— Иначе и быть не может. Я делаю это с радостью. И, как я уже тебе говорил, Джейсон действительно в тебя влюбился, — продолжаю я, поскольку мне гораздо легче сейчас понять другого парня, чем разбираться в запутанном беспорядке в моей голове.

Харпер пожимает плечами и приподнимает уголки губ.

— Правда?

— Безусловно. Ты не должна упускать шанс с ним, — подтверждаю я с ложным энтузиазмом, пока пытаюсь вернуться к тому, чтобы снова стать ее тренером по свиданиям, хотя с тех пор, как мы поцеловались, я мог бы стать кандидатом на изучение раздвоения личности. Может, я подхватил от нее какой-то новый вид вируса вместе с тем поцелуем?

— Ты так думаешь? — спрашивает она, с любопытством наклоняя голову.

— Определенно. Он может быть мужчиной твоей мечты.

Она бросает на меня скептический взгляд, а затем пожимает плечами.

— Встретишься со мной после того, как я схожу с ним на свидание, пока в моей голове все будет свежо? — спрашивает она, сжимая вместе ладони. Я собираюсь сказать «нет», когда она добавляет: — В конце концов, я сделала для тебя бросок «Уайт Сокс» 1919 года.

— А еще, благодаря тебе, только что я выглядел как рок-звезда перед моими фанатами, — все еще на автопилоте говорю я. Даже если я этого не хочу, но я добровольно согласился ей помочь, так что это, очевидно, тренировка. — Дай мне знать, где и когда.

— Я напишу тебе, — прощается Харпер, затем поднимается по ступенькам, и я смотрю, как она открывает дверь, поворачивается и машет мне рукой через стекло.

Она уходит, забрав с собой самый странный и самый лучший первый поцелуй из всех, что у меня когда-либо были.

Я возвращаюсь в свой дом, на Семьдесят третьей улице, в квартиру на четвертом этаже, с открытыми кирпичными стенами и огромным окном с видом на парк. Как только дверь за мной с тихим щелчком закрывается, я спрашиваю себя, можно ли считать это первым поцелуем, если ты даже не знаешь, было ли это реальным или просто вызовом на слабо?

Не думаю, что это длилось дольше пятнадцати секунд, но эти пятнадцать секунд эхом отзываются во мне, и я все еще чувствую след от ее губ на своих губах. Я все еще чувствую ее сладкий запах, когда вдыхаю. Все еще слышу ее мягкое дыхание.

Хотел бы я знать, думает ли Харпер об этих пятнадцати секундах так же, как и я.

Но я не могу знать, и не узнаю.

Поэтому я делаю то, что было постоянным всю мою жизнь. Единственное, что никогда меня не расстраивает и всегда успокаивает. Сбрасываю ботинки, сажусь на свой теплый, серый диван напротив эркерного окна с подсветкой и беру блокнот. Мне нужно поработать над еще одним эпизодом, и хотя я больше не пишу и не анимирую, все идеи и сюжетные линии — мои.

Но когда я опускаю карандаш на бумагу, понимаю, что не в настроении решать проблемы мультипликационного героя. Вместо этого я просто рисую. Импровизирую. Рисую все, что приходит мне на ум.

Беда в том, что когда заканчиваю, у меня получается рисунок некой рыжей в коротких облегающих шортиках, на высоких каблуках, работающую под капотом машины. Я выпучиваю глаза на рисунок и бросаю его на кофейный столик. Я и мое гребаное воображение, вырывающееся из меня снова.

Минутой позже от нее приходит сообщение, и мне хочется не чувствовать искру возможности, когда вижу ее имя.

Но искры покрываются холодом, когда я читаю сообщение.


Кофе с Джейсоном в субботу днем. Встретимся после?


Это официально. Это был поцелуй на слабо, и он совершенно точно не считается. На самом деле, его как будто никогда и не было, поэтому в подсознании я заталкиваю его в дальний ящик, а затем отвечаю Харпер «да». После этого я, наконец, пишу Спенсеру, и мы договариваемся встретиться с ним на выходных. Это вышибет его сестру из моей солнечной системы.


Глава 8

— А что, если дога скрестить с бурундуком?

Я закатываю глаза на вопрос, который задает мой брат следующим утром, пока груда опавших листьев хрустит под нашими ногами на дорожке в Центральном парке. Осень плавно опустилась на Нью-Йорк со своими великолепными красками. Мгновение я изучаю покрасневший лист, медленно планирующий на землю, представляя, как бы я использовал его в анимации. Я всегда так делаю; для меня привычно думать о цвете, оттенках и обо всех сочетаниях, которые из них можно получить.

— Будет ли у дога пушистый хвост или у бурундука чертовски длинные ноги? — продолжает Уайат.

— Чувак, ты же знаешь, что это не так работает, — говорю я брату, пока на другом конце поводка меня буксирует за собой помесь карликового пинчера, преследующего по горячим следам белку.

— Или белку и карликового пинчера, — предлагает Уайат, указывая на зверька.

— Опять же, ты забываешь, что это мэш-ап игра о собаках, — напоминаю я ему, пока длинношерстная бело-коричневая мини чихуахуа, которую он выгуливает, пытается погнаться за хвостом моей собаки. Ну, это не моя собака, я выгуливаю ее для местного приюта для животных «Маленькие друзья», где подыскивают дома для маленьких дружелюбных собак, подходящих для жизни в квартире. Мы оба работаем там волонтерами.

— Игуана и терьер, — предлагает он, пытаясь еще раз, а затем его пушистый друг, балансируя на двух своих передних лапах, поднимает свой зад, лапы и все остальное, и писает на траву.

— Мочеиспускание в стойке на лапах! — кричит Уайат, танцуя небольшой победный танец возле дерева.

Я даю ему пять своей свободной от поводка рукой, потому что это серьезная победа в нашей другой собачьей игре — собачье бинго. Мы многозадачны. Мы можем играть в две игры одновременно.

— Десять очков. Отличная работа, — говорю я, радуясь за младшего брата. И хотя мы почти закончили прогулку, у меня по-прежнему есть шанс победить его. — Только если сейчас собаки не завоют на проезжающую мимо пожарную машину.

Уайат бросает на меня недоверчивый взгляд, когда мы выходим из парка.

— Не рассчитывай на это. В собачьем бинго это как единорог или горшочек с золотом на другом конце радуги.

— Когда-нибудь я выиграю, — говорю я, так как собаки воют, особенно такие маленькие собаки, как эти две, и поэтому это пятьдесят очков в нашей системе незапланированных собачьих действий. Это наша версия автомобильного бинго, в которую мы играли с детства. Очки также присуждаются собаке, которая выполнит любую позу йоги, в честь нашего папы — самого спокойного парня, с которым вы когда-либо встречались. Признаюсь, он — учитель йоги, а моя мама продолжает откармливать его кексами. И нет, я буквально имею в виду кексы, потому что я даже не собираюсь думать об этом.

Вообще.

В любом случае, мы с Уайатом обожаем собак. Мы выросли с кучкой мелких собачек, а также с младшей сестрой Джози. Собаки мешали нам поубивать друг друга. Я чертовски сильно люблю своего брата, но он та еще заноза в заднице. Такие уж они, младший братья, хотя он младше всего лишь на пять минут.

— Совокупление корги и мастиффа. Кто сверху?

— Мастифф, — незамедлительно отвечаю я, возвращаясь к нашей другой игре. Потому что «кто сверху?» — смысл нашей собачьей мэш-ап игры.

— Ауч.

— Да. Представь, как чувствовал себя корги. Борзая с таксой?

— Борзая. И теперь их щеночки пытаются бегать на своих коротких лапках, а их пальцы выворачиваются, — говорит он, когда мы покидаем парк и идем в верхнюю часть города, туда, где приют «Маленькие друзья» делит общую площадь с яслями для собак.

— Эй, ты знаешь цыпочку, которая управляет центром для песиков? — спрашивает Уайат, меняя тему разговора.

— Ты имеешь в виду Пенни?

Он кивает.

— Она спросила, не могу ли я помочь починить вольеры в приюте.

Прежде чем я успеваю ответить, через дорогу замечаю входящую в мой дом женщину с копной длинных рыжих волос, развивающихся на ветру. Ее волосы похожи на цвет того листа — красные с золотистым оттенком.

— Вау, — говорит Уайат, останавливаясь на пешеходном переходе, оставляя разговор о Пенни далеко позади. Его мини-приятель останавливается на полном скаку.

— Кто эта маленькая сексуальная заклинательница змей, только что вошедшая в твой дом?

Я даю ему подзатыльник.

— Серьезно. Это не круто, мужик.

— Ауч, — говорит он, потирая свою голову, когда рядом проезжает автобус.

Я стреляю в него стальным взглядом.

— Это не больно. Даже не притворяйся.

Уайат возвращает мне злобный взгляд.

— Это был обычный вопрос. С каких пор мне не позволено?..

Он обрывает сам себя, и его губы округляются.

— О… О… О… О… — он повторяет этот звук так, будто это припев в рэп-песне, и бьет меня по руке. — У тебя есть виды на Красную шапочку.

Черт. Это мой брат. Мой нефильтрующий речь брат-близнец. Мы — разнояйцевые[17]. Я поправляю свои очки и смотрю на знак пешеходного перехода. Маленький человечек стал зеленым.

— Она тебе нравится, — продолжает Уайат, когда мы пересекаем улицу Сентрал Парк Вест.

— Нет, — качаю я головой, оберегая все оставшиеся образы поцелуя, который не считался. — Она моя подруга. Поэтому невежливо так говорить.

— Почему это? — говорит он, бросая вызов.

— Я знаю, что ты собираешься сказать, Вудроу, — возражаю я, используя второе имя, которое он ненавидит. — Ты хочешь использовать это.

Пока мы идем, он всматривается в мое лицо, насмехаясь надо мной.

— О-о-о… и смотри, как ты ее защищаешь. Это очаровательно, — он бросает взгляд на мой дом, когда мы подходим к тротуару. — Подожди.