в лицо.

— А ты не такой? — спросил Лусиус, пытаясь говорить спокойно.

Мейн немного подумал.

— Нет. Я, конечно, распутный и сплю — вернее, спал — со многими замужними женщинами. Но я не какой-нибудь презренный тип, хотя пропади все пропадом, если я понимаю, почему обязан оправдываться перед одним из моих самых старых друзей.

— Может быть, это потому, что ты планируешь жениться на женщине для того лишь, чтобы прибрать к рукам лошадь и при первой же возможности выставить ее на скачках, — сказал Лусиус.

— В этом нет ничего необычного. Брак не более чем обмен имуществом, причем Тесс получит от меня гораздо больше, чем лошадь. И должен сказать, Лусиус, что всю эту твою болтовню о корректности трудно выносить.

Лусиус выпятил челюсть:

— Это еще почему?

— Ты сам вовсе не являешься рабом принятых в обществе правил поведения. Ты всерьез играешь на бирже, ты почти контролируешь английские рынки. Немало людей сочли бы мои незаконные интрижки пустяком по сравнению с твоими не вполне законными финансовыми операциями. Как известно, предполагается, что человек, родившийся с серебряной ложкой во рту, не должен заниматься ничем, хотя бы отдаленно напоминающим коммерцию.

— Насколько я понимаю, ты согласен с моими родителями в оценке приличных видов деятельности, — сказал Лусиус. Они оба на мгновение замолчали, потом Мейн вздохнул.

— Меня ничуть не касается, что ты делаешь со своими деньгами, Лусиус, и ты это знаешь не хуже меня. И тебя никогда не касалось, в чьей постели я сплю. Так почему ты вдруг заставляешь меня чувствовать себя каким-то дьявольским отродьем, хотя я всего лишь заявил о том, что намерен стать респектабельным?

— По крайней мере вы оба сохранили свою привлекательность, — мрачно сказал Рейф. — Мои ближайшие друзья — распутник и купец, но они по крайней мере…

— А все вместе мы представляем собой очаровательную троицу, — прервал его Мейн. — Пьяница, распутник и купец. Сливки английского общества. Но мы по крайней мере честно унаследовали свои грехи от собственных праотцев.

— Моя матушка не поблагодарила бы тебя за напоминание о происхождении моего отца, — криво усмехнулся Лусиус. — Она уже давно решила, что мои математические способности унаследованы мной по его линии.

— Твоя матушка дура, — сказал Мейн без малейшего желания оскорбить ее. — Ты лучший из нас, пусть даже в наследство от отца ты получил лишь мозги и внешность, а не состояние. А вот я, похоже, только что взялся за ум: первый брак, потом пойдут дети, и не успеете оглянуться, как я буду заседать в палате лордов.

Рейф в этом сомневался. Но Тесс с точки зрения света и впрямь едва ли могла надеяться на более хорошего жениха, а ведь предполагалось, что опекун должен в первую очередь обращать внимание именно на это.