— Вы сами подозреваете кого-нибудь? — спросил капитан Денисов вполне официальным тоном.

— Я понятия не имею, кто стрелял в меня, — заявил Красовский не без ехидства. — Если рассуждать логически, это могли быть и вы, поскольку у вас для этого были мотивы. Вы, безусловно, знаете о моей связи с Валерией…

— Она давно раскаялась в этом, — спокойно сказал Максим.

— Потому что нашла более подходящий объект, — усмехнулся Красовский.

— Знаете, — сказал Максим, — хотя я и не стрелял в вас, но я могу понять, почему у кого-то возникло такое желание!

— Вот видите, многим хочется избавится от меня! Забавно, ей-Богу… Но я был не прав, когда просил заменить вас, мы с вами — товарищи по несчастью и должны действовать в наших общих интересах.

— Давайте вернемся к делу, — сухо сказал Максим, потрясенный в душе наглостью Красовского.

— В таком случае могу сказать одно. Версия покушения из ревности мне так же, как и вам, кажется крайне нелепой. Мнение журналистов я считаю более убедительным и объективным.

«Пожалуй, я недооценил его, — думал Максим, выходя из больницы, — он чертовски умен, хитер и знает на самом деле гораздо больше, чем делает вид»…


Несколько часов Максим вместе с Лехой потратили на изучение запутанного дела, которое Максиму казалось все более странным. Они строили разные предположения и догадки, но в своих рассуждениях продвинулись не слишком далеко. В этом деле явно не хватало фактов. Вся достоверная на первый взгляд информация исходила от старух-сплетниц, показания которых нельзя было считать абсолютно надежными. Леха, проштудировавший дело от корки до корки, внимательно просмотревший газетные статьи, задумался на некоторое время.

— Что скажешь, мыслитель? — спросил Максим.

— Не знаю… Мне кажется, Макс, ты никогда не найдешь убийцу…

— Почему?

— Тут какая-то подтасовка, все, кто фигурируют в деле, — пешки, но вот чьи руки их двигают, кто с кем играет — этого мы с тобой и не знаем.

— Может, ты и прав, но как Ваньку-то вытащить?

— Знаешь что, попробуй вызвать старуху на опознание.

— Так она его опознает!

— Это нам и нужно. Смотри, что они говорят…

Леха, листая дело, показывал Максиму нужные фразы в свидетельских показаниях.

— Ну, ты молоток! — Максим стукнул друга по плечу. — Может, хоть это доброе дело сделаем!

Когда Максим поздно вечером вернулся домой, Лера бросилась ему навстречу.

— Макс, ты Серого освободил?

— Погоди, не так быстро… Думаю, в понедельник все решится. А как поживает господин фриц?

— Он давно улетел в Германию…

— Слава Богу, — Максим устало развалился в кресле.

— Есть хочешь? — спокойно спросила Лера.

— Это что-то новенькое. Давай, коль не шутишь…

Они поужинали все втроем, вместе с Соней, разговаривая за столом о чем-то незначительном. После ужина Максим, который действительно очень устал за последние дни, завалился спать. Лера уложила Сонечку, долго сидела в кухне одна, задумчивая и печальная. Потом осторожно прошла в комнату к дочери и, стараясь не будить ее, тихо легла рядом…


Всю ночь ей снились сны, и в этих снах настолько перемешалось все, настолько переплелось неуловимыми нитями, что она, просыпаясь несколько раз, ничего не могла вспомнить. Но самый последний сон, который она увидела уже под утро, долго стоял у нее перед глазами… Это было похоже на застывший фрагмент из детективного фильма… Застывшая рука с револьвером… Ухмыляющееся лицо Красовского… Его рука с револьвером, направленная на самого себя…


Утром Максим обнаружил жену и дочь у двери. Обе были одеты, Соня держала в руке перевязанную корзину, в которой скребся Уголек.

— Куда это вы собрались? — удивленно спросил он.

— Везем Уголька на работу! — серьезно ответила Соня.

— Какую работу? Сегодня воскресенье! — ничего не соображая, сказал Максим.

— Черным Котом! — деловито произнесла дочь.

— С вами не соскучишься! — Максим почесал в затылке.

— Макс, это очень важно, правда, — сказала Лера. — Можно, я возьму машину?

— Да бери, жалко, что ли? Но смотри, если эта ржавчина встанет по дороге, я чинить не поеду!

— Пока, папа! — Соня подпрыгнула, чмокнула его в щеку, и все скрылись за дверью.


— Бабушка, мне только на один вопрос ответ нужен! Это очень важно, понимаешь, мне кажется, сон мой не простой был… Разложи на трефового короля, — возбужденно говорила Лера.

— Сон рассказать не хочешь?

— Нет, расскажу потом, сначала разложи. Если ответ не сойдется, тогда расскажу…

— Ладно, разложим, коли так важно…

В квартире Магды Романовны на черной бархатной скатерти сидел огромный черный кот и светящимися зелеными глазами горделиво смотрел на разложенные перед ним карты.

— Работай, Уголек, работай! — приговаривала Сонечка, гладя его по лохматой шерсти. — Бабуля, а можно мы с Угольком погостим у тебя?

— Ты маму спроси…

— Она разрешит, я знаю. Бабуля, а ты научишь меня гадать?

Магда подняла глаза и внимательно посмотрела на девочку. Глаза в глаза, всего несколько секунд, глядели они друг на друга.

— Когда время придет, — тихо сказала старуха.

— А когда оно придет? — спросила Соня.

— Скорей, чем ты думаешь…


Евлампию Федоровну пригласили на опознание. Ваня стоял перед ней среди других статистов. Как и следовало ожидать, она сразу «опознала» его.

— Вот евтот! — радостно закричала она.

— Который? — спокойно спросил Максим.

— Да я его в телевизоре видела.

Помощник Максима заржал. Это немного смутило свидетельницу. Но Максим оставался невозмутимым.

— А где еще вы его видели?

— В подъезде…

— Но вы ведь были не в подъезде, а во дворе в день покушения, так?

— Да, так…

— Кого вы видели вечером после выстрела в подъезде?

— Да етого, в маске! Он весь в черном был!

— На улице было темно?

— Да куда темнее!

— Насколько я знаю, двор перед вашим домом не освещен. Итак, было темно, человек, которого вы видели, был весь в черном, даже в маске. Как же вы могли разглядеть его лицо?

Евлампия Федоровна задумалась, с трудом соображая, что надо говорить. Потом сказала вдруг:

— Да я и не говорю, что разглядела! Как разглядишь, если он маску надел?

— Так, может быть, это был другой человек?

— Может, и другой, кто ж его знает, разве видать под маской?

— Спасибо, вы свободны. Сержант, проводи свидетельницу.

Сержант, с трудом сдерживая хохот, повел старуху к выходу…


В квартире Адика раздался звонок в дверь, он бросился открывать, за ним побежала Наташа.

На пороге стоял Максим с гордо поднятой головой, а рядом с ним — смущенно улыбающийся Ваня.

— Получайте своего узника! — сказал Максим. — Освобожден за отсутствием улик.

Адик обнял Ваню, потом крепко пожал руку Максу. А Наташа тут же повисла у него на шее и расцеловала, смеясь и плача одновременно.

— Макс, спасибо тебе! Если б не ты…

— Да ладно…

— Слушай, Макс, — Адик потащил его в кухню, — мы должны это немедленно обмыть!

Максим попятился.

— Не, ребята. Нельзя, а то опять в штопор войду. Все, я поехал…

Он вышел из подъезда, сел в новенькую милицейскую машину.

Наташа с Адиком махали ему руками из окна и кричали «ура».

Он включил мигалку, отсигналил сиреной и скрылся в потоке машин.

Весь вечер Ваня был печальнее и молчаливее обычного. Он почти не разговаривал, только попросил Адика спеть. Адик взял гитару. Он тоже пел не совсем обычно — тихо, грустно, и от его проникновенного голоса у Наташи защемило сердце…

Потом они вдвоем выпили бутылку шампанского за Серого, за Макса, за свободу и за любовь…

Утром Наташа проснулась на кухонной кушетке, встала, поставила чайник. Поеживаясь после почти бессонной ночи, она накинула на плечи плед и вошла в комнату.

Адик тихо спал на диване. На черной крышке рояля лежала записка… Наташа взяла ее в руки, стала читать и вдруг вскрикнула.

— Натали! Что случилось? — спросил Адик, глядя на нее сонными глазами.

Наташа подошла, села рядом с ним на край дивана, показала ему записку. Адик протянул руку, нашарил на полу очки, молча стал читать:

«Мне очень стыдно признаться в этом, сперва я хотел покончить с собой, но ангел Господень удержал меня и указал мне мой путь. Я понял, какой великий грех я помыслил, и я должен теперь искупить этот грех. Не надо жалеть обо мне, потому что я вижу теперь мой путь, когда-нибудь, когда я пройду его и окрепну, я вернусь к вам. Но теперь я знаю свое назначение, оно открылось мне, совсем иное, чем я думал прежде. Я люблю вас, ребята, будьте счастливы! Адик, береги Натали. Ваш Серый».

Андрей долго и задумчиво держал письмо в руках, перечитывая его несколько раз, словно стараясь разгадать его тайный, скрытый между строк смысл.

— Ты все понял? — спросила Наташа.

— Кажется, да… А ты?

— Не знаю… Меня озноб бьет! Он словно ушел… в новый параллельный мир, в свой космос, а нас с собой не позвал… Наверное, он прав…

Андрей осторожно взял Наташину руку, поднес к губам, сказал очень тихо:

— Он благословил нас.

— Ты… думаешь?..

— Я знаю, — сказал Андрей.

— Хочешь кофе? — спросила Наташа. — Чайник, наверное, закипел…

— Конечно, хочу.

Через минуту она вернулась с маленьким подносом, на котором стояли две полные чашки. Она снова села рядом с Адиком на диван, улыбнулась.

— Осторожней, он горячий…

Он смотрел на нее спокойным, открытым взглядом.

— Знаешь, когда-то мне казалось, что если ты станешь моей, я смогу перевернуть весь мир… Я ходил и думал, я придумывал музыку, я играл, пел, но я ничего не мог сказать, я не имел права… Не знаю, когда Серый понял это, но он понял… И оставил свое благословение.