Голоса звучали спокойно, но она не доверяла их спокойствию. Если бы у нее была шерсть, она бы тоже встала дыбом. Дафна не знала, в чем дело, но была совершенно уверена, что что-то случилось.

— Берите ножи, любое оружие, какое только найдете, — шепотом сказала она женщинам. — Если кто-нибудь попытается войти сюда, нападайте первыми, вопросы будем задавать потом.

На этот раз Лина не разразилась предсказаниями беды. Она только кивнула.

Дафна поспешно обвязала талию шалью и заткнула за нее пистолет. Другой она держала в руке. Она вышла в коридорчик. У двери, выходившей на палубу, она остановилась и прислушалась.

Дело очень простое, говорил один из незнакомцев. Англичанина приглашают пойти вместе с ними в дом местного шейха. Руперт отвечал, что считает честью быть приглашенным, но у него другие планы на этот вечер.

Тот человек ответил, что шейх будет глубоко оскорблен. И тогда все члены команды должны быть наказаны палками, чтобы успокоить оскорбленные чувства шейха.

— Я вынужден попросить вас удалиться, — сказал Руперт. — Как вы видите, мы готовимся к свадьбе. Мы только что вымыли судно, и вы не захотите залить его кровью, не правда ли?

Тот человек что-то неразборчиво сказал другому, стоявшему неподалеку, этот второй схватил первого попавшего ему в руки матроса и начал избивать его дубинкой. Затем все происходило очень быстро.

Мангуста бросилась на вожака и вцепилась острыми зубами в его ногу. Он взвизгнул. Ружье выпало из его рук. У Руперта в руках оказалось весло, и он замахнулся на двух бандитов, бросившихся к нему. Один из них свалился за борт. Фонарь упал на палубу. Дафна взвела курок, приоткрыла чуть пошире дверь, прицелилась и выстрелила в одного из напавших на Руперта. Бандит вскрикнул и, схватившись за ногу, упал.

После этого началась полная неразбериха. Матросы похватали весла, инструменты, кухонную утварь и дрались чем попало. Она достала второй пистолет и прицеливалась, когда чья-то рука, словно клещами, обхватила ее запястье и заставила выронить оружие. Нападавший потащил ее прочь от двери. Она ногой захлопнула за собой дверь, затем ударила его. Удар ботинком пришелся ему по ноге. Он выругался, но не отпустил ее. Он тащил ее к корме, подальше от носовой части, где продолжалась драка. Она замахнулась на него другим пистолетом. Он выбил его из ее рук, схватил их и завел ей за спину.

— Руперт! — закричала она. — Том! Юсуф! Кто-нибудь!

Ей показалось, что она слышит ответный крик Руперта. Она повернулась в сторону его голоса. Вспышка на мгновение осветила его лицо перед тем, как он схватился за грудь, наклонился назад… и исчез за бортом.

— Руперт! — отчаянно вскрикнула она.

— Ты идешь, твои люди живы, — сказал человек, державший ее. — Ты борешься, они умирают. Все.

Она пошла.

Глава 19

28 апреля

Месье Дюваль находился в Абидосе, в шестидесяти милях вверх по реке от Дендера. Довольно далеко от берега, в Ливийской пустыне, у подножия горного кряжа. Дюваля сопровождали несколько соотечественников и местных наемников, поспешно сбежавших из Дендера, когда они услышали, что туда направляется «Мемнон». Их насчитывалось немного, а интерес лорда Ноксли к потолку со знаками зодиака был хорошо известен, поэтому они решили скрыться, пока он не двинется дальше к Фивам.

Когда прибыл Джаббар, Дюваль находился внутри грандиозного здания, которое Страбон и Плиний называли «Мемнориум». В то время как его компаньоны старались воспользоваться случаем и пытались расчистить здание от песка и щебня, накопившихся за столетия, Дюваль проводил время за изучением стены в небольшом внутреннем помещении. На стене были высечены три длинных ряда картушей, список царей.

Их должно было бы быть по двадцать шесть овалов в каждом ряду, но стена была повреждена, и несколько имен исчезли. Ни один из уцелевших не напоминал тот картуш, который он видел на папирусе, более простой из двух нарисованных на нем.

Теперь папирус в руках у Ноксли.

Новость пришла накануне поздно ночью: Фарук погиб. В руках Ноксли находился и Арчдейл, и папирус, и они были в Фивах, вне досягаемости Дюваля, благодаря террору, с которым там правил Золотой Дьявол.

Однако еще не все потеряно, думал Дюваль.

Он отправил большую партию людей, чтобы перехватить «Изиду» и забрать сестру Арчдейла. Он собирался обменять ее на папирус и ключ к дешифровке иероглифов, которым владел Арчдейл.

Вот тогда Жан-Клод Дюваль достигнет триумфа, о котором мечтал: он найдет нетронутую гробницу фараона, полную сокровищ. Это открытие сделает его знаменитым, более знаменитым, чем Бельцони. Все сокровища будут отправлены в Лувр, а не в Британский музей. Он будет пользоваться почетом, отчеканят медали с его именем. И наконец Франция отомстит за кражу Розеттского камня.

Такова была его мечта. Дюваль понимал, что дело может обернуться по-другому. Папирус может привести к гробнице фараона, уже разграбленной, как это случалось не раз. Он понимал, что на поиски гробницы могут потребоваться многие годы. Он понимал, что, может быть, он никогда не найдет ее.

Все равно даже в наихудшем случае у него будет папирус, который займет свое место в Лувре. А он и, следовательно, Франция будут обладать ключом к дешифровке иероглифов, что представляет ни с чем не сравнимую ценность, ибо это ключ к тайнам древних.

Нет, не все потеряно, думал он… пока еще. С упавшим сердцем он посмотрел в изможденное лицо Джаббара и спросил:

— Что случилось?

— Убийство, — ответил Джаббар. — Люди Золотого Дьявола поджидали нас, большинство наших убито. Немногим удалось скрыться в горах. Женщина у Гази.

— Что? Мы опять ее потеряли? — сказал Дюваль. — Сначала в Ассиуте она выскользнула из наших рук, когда ее никто не охранял и она была практически одна.

— Пьяные дураки, — с горечью сказал Джаббар. — Мы были осторожны, но наш враг был извещен о наших планах. Иногда я думаю, что даже шакалы, змеи и хищные птицы — шпионы Золотого Дьявола, потому что ему все известно.

Потерян, думал Дюваль, его последний шанс потерян. Что же теперь?

Он не знал, но он найдет выход. Он не может допустить, чтобы победил английский дьявол.

Люди, захватившие Дафну, сдержали слово. Они прекратили драку. Как только она оказалась на их судне, они обрубили якорные канаты «Изиды», и течение, подхватив ее, понесло яхту вниз.

Вероятно, прошло какое-то время, пока ее люди справились с управлением. А до этого «Изида» могла налететь на мель или столкнуться с другим судном. Однако в этих случаях у людей на яхте было бы больше шансов выжить, чем в драке с бандитами. Руперт погиб, и кто помешал бы им убить всех и потопить яхту?

Руперт погиб.

Она должна была бы что-то чувствовать, но Дафна словно окаменела.

Вскоре после короткого пути по реке на берегу похитители посадили ее на лошадь. Куда бы они ни направлялись, они спешили и останавливались на самое короткое время, чтобы передохнуть самим и дать отдых животным. Однако они обращались с ней достаточно хорошо, позволяя уединяться для естественных потребностей, и предоставили маленькую палатку для отдыха. Дафна не сознавала, отдыхает ли она, ест ли или нет. Еда не имела значения. Сон не имел значения. Ей было все равно, как они обращаются с ней, или то, что с ней будет.

Для нее время остановилось. Перед ее глазами яснее, чем места, по которым они проезжали, стояла одна и та же сцена: вспышка огня из пистолета, направленного в сердце Руперта… удивление на его лице… его рука, схватившаяся за грудь, когда удар заставил его откинуться назад… и через борт… всплеск от упавшего в воду его тела.

Она не могла плакать. Она чувствовала такую же отрешенность, как и тогда, спустя шесть месяцев своего замужества, когда поняла, какую огромную и страшную ошибку совершила. Тогда Дафна тоже была пленницей.

Она приучила себя не думать о том, что причиняло боль, сосредоточиться на своей работе, на том, как скрывать ее от Верджила и как поддерживать связь с научным миром.

Гнев и отчаяние не исчезали, но они были заперты в ее душе. Дафна не смогла бы прожить оставшуюся жизнь в открытой вражде с мужем. Она смогла лишь воздвигнуть вокруг себя стену и создать внутри ее свой мир.

Сейчас у нее не было работы, чтобы отвлечь ее, и она не была той девушкой, какой была когда-то. Она даже не была той женщиной, какой была несколько недель назад. И в этой новой женщине, какой она стала, нарастали гнев и отчаяние час за часом, пока уже стало невозможно сдерживать их.

Это произошло во второй вечер ее плена, когда Гази принес ей еду. Он улыбался и говорил так ласково, что она не могла думать ни о чем, кроме улыбки Руперта и звука его голоса… и его руках, больших умных руках.

Она взглянула на руки Гази, на свои руки, протянутые, чтобы взять у него еду. Ее правая рука сжалась в кулак, она выбила миску из его рук, и гнев и отчаяние выплеснулись из Дафны потоком арабской брани. Собравшиеся у костра бандиты повернулись и, широко раскрыв глаза и рты, смотрели на нее. Они так и стояли как статуи во время наступившей после этого мертвой тишины.

Затем Гази рассмеялся.

— Твой арабский очень хорош, — сказал он. — Ты знаешь все ругательства. Я знаю, мои люди хотели бы научить тебя словам любви. Я же очень хотел бы научить тебя, как себя вести, но мы должны уступить эти уроки хозяину. Он быстро укротит тебя.

— Если ваш хозяин Дюваль настолько глуп, что попытается укротить ядовитую змею, пусть попробует, — сказала Дафна.

— Дюваль? — Гази засмеялся. — О, неудивительно, что ты так свирепа, змейка. Ты ошибаешься — Дюваль нам не хозяин. Разве ты не видишь, куда мы идем, злая змейка? На юг, к Фивам, где сейчас твой брат и где правит Золотой Дьявол. Так что, как видишь, ты в безопасности, и тебе нечего бояться.

Дафна поняла, что она не в безопасности, но теперь ей нечего было терять и поэтому нечего бояться.