Я сопротивляться не стала, ведь и сама уже не то что тлела в ожидании, а поджаривалась, и позволила ему вытащить меня из-за стола под одобрительный ропот и шуточки братьев и очередную восхваляюще-прощальную оду Ронни моему кулинарному искусству.

Ронан почти бегом проволок меня по лестнице, и только мы скрылись из виду у всех, мигом прижал к стене. Обхватил щеки, подставляя мой рот под атаку своего, и втянул в неистовый, глубокий поцелуй, мыча и порыкивая зверски от жадности, передавая ее и мне. Приник всем своим сильным телом, потираясь так, будто по нему прокатывалась волна за волной, по сути, уже сразу имея меня тут без проникновения.

– К тебе или ко мне? – прохрипел, оторвавшись, и, чуть присев, подхватил, вынуждая обхватить бедрами и обвить руками шею. На треск моей юбки плевать было обоим.

Я чуть замешкалась с ответом, хватая воздух, и он рванул вперед, не дожидаясь и проворчав, можно было подумать, что гневно, если бы не знала, что за сила толкает его нетерпеливую задницу на самом деле.

– Сам решил. К нам.

Глава 28

Если когда-то пожелаете воочию узреть гребаное живое воплощение стоического терпения, взгляните на меня. Потому как я сегодня оно самое и есть. Э-э-эм... был. Мало того, что меня с самого момента пробуждения не слабо так покусывало в самое причинное место, оно же мозг, то и дело всплывавшими жаркими картинками с нашей прошлой ночи. Там, у офиса Кэти, я всерьез уже выбирал между перспективой поехать к внезапно обретенному деду и забить на все и уболтать мою голубоглазку забуриться в какой-нибудь отель поблизости на сутки как минимум и вытрахать все так расшатавшее меня околородственное эмоциональное безобразие. Заодно закрепить свои права на нее и внести полную ясность между нами. И после общения с Адамом, когда меня моментами аж придушивало бешеными чувствами, это желание только усилилось.

Совместное приготовление ужина на нашу банду вовсе довело уже почти до края. А все из-за внезапного открытия… ну или озарения, хер знает, как оно там зовется.

Я. Вдруг. Понимаю. Наших. Женатиков.

Охереть, да? Но так и есть.

Ладно, оно не совсем уж вдруг. Походу, все к тому и шло сначала, и я это принял уже некоторое время назад. Вот эту вот странную штуку, когда смотришь на женщину, и за ней тебе не мерещится смутный образ следующей. Той, кто займет ее место, когда у меня отгорит. Хотя нет. Не горело ведь и правда до Кэти. Чесалось – вот правильное слово. Так вот, с ней у меня такого нет. В смысле зудит на нее омотореть как. Но тут про другое. Даже если нарочно пытаться пристально пялиться в перспективу. Вместо образа возможной новой романтичной чесалки вставал монументальнейший такой вопросище: «А на хера?» Если смотришь – и чуешь: все есть. У тебя. Вот оно. И это даже не в постели. Это она ходит рядом. Колдует на кухне. Заставляет зависать от своих улыбок. Говорит о чем-то. Пох, о чем и с кем. Голос. Чуть провечивающие сквозь кожу венки на творящих вкуснющее волшебство кистях. Манера щуриться и поглядывать дразняще искоса. Она. Все.

Короче, не было ни одного шанса, что я вытерплю эти чертовы посиделки до конца. Я весь последний час и понимал, что вокруг говорят, с трудом. Что тот пес, вертел башкой туда, откуда ее имя звучало, и так и подмывало зубы показать. Прижало адски – это даже близко не правильное выражение. Потому что мне не спермой на этот раз мозги подперло. Скорее уж жадностью какой-то. Чтобы вся она мне. Или голод. Такой, как у зверюги какой. Схватил, утащил и жрешь. Да плевать. Открытием этим долбаным, в общем, приложило так, что терпежу никакого не стало.

В комнату Кэти внес, а она мне одновременно поцелуем ответным вынесла последние мозги. Все, и шагу не пройду. Тут. Сейчас. Развернулся сходу, норовя вжать кошку мою в стену, но она взбрыкнула, проехалась по мне вниз, по стояку гудящему, отчего я чуть зубы не раскрошил.

– Что твори… – выцедил и тут же подавился, когда она практически упала на колени передо мной, требовательно дергая пряжку ремня, освобождая только чуть не облажавшегося ее усилиями бойца.

– Не-не-не, детка-детка! – взмолился я, хватая ее за плечи и поднимая. Запрокинул ей голову и, сцепившись опять в поцелуе, потащил к постели. – Угроблю тебя сейчас к хренам.

Меня уже бомбит так, что ни о каком контроле и речь не идет! Минет прямо сейчас отменяется, потому как имеет шанс стать смертоубийством от удушения. Я споткнулся в сползших штанах, и мы повалились на кровать. Я спиной вперед, Кэти сверху, зубы о тонкую кожу губ, больно-солоно-жарко, сил нет оторваться. Она на мне, рывками задирает рубашку, добираясь до кожи. Остро-жгучие росчерки ее ногтей по моим бокам и животу, меня дергает и сгибает, как будто в кончиках ее пальцев микромолнии. Касания жалят, насквозь, сразу в кровь и нервы, шарашат в башку, черепушку опустошая до звона. В глазах мутно-красно, в легких ее выдохи пойманные, по языку-горлу медово-забористой дурью ее стоны прямиком в мой рот. Еще дай! Я на ней, подмял, ловлю запястья, вытягиваю под собой, размазываюсь своей грудью по ее торчащим дерзко сиськам, вклиниваю бедра между ее ног, будто и нет между нами жалобно трещащей по швам тряпки.

Кэтрин рвет руки из захвата, извивается, взбрыкивает непокорно, ворчит что-то гневно и требовательно, ловя губами мое ухо, пока я сжираю поцелуями ее скулы и шею. Знает, знает, тигрица бешеная, что меня от такого всегда вставляет. От нее вставляет. И самому ей вставить надо так, что хоть ори. Подорвался, как в задницу ужаленный, содрал остатки тряпок с себя, вывалил на пол ящик из тумбочки, добывая резинки, рванул зубами фольгу, не отводя глаз от моей голубоглазой хищницы, что выгнулась дугой на постели, избавляясь от юбки и трусиков разом.

– Замри! – прохрипел, упаковываясь. – Да, бля, детка, до чего же ты у меня кайфовая. Особенно вот так, мокрая и с ногами врозь для меня.

– Да и ты голый и с членом наперевес зрелище вкуснее некуда, – рвано дыша, отозвалась Кэтрин и, добивая меня контрольным в голову, провела пальцами по своей промежности, чуть скользнув двумя пальцами внутрь, и подняла кисть, демонстрируя мне тонкую прозрачную нить влаги.

– М-м-м-м… сука… да-а-а-а!

Способность думать и говорить членораздельно покинула меня, и, упав на нее, я схватил ее за запястье, втягивая пальцы в мокро-пряном в рот и одновременно вдавливаясь членом в источник этой лучшей в мире дури на моем языке. Вот так, в тесноту, жару, по самое не могу, чтобы аж вся шкура как в пламени, от поясницы до колен мышцы судорогами, яйца в камни.

Кэтрин выгнуло подо мной. Голову запрокинула, выдыхая протяжное «о-о-ох, да-а-а-а!» Острый подбородок задрался, указывая вместе с ее острыми сосками туда, куда надо обоим. Вверх, вверх, пока не разорвет от кайфа. В себе меня жмет, как еще глубже тянет-манит, лижет-обжигает пламенем. И не шевельнусь если даже, просто вот так побуду – и спущу.

– Ну же, Ронан! – резанула взглядом пьяным, и все – курок спустила. Полетели, детка!

Подхватил ее под колени, согнул, раскрыл для себя до предела, чуть не *бнувшись от вида, и задолбил. Молотил, как одержимый, глядя сквозь багровую пелену в глазах, как Кэтрин аж подкидывает, когда попадаю в то самое идеальное местечко, а меня этим в бошку бах-бах-бах. Поймал ритм и угол, и ее тут же из стонов – в крик, спина дугой, мечется, руками цепляется за простыни, а я зубы сцепил и бил-бил-бил, пока она тащила каждым этим криком-всхлипом обоих в оргазм. Она на миг как окаменела, перед глазами вдруг четко-четко стало, еще всадил себя, ошалевая в конец, до чего же хорошо. До слепоты, до удушья, до смерти. В ней. С ней. Затрясло ее, меня, весь чертов мир вокруг – и все. Снесло.

– Иисусе! Это не секс, а убийство кайфом какое-то, – пробубнил сипло в изгиб шеи Кэти, по которой растекся прям бескостной кучей. – Детка, спихни меня, я, похоже, кони двинул от кайфа.

– Лежи пока… хорошо… – ответила она тоже изрядно просевшим голосом.

– Тяжелый.

– В самый раз.

Вот оно.

То, чем в меня так долбануло.

По-простому и идеально в точку. В самый раз.

Ты мне тоже.

Я потерся о ее влажную от пота кожу физиономией и лизнул, тащась от солоноватого вкуса. Меня все еще, как на волнах, качало. Тянущая мягкая судорога-отходняк в промежности, и по нервам катит отзвуком во все стороны.

– Ты же не планируешь долгого перекура, м-м-м, ковбой? – Кэти принялась водить по моей спине, едва-едва касаясь кончиками пальцев, усиливая мои ощущения и неминуемо разжигая опять.

– Я курить бросил еще в пятнадцать, хватило одного взгляда сожалеющего от ма Линды, за спиной которой как раз стоял па Джек с обещанием, что мне будет худо, если еще ее расстрою, – пробормотал и поерзал, приподнимаясь на локтях и толкнувшись бедрами, давая понять, что зайти на новый круг нефиг делать. Но нам бы поговорить сначала. – Вот, кстати, пора тебя с ними знакомить. Как насчет в эту пятницу?

– Тебе не кажется, что говорить о таких вещах, когда ты еще практически во мне, как-то неловко? – завозилась Кэтрин.

Задавил ее все же, жеребец тяжеловозный.

Сполз с нее, мухой метнулся в ванную избавиться от защиты и плеснуть на себя воды.

– А так ловко? – спросил, садясь на край кровати.

Мне на голову прилетела блузка Кэти, от которой избавиться сразу нам было недосуг, а через пару секунд она сама прижалась ко мне обнаженной грудью.

– Смотрю, десертом ты быстро наелся, раз поговорить потянуло, – выдохнула она мне в ухо, подымая дыбом все волосы на теле и не только.

– Да какой там наелся, детка! Так, крошка сладкого и перепала. – Дернулся убрать с морды тряпку, но она схватила оба моих запястья, заводя мне за спину, и прижала их там, прильнув ко мне полностью.

– Так уж совсем и крошка? – лизнув меня за ухом, от чего всего дернуло, а член подпрыгнул и шлепнул по животу, она завязала блузку как повязку, лишающую меня зрения.