«Я сейчас буду задавать практически риторические вопросы по работе, отвечай бодро и уверенно. Потом объясню. Так надо. Поверь мне, пожалуйста».

– Мисс Брукс, вы же помните, что я ожидаю от вас ежемесячного отчета по моим деловым поездкам?

– Разумеется, сэр.

– Вы не забыли включить туда мою последнюю поездку в Даллас?

– Никак нет. сэр. Расходы по Далласу внесены в соответствующие графы.

Шеф задавал дурацкие вопросы, я отвечала бодрыми «Разумеется, сэр» или «Все будет исполнено в срок» и читала короткие сообщения от него, которые он периодически перекидывал мне по столу.

«Кэтрин, будь предельно внимательна и аккуратна. Отдел эйч-ар получил задание избавиться от тебя».

«Как понимаешь, инициатива исходит от «папы», но я связан по рукам и ногам и мало чем могу тебе помочь. Только предупредить и, возможно, хоть как-то подстраховать».

«Никаких опозданий, ранних выходов на ланч, личных переговоров. Все контролируется и записывается. Придраться готовы к любой мелочи».

«Ты разобралась с совещанием?»

На этот вопрос я решила ответить вслух.

– К совещанию все готово. Я еще несколько дней назад все распечатала и размножила. Ваш экземпляр вот, – протянула я ему стопку бумаг, – я подчеркнула самое важное. К десяти утра все участники ждут вас в малой переговорной. Все как всегда, сэр. Никаких отклонений.

Он мельком глянул на отчет, пролистнул несколько страниц и показал мне большой палец.


Глава 24

С самого утра у меня что-то противно тянуло под ложечкой. Эдакое мерзкое ощущение почти пропущенного удара в печень, когда ты понимаешь, что не успеваешь закрыться, и единственное, что остается, – резко выдохнуть и напрячь мышцы брюшного пресса. И ладно, если летит кулак брата. Знаешь, что будет весомо, но не по реальной жести. Но прилететь-то может и ножом.

И это состояние, предчувствие некоей подставы, здорово напрягало. Больше всего тем, что я не понимал, откуда оно взялось и с какой стороны ее ждать. Самая противная штука – вот такое эмоциональное дерьмо. Тут ведь сколько башкой ни крути, а не увидишь, с какой стороны летит. А летит ведь, чую.

Очень хотелось верить в то, что у моей змеючки все пройдет нормально. И позвонить бы ей, да она несколько раз повторила, что на работе у них не приняты личные звонки. А так хотелось услышать ее слегка хриплое «Привет, ковбой», от которого яйца моментально поджимались, а Дизель-младший с готовностью приподнимался для ответного горячего приветствия голубоглазой наезднице. Ишь ты… не принято.

Саваж, как всегда, громогласно рявкал на всех, кто попадался ему под руку. Мари, как водится, носилась по всей съемочной площадке, раздавая ценные указания и улаживая мелкие недоразумения по освещению, оснащению, оповещению и прочим страшно важным хоть и мелким деталям нашей ежедневной рутины. Алеена с Рози на руках и мечтательным выражением на лице снова торчала в боксе, где Рик полировал очередного монстрика перед передачей клиенту. Вот же парочка вечных романтиков. Она на него днями может смотреть, будто мужик чуть ли не чудо из чудес. И он работает, но зыркает на нее постоянно, словно голодный и сожрать каждую секунду готов. Тони и Фил умотали к поставщикам, Билл и Джони варили обводы на новый проект. Братцы Мюррей с чрезвычайно довольными рожами сидели, уткнувшись в свои компы, и отнекивались от работы суперважным поручением от Ронни. А наш «великий и ужасный» почти не высовывал носа из каморки Мари, в которой он прочно обосновался с самого утра, да еще и с каким-то мутным типчиком, своей прилизанной причесочкой и модными очочками до тошноты похожим на адвоката. Вроде все как всегда почти, ничего такого. А задница моя ныла с каждой минутой все противнее и настойчивей.

И это несмотря на то, что приходилось мне на пару с Раулем отдуваться за всяких халявщиков «не-будем-показывать-пальцам-на-этих-гребаных-игроманов» в покрасочном боксе. Да еще Рауль – черт, и какого хрена я раньше не замечал, что у него такая противная рожа? – нет чтобы молча себе работать, так все вспоминал далекое детство в Техасе и горячих техасских девчонок, что могли прокатиться верхом на диком мустанге и даже прическу при этом не растрепать. Бля, да что бы ты понимал в горячих девчонках в том своем сопливом возрасте? Тоже мне, нашелся ковбой в пыльном стетсоне. В общем, бесил меня Рауль. Последние несколько дней прям так и тянет втащить ему. Да еще и чувство это опять мерзко…

– Мистер Салливан, могу я попросить вас уделить мне время?

Херакс… Вот оно… Прилетело. И не кулаком. А какой-то херовой шипастой дубиной по кумполу.

Потому что ни разу за все время съемок Ронни не назвал меня мистером Салливаном. И ни разу, ни при каких обстоятельствах не обращался ко мне настолько нарочито вежливо и как-то… хер его знает… короче ТАКОЙ интонации я от него ни разу не слышал.

– Мистер Салливан, позвольте представить вам Питера Шелдона, сотрудника адвокатской конторы «Уилки, Фар энд Галлахер», – кивнул Ронни… – э нет, сейчас он точно мистер Лоуренс – на прилизанного костюма, с которым заседал.

– Рад, рад, чрезмерно рад знакомству с вами, уважаемый мистер Салливан, – протянул тот мне узкую бледную кисть, пялясь до противного пристально. – Или лучше будет называть вас…

– Не так быстро, Питер.

Ронни буквально насильно усадил меня в дико неудобное кресло для посетителей, что стояло в администраторской.

От одного взгляда на довольные рожи продюсера и адвокатика дико заныли все зубы сразу. Херней… нет, прямо уже п*здецом попахивает.

– Я бы не стал так спешить радоваться, – хмуро буркнул я в ответ на восторженный лепет прилизанного. – Похоже, я вряд ли разделю ваш энтузиазм от этой встречи.

– Ронан, друг мой, что ты знаешь о своей семье? – торжественным тоном вопросил Лоуренс.

В смысле? Моя семья – у тебя перед глазами. О чем я и заявил этим двум.

– Ронан, мы имеем в виду твою настоящую,.. – Я угрожающе прищурился, и наш псевдоклоун мигом переобулся. – Вернее, прости, биологическую семью.

– Я знаю о них только одно. – Хотите мое мнение? Получайте! – Они моральные уроды, бросившие ребенка на произвол судьбы. И я о них благополучно не знал много лет и впредь не желаю. Мне не нужны те, кто с легкостью может предать.

Я очень старался не рычать откровенно, но получалось плохо. Может, я раздолбай и мало меня чем по-настоящему зацепишь. Но вот эта – одна из опасных тем.

– Ронан, позвольте мне уточнить кое-что, – покивал, будто соглашаясь с моими словами, адвокат. – Все дело в том, что ваших биологических родителей давно нет в живых. Примите мои соболезнования.

– Мне не жаль тех, о ком я не знал, – все так же резко бросил я. Не хочу я сглаживать тут ничего. Не хочу и не буду. Когда тебе делают больно, надо отвечать тем же, а не сглатывать и корчить из себя всепрощение во плоти.

– И я в определенной мере разделяю ваши чувства, – заерзал на месте Шелдон. Небось чует тоже, что в полушаге от того, чтобы выбесить меня. – Но разрешите продолжить. Двадцать девять лет назад один молодой человек – такой же горячий и бескомпромиссный, как и вы – повздорил со своим отцом. Повздорил из-за серьезной проблемы – очень плохой компании, с которой мальчик из хорошей семьи связался в попытке доказать всем собственную самостоятельность. Увы, молодой человек ошибся, выбрав, скажем так, не совсем верную сторону баррикад. Компания была не просто плохая, а очень плохая: наркотики, оружие, в общем, криминал в чистом виде.

Черт, что-то мне все это окончательно не нравится. Еще и в груди так заныло адски.

– Разумеется, будучи совсем неопытным парнишкой, не разбиравшимся достаточно хорошо в людях в свои двадцать лет, Артур… Да, так звали вашего отца. Так вот Артур умудрился загреметь в тюрьму. Да не просто так, а по обвинению в преднамеренном убийстве.

Я невольно присвистнул. Преднамеренное убийство – это тебе не хулиганство или угон машины по пьяни, тянет так-то на приличный срок. Кое-где и на пожизненное.

– Увы, размолвка с отцом казалась ему настолько серьезной, что он и тогда не обратился за помощью. А потом стало слишком поздно. Артур погиб в первые же недели в глупой драке. – Я кремень и держал лицо как мог, но вот он, тот самый удар по печени. Выдохни и перетерпи. – Заключенный, с которым он сцепился в столовой, использовал кастет. Разумеется, они запрещены в местах заключения, но, сами понимаете, за деньги и в тюрьме можно многое купить. Удар пришелся в височную кость. Мгновенная смерть.

Ну… А что я скажу? Мир его праху. Сейчас для меня это всего лишь информация. Всего лишь. Да. Болит не поэтому. Совпало просто.

– Безутешному отцу выдали тело. Но никто не мог выдать воспоминания о последних месяцах вольной жизни Артура. А в те месяцы у него была подружка, некая Молли О’Брайен. Как говорили знавшие ее – весьма… своеобразная особа. Брилась налысо, обожала татуировки и пирсинг, жертвовала в фонд помощи ИРА, нелегальный, разумеется. Что уж их связывало с Артуром, какие общие интересы, никто так и не смог сказать. Но девушка, узнав о своей беременности уже после того, как Артур погиб, не прервала ее, а решила родить ребенка.

Так вот, значит, как зовут моих… нет, не родителей. Моих настоящих родителей зовут Линда и Джек. А это так… считай, живые пробирки. Биологический материал для Ронана Салливана, которого сделали человеком ма и па. И братья, понятное дело.

– Ребенка она родила. Но во время беременности, причем на поздних сроках, выяснилось, что Молли является носителем ВИЧ-инфекции. А вот ребенок родился совершенно здоровым. Так бывает. В общем, ее особо и не осуждали за решение оставить малыша в приюте в расчете на то, что с приемной семьей ему повезет больше, чем с матерью, которая не только может умереть сама в любой момент, но и подвергает риску здоровье и жизнь дитя. Молли не стало в тот же год. Беременность и роды окончательно подорвали ее здоровье.