Мистер Кэвендиш, я полагаю..

Амелия Виллоуби была помолвлена с герцогом Виндхэмом сколько себя помнила. Буквально. Ей было 6 месяцев, когда подписали брачный контракт. Всю свою остальную жизнь она потратила на ожидание. Она ждала…И ждала… И ждала… Когда же Томас Кэвендиш — надменный герцог найдет наконец время, чтобы жениться на ней. Однако, наблюдая за ним исподтишка, Амелия начинает подозревать, что он об этом даже не думает. И это правда. Он действительно не думает о женитьбе. Томасу скорее нравится иметь невесту, чем жену, чтобы держать на расстоянии охотниц за богатыми мужьями — хотя он действительно намеревается жениться на ней… когда–нибудь…потом. И вот в тот самый миг, когда Томас вдруг начинает понимать, что его невеста нечто большее чем просто удобная ширма, жизнь Томаса переворачивает появление давно потерянного кузена, который возможно является, а возможно и не является истинным герцогом Виндхэмом. Но, если Томас не герцог, то он не помолвлен с Амелией. И это весьма курьезно, потому как высокомерный герцог сделал большую ошибку — он влюбился.. .. в свою невесту!

Глава первая

Это преступление, что Амелия Уиллоуби была не замужем.

По крайней мере, именно так считала ее мать. Амелия, или, более правильно, леди Амелия, была второй дочерью графа Кроулэнда, таким образом, никто не мог найти изъяны в ее происхождении. Ее внешность была более чем удовлетворительна, если вкус склонялся к здоровому английскому румянцу, который, к счастью для Амелии, был сейчас в моде.

У нее были белокурые волосы приятного оттенка, глаза серого цвета с зеленоватым отливом, кожа чистая и гладкая, пока ее не касалось солнце. (Веснушки не дружили с леди Амелией).

Кроме того дальше по списку ее матери шли ее приличные умственные способности, умение играть на фортепиано и рисовать акварелью, и (что было предметом особой гордости и восхищения ее матери) она обладала полным набором собственных зубов.

И даже еще лучше, вышеупомянутые зубы были совершенно прямыми, чего нельзя было сказать о Джасинде Леннокс, которая сделала удачную партию в 1818 году, ловко заполучив маркиза Бересфорда. (Но перед этим, как часто упоминала мать Джасинды, отказала двум виконтам и графу).

Однако все эти достоинства бледнели рядом с тем, что было самым важным аспектом жизни Амелии Уиллоуби — ее давнишняя помолвка с герцогом Уиндхемом.

Если бы Амелия не была с колыбели обручена с Томасом Кэвендишем (который в то время был прямым наследником герцогства), она, конечно же, не достигла бы непривлекательного возраста в двадцать один год не состоящей в браке старой девой.

Прошлый сезон она провела в Линкольншире, поскольку никто и не думал, что она должна интересоваться Лондоном. Когда она последний раз была в столице, жених ее старшей сестры, также помолвленной с колыбели, умер от лихорадки в возрасте двенадцати лет, оставив свой род без наследника, а Элизабет Уиллоуби — свободной от брачных обязательств.

А что касается следующего сезона: к тому времени Элизабет была наверняка, практически, «мы уверены, что это случится в любой момент», помолвлена, а Амелия, как всегда, была все еще обручена с герцогом, но они все равно отправились в Лондон, поскольку в то время было неприлично остаться в провинции.

Амелии понравился город. Она наслаждалась светскими беседами и очень любила танцевать, и если бы вы поговорили с ее матерью больше пяти минут, то возможно узнали бы, что не будь Амелия помолвлена, она получила бы не менее полудюжины предложений.

Это вполне могло означать, что Джасинда Леннокс была бы все еще Джасиндой Леннокс, а не маркизой Бересфорд. И что еще более важно, леди Кроулэнд и все ее дочери превзошли бы по положению эту раздражающую маленькую девчонку.

И все же, как не однажды говаривал отец Амелии: жизнь — не всегда ярмарка. Но на самом деле так случалось не часто. Только посмотрите на него, о Боже. Пять дочерей. Пять! И теперь графство, которое неизменно передавалось от отца к сыну со времен Принцев в Башне (сыновья Эдварда IV, Эдвард и Ричард, по общему мнению были убиты в Тауэре в 1483 году — прим. переводчика), вернется к Короне, если не объявится ни одного давно потерянного и забытого родственника, чтобы предъявить на него свои права.

Граф Кроулэнд часто напоминал жене, что именно благодаря его ранним шагам одна из пяти его дочерей уже пристроена, и им всего лишь осталось побеспокоиться об оставшихся четырех, так что не могла бы она, пожалуйста, прекратить жаловаться на несчастного герцога Уиндхема и его медленное продвижение к алтарю.

Более всего остального лорд Кроулэнд дорожил тишиной и спокойствием, что приводило его к мысли о том, что он должен был все хорошо обдумать, прежде чем взять в жены Энтию Грэнтхем.

Никому и в голову не приходило, что герцог изменит своему слову, данному Амелии и ее семье. Напротив, всем было известно, что герцог Уиндхем — человек слова, и если он сказал, что женится на Амелии Уиллоуби, то Бог свидетель, он это сделает.

Правда сделать это он собирался тогда, когда ему будет удобно. Что не обязательно должно быть удобно ей. Или точнее ее матери.

И так она снова была здесь, в Линкольншире.

И она все еще была леди Амелия Уиллоуби.

— Я ничего не имею против этого, — объявила она, когда Грейс Эверсли подняла данный вопрос на Линкольнширском Собрании. Кроме того, что она была самым близким другом сестры Амелии Элизабет, Грейс Эверсли была компаньонкой вдовствующей герцогини Уиндхем, и, таким образом, была намного в более близком контакте с будущим мужем Амелии, чем когда–либо имела сама невеста.

— О, нет, — быстро заверила ее Грейс, — я не это имела в виду.

— Все, что она сказала, — вставила Элизабет, бросая на Амелию подозрительный взгляд, — это то, что его милость планирует оставаться в Белгрэйве, по крайней мере, в течение шести месяцев. И затем ты сказала…

— Я знаю, что я сказала, — прервала ее Амелия, чувствуя, что у нее загорелись щеки. Но не была уверена точно. Возможно она и не повторила бы свою речь слово в слово, но у нее было тайное подозрение, что, если бы она попыталась, вышло бы нечто следующее:

«Что ж, это конечно прекрасно, но я не думала ни о чем подобном, и в любом случае свадьба Элизабет состоится в следующем месяце, так что, безусловно, я и мечтать не могу завершить что–то в более короткое время, и не взирая ни на чьи разговоры, я не горю желанием выйти за него замуж. Я почти не знаю этого человека. Я все еще Амелия Уиллоуби. И ничего против этого не имею.»

Эту речь она вряд ли захотела бы произнести вновь, даже мысленно.

Возникла неловкая пауза, затем Грейс откашлялась и сказала:

— Он сообщил, что будет здесь этим вечером.

— Ты уверена? — спросила Амелия, устремив взгляд на Грейс.

Та кивнула:

— Я видела его за ужином. Точнее я видела, как он прошел мимо нас, когда мы ужинали. Он не захотел есть с нами. Я думаю, что он и его бабушка поссорились, — и добавила в сторону: — Что случается довольно часто.

Амелия почувствовала, как напряглись уголки ее рта. Это был не гнев. И даже не раздражение. Скорее это было смирение.

— Полагаю, что вдова приставала к нему насчет меня, — сказала она.

Грейс выглядела так, будто ей совсем не хочется отвечать, но наконец она сказала:

— Да, действительно.

Этого следовало ожидать. Было известно, что вдовствующая герцогиня Уиндхем еще больше, чем собственная мать Амелии, стремилась к тому, чтобы брак состоялся. Но всем было хорошо известно, что герцог считал свою бабушку, в лучшем случае, особой, вызывающей раздражение. Амелия нисколько бы не удивилась, если бы он согласился посетить вечер только для того, чтобы та оставила его в покое.

Поскольку всем также было хорошо известно, что герцог не дает пустых обещаний, Амелия была совершенно уверена, что он действительно вскоре появится. А это означало, что остаток вечера пройдет как обычно.

Приедет герцог, все будут смотреть на него, потом все будут смотреть на нее. Затем он подойдет к ней, они несколько минут будут заняты неловкой светской беседой, он пригласит ее танцевать, она согласится. И когда они исполнят этот ритуал, он поцелует ей руку и покинет собрание.

Предположительно искать внимания другой женщины. Женщины другого сорта.

Той, на которой не женятся.

Не то чтобы это огорчало Амелию, она не придавала этому значения. В самом деле, можно ли ожидать преданности от мужчины перед браком? Они с сестрой обсуждали это много раз, и ответ всегда был отрицательным.

Нет. Только не тогда, когда данный джентльмен был обручен еще ребенком. Было бы несправедливо ожидать, что он воздержится от всех развлечений, в которых его друзья принимали участие, только потому, что несколько десятилетий назад его отец подписал какой–то контракт. Однажды дата уже была назначена, однако, это совсем другая история.

Или точнее, так могло бы случиться, если бы Уиллоуби когда–нибудь смогли заставить Уиндхема назначить дату.

— Кажется, ты совсем не взволнована тем, что увидишь его, — заметила Элизабет.

Амелия вздохнула.

— Нет. По правде сказать, мне намного лучше, когда он меня избегает.

— О, он не настолько плох, — заверила ее Грейс, — он довольно мил, стоит только узнаешь его получше.

— Мил? — с сомнением в голосе отозвалась Амелия. Она видела его улыбку, но та никогда не появлялась дважды за все время беседы. — Уиндхем?

— Хорошо, — уклонилась Грейс, — возможно я преувеличила. Но герцог станет прекрасным мужем, Амелия, я тебе обещаю. Он весьма занимателен, когда захочет.

Амелия и Элизабет уставились на нее с такими выражениями недоверия, что Грейс засмеялась и добавила:

— Я не лгу! Клянусь! Он обладает дьявольским чувством юмора.

Амелия знала, что Грейс хочет как лучше, но почему–то это не могло ее утешить. Это вовсе не означало, что она ревновала. Она была совершенно уверена, что не влюблена в Уиндхема. Когда бы она успела? Редко, когда ей удавалось обменяться с этим человеком более чем двумя словами. Однако то, что Грейс Эверсли знала его так хорошо, было довольно тревожно.