— Он говорит, здесь место на троих, — перевел Юрген на русский, — а два места уже заняты.

— Ну и что тут смешного? — вступилась Наташа за своего соседа.

Юрген перевел ее слова на немецкий, и все четверо вдруг захохотали, вызвав недоумение девушек.

— У немцев такой юмор, — объяснил Юрген по-русски, — как это лучше сказать — тупой и грубый.

Теперь уже смеялись все, потом Юрген, встав из-за стола, вытащил гитару из красивого кожаного чехла и стал перебирать струны. Разговоры стихли, и он запел свои веселые и незатейливые песенки о любви, глядя на Леру и коротко пересказывая по-русски их содержание. В этих песнях все было просто — он любит ее, она любит его, они расстаются и снова встречаются. Потом он пел на английском известные песни «Битлз», которые еще недавно в России были запретны и недоступны для большинства, потом попытался спеть по-русски, и все стали ему подпевать.

Устав, он положил гитару, все дружно выпили, и вдруг Лера осторожно коснулась струн и тихо запела чуть хрипловатым низким голосом:

Страстные речи он говорил мне,

Страстные речи он говорил мне,

Но не любил он, нет, не любил он,

Нет, не любил он меня…

Голос ее становился все чище, все сильнее, и все замерли, слушая ее. Вдруг она резко сменила темп, перешла на лихую «Цыганочку», и, постукивая рукой по гитаре в такт песне, встала и пошла по комнате.

Ехали цыгане с ярмарки,

Да с ярмарки домой…

— Ну, тут усидеть невозможно! — воскликнула Наташа, сбросила туфли на каблуках и пустилась в пляс, с трудом находя свободное пространство в тесной, заставленной мебелью комнате.

Тут же отодвинули стол, убрали стулья, и все стали танцевать кто как умел. Даже Хайнц оживился, поднял свое грузное тело и с неожиданной легкостью стал выделывать невообразимые «па» вокруг Наташи. Увлекшись пляской, девушки только теперь заметили, что в распахнутой настежь двери стоят двое дюжих парней в майках, с наколками на руках, а из-за их спин выглядывают Клавка и Маша. Их вид явно не предвещал ничего хорошего. Танцы мгновенно прекратились, парни шагнули в комнату. Немцы, ничего не понимая, удивленно оглядывались. И во время этой короткой напряженной паузы Лера передала гитару Юргену, напела какую-то мелодию.

— Подыграй, пожалуйста, — попросила она и запела сразу, громко, протяжно.

Я помню тот Ванинский порт

И вид парохода угрюмый,

Как шли мы по трапу на борт,

В холодные, мрачные трюмы…

Юрген легко подобрал аккомпанемент и стал подыгрывать.

Парни в наколках остановились в некотором недоумении.

— Ребята, слова знаете? — неожиданно обратилась к ним Лера. — Я не все помню.

— Да вроде, — неуверенно сказал один, чернявый, с проросшей щетиной.

Я знаю, меня ты не ждешь,

Рвешь письма мои, не читая!

И встретить меня не придешь,

Забыла меня ты, я знаю! —

с блатным подвыванием громко запел другой, с кудрявой рыжей шевелюрой.

— Отлично! — Лера встала, подошла к нему. — Давай на два голоса!

— Ха! Давай! — согласился парень.

Надо сказать, получился довольно интересный дуэт. У парня оказался неплохой голос, и он сам так увлекся песней, что позабыл, видимо, зачем его привели сюда.

— А «Мурку» можешь сбацать? — вдруг обратился к Лере чернявый.

— Запросто!

«Мурка» пошла на «ура», подпевали все, кто как мог, а Лера расходилась все больше, приплясывала вокруг рыжего, изображая Мурку, схватила вдруг под руку чернявою, пропев басом: «С агентом из МУРа…»

— Зин, выйди на минутку, — позвала Маша.

Зина стремительно вылетела за дверь.

Рыжий сразу перестал петь.

— Баста! Пошли, Толян!

— Лады. Сваливаем.

Лера и Наташа с самым гостеприимным видом направились их провожать до двери. И тут Юрген внезапно произнес:

— На посошок! Я правильно сказаль?

Рыжий хмыкнул.

— Лады, — произнес чернявый.

Оба выпили молча, ни с кем не чокаясь, закусили колбасой и пошли к выходу.

— Кажется, обошлось… — прошептала Лера Наташе.

— У меня нет слов, это все ты… — ответила Наташа вполголоса.

Но тут Зигфрид произнес по-немецки какую-то фразу и посмотрел на Юргена.

Девушки встревоженно переглянулись.

— Он очень удивлен. Он говорит, что был в Париже в русском ресторане и слышал цыган. Ты поешь лучше! — перевел Юрген, обращаясь к Лере.

— Не сомневаюсь? — громко произнесла Наташа и, с трудом сдерживая улыбку, шепнула Лере: — Слава Богу, они ничего не поняли.

Было уже поздно, немцы собрались уходить Вернер, Зигфрид и Хайнц, громко и весело разговаривая, отправились ловить такси. А Юрген, ни чуть не смущаясь, обнял Леру и стал целовать прямо на глазах у любопытных зевак, собравшихся в коридоре. Можно ли упрекнуть его за это? Ведь он тогда абсолютно ничего не понимал в советской действительности!

Друзья Юргена подогнали к подъезду машину.

— Иди, — сказала Лера, поймав на себе завистливый Зинин взгляд и с трудом заставив себя высвободиться из его объятий.

— До завтра, — он улыбнулся ей и побежал догонять друзей.

Когда девушки проводили гостей, Зина заявила, что смертельно устала, буквально падает с ног, и тут же улеглась спать, натянув на голову одеяло.

Лера с Наташей были слишком возбуждены и долго шептались в полумраке. За окном вовсю светила луна, озаряя маленький дворик загадочным серебристым светом и преображая его в дивный сказочный сад.

— И как это у тебя получилось? Я думала, будет настоящая заваруха! — сказала Наташа. — Ты просто гений! Вот кому надо на режиссерский!

— Да брось, это так — интуиция, что ли, подсказала…

— Ты так прекрасно поешь! — Наташа говорила с искренним восхищением. — Но откуда в тебе такая цыганщина?

— Сама не знаю, — ответила Лера уклончиво. — Наверное, с детства… Когда-то моя мама дружила с цыганами, я даже пела с ними, но потом они исчезли…

— Знаешь что, — Наташу осенила внезапная мысль, — не будь дурочкой, брось все, уезжай с ним в Германию! Ты сделаешь там карьеру, будешь богатой и знаменитой, объездишь весь мир и к нам как-нибудь заглянешь на гастроли!

— Но он не зовет меня с собой, — с грустью сказала Лера, — по-моему, ему такое и в голову не приходит.

— Подожди, еще позовет. Еще не вечер, — улыбнулась Наташа.

— Да уж утро скоро, — Лера придвинулась к подруге. — А как тебе Зигфрид? По-моему, ты ему очень понравилась.

Наташа помолчала, вздохнула, взяла сигарету.

— Я другое дело, — с болью в голосе проговорила она. — Знаешь, я давно люблю одного человека… как дура, как сумасшедшая…

— А он?

— Мы почти незнакомы, так, виделись мельком. Он даже не знает, кто я такая, как меня зовут… словом, я не существую для него. А я за него готова жизнь отдать! Глупо, правда?

— Конечно, глупо! Ни один мужик твоей жизни не стоит! — сказала Лера.

— Ты просто его не знаешь! Он странный, его не назовешь красивым, но мне он кажется лучше всех на свете! Он такой талантливый, умный, необыкновенный!

— По-моему, тебе надо просто ближе с ним познакомиться, — улыбнулась Лера.

— Как бы я этого хотела, — со вздохом произнесла Наташа, — вообще-то он женат, но, говорят, жена его бросила, надоело ей, видите ли, терпеть всякие трудности… Мне бы никогда не надоело… Хочешь, покажу его фотографию?

— Конечно!

Наташа достала из чемодана журнал, раскрыла его. С разворота горделиво смотрел Леонид Аркадьевич Красовский… На какое-то мгновение у Леры замерло сердце, она подумала, какие странные вещи выделывает с людьми судьба.

— Да он же здесь, на студии! — сказала она вслух.

— А ты откуда знаешь? — удивилась Наташа.

— Да я просто не успела тебе рассказать! — И Лера поведала подруге вчерашнюю историю о своем появлении на студии и неожиданном участии в съемке. Правда, в ее изложении все выглядело не совсем так, как было на самом деле… Красовского она изобразила очень деловым и излишне суровым, а о поездке с ним в автобусе вообще ничего не сказала.

— Тебе повезло, — сказала Наташа с нескрываемой завистью. — Я напросилась сюда на практику, я думала, буду попадаться ему на глаза, буду стараться сделать что-нибудь хорошее для него… может быть, он заметит меня здесь, возьмет к себе в ассистенты, в помощники, да хоть в уборщицы! А ему на глаза попалась ты!

— И что с того? Потащил меня на эту дурацкую съемку! Я думала, от страха заикой стану! Не знаю, замечает ли он вообще женщин и как к ним относится, но меня он просто использовал как подопытного кролика!

— Тебя трудно не заметить, ты такая красивая!

— При чем здесь я? Ты на себя посмотри! Любая Ким Новак умрет от зависти!

— Не надо меня утешать, я все про себя знаю, — сказала Наташа с горечью. — И потом, что я могу с собой сделать, если мне никто на свете больше не нужен?!

— Брось, так не бывает! — Лера обняла ее за плечи и подумала: «Как все в жизни глупо и несправедливо… В автобусе на моем месте должна была оказаться Наташа… А интересно, как бы он вел себя, окажись она рядом с ним? Тоже кокетничал бы и валял дурака? Вообще-то непохоже, что он бабник… Но какое мне до этого дело? Меня он совершенно не интересует, если только как режиссер…»

Размышляя так, Валерия чуточку лукавила сама с собой. Женское чутье подсказывало ей, что она небезразлична Красовскому, и это, конечно, доставляло ей определенное удовольствие, льстило ее самолюбию, хотя сердце ее, вне всяких сомнений, принадлежало другому. Но не только эти мысли тревожили девушку… Спросив о том, откуда в ней такая цыганщина, Наташа задела нечаянно одну из самых болезненных струн в ее душе… Возбужденная событиями прошедшего вечера и собственным пением, Лера словно внезапно оказалась в давнем прошлом… Странные, манящие воспоминания детства… Это было много лет назад, когда в доме часто появлялись цыгане… Молодой красавец с курчавыми волосами, его звали Роман, и его друзья были так непохожи на всех знакомых матери, которые изредка заходили в дом. Шумные, веселые, в яркой одежде, они пели свои цыганские песни, играли на гитарах… Они очень нравились Лере… Она сидела на руках у Романа и была счастлива. Мать улыбалась, даже смеялась… Потом все вместе поехали куда-то… И вот Лера очутилась в огромном зале ресторана… Ее поразил яркий свет, красивые люстры, нарядные люди с приветливыми лицами… Цыгане пели на небольшой сцене, молодые цыганки в пестрых широких юбках плясали, звенели монистами… Мать сидела за столиком, смотрела на них, слушала, Лере запомнилось ее счастливое, улыбающееся лицо… Вдруг к ним подошел Роман, подхватил на руки Леру и понес на сцену.