— Йога для усердных, — шепчу я, чувствую боль с каждым вдохом.

Он смеется.

— Звучит так, словно тебе нужно сходить с нами на пробежку.

Он открепляет поводок Мышонка, и пес срывается к миске с водой. Я хромаю в кухню и наливаю Адаму стакан воды, а затем и себе. Мы снова стоим друг напротив друга в скромном пространстве, как и раньше, только теперь с нас обоих скатывается пот, и я думаю, что мне нужно сказать мистеру Холлу, что кондиционер снова не работает, потому что воздух ощущается горячим, затхлым.

Никто из нас не говорит, пока мы попиваем воду. Не могу найти достаточно смелости, чтобы поднять на него глаза. Вместо этого, я фокусируюсь на Мышонке, который хлыщет воду из миски, а затем плюхается рядом с нами.

— Хороший из него компаньон для бега? — спрашиваю я Адама.

— Поначалу был ужасный, но спустя первую милю, кажется, втянулся.

Я улыбаюсь своей собаке.

— Слышишь, Мышонок? Ты был ужасным только сначала. Это прогресс!

Мышонок виляет хвостом.

Адам смеется, и я осмеливаюсь бросить на него взгляд: он наблюдает за мной, точнее, изучает. Мне хочется пригладить волосы рукой. Поправить хвост, майку. Думаю, она сместилась, пока я занималась, и я не уверена, но, кажется, декольте открыто больше, чем положено. Но если я поправлю майку, то привлеку к своей груди еще больше внимания, а я не сделаю этого. После моего полного фиаско с розовым лифчиком я пытаюсь убедить Адама, что не пытаюсь отчаянно соблазнить его.

— Почему ты так на меня смотришь? — спрашивает он, наклоняя голову набок.

Эта его чертова улыбка на месте. Такая уверенная. Такая вызывающая.

Я отворачиваюсь.

— Что? Не знаю, о чем ты.

— Твои глаза почти выглядели, словно ты…

Возбуждена?!

— Заскучала, — вставляю я, двигаясь мимо него, чтобы поставить чашку в раковину. Нам нужно убраться из моей кухни. Никогда раньше не думала, что она станет теплой берлогой для секса. Таким укромным местом, со всеми этими чашками, и сковородками, и лопатками… Я содрогаюсь.

Звонит телефон Адама, и я говорю ему ответить на звонок, но он качает головой.

— Это не звонок, а напоминание, которое я установил неделю назад, чтобы напомнить себе о встрече торговой палаты, которую мне нужно сегодня посетить.

— Когда она?

— Через двадцать минут. Дерьмо.

У него, скорее всего, не хватит времени, чтобы съездить домой и переодеться.

— У меня в машине есть рабочая одежда… — произносит он, думая вслух. Затем его взгляд перемещается в сторону моей ванной, и я догоняю его мысль лишь спустя какое-то время.

— О! Да, точно, ты хочешь принять душ?

Он запускает руку в волосы.

— Я не хочу мешать. Просто совершенно забыл о встрече…

Я отмахиваюсь от его беспокойства.

— Ты не помешаешь. Ты позанимался с моим сумасшедшим псом! Меньшее, что я могу сделать для тебя, это пустить в свой душ.

Он благодарит меня и выбегает к машине за одеждой. Я использую эти тридцать секунд, чтобы пробежаться по ванной взглядом и убедиться, что ничего смущающего там не оставила. Когда он входит в ванную, я как раз прячу триммер для зоны бикини. Резко оборачиваюсь и улыбаюсь.

— Прости, у меня нет мужских ванных принадлежностей. Будешь пахнуть лавандой.

Он пожимает плечами.

— Или так, или грязным телом.

Улавливаю запах пота и мужского мускуса с ноткой его геля для душа. Я почти собралась сказать ему, что ничего страшного, если он пойдет на встречу так, как есть, но не говорю этого, потому что он почти обвинил меня в возбуждении, а я не знаю, что случится, если он узнает, что я на самом деле была возбуждена. Он все еще позволит мне продать ему дом? Будет ли чувствовать себя странно возле меня после этого?

Выяснять это, у меня желания нет.

— Хорошо, я буду там, — отвечаю я, указывая на коридор.

Он кивает и включает душ. Даже закрыв дверь, я слышу, как он двигается в ванной. У меня слишком маленькая квартира.

Одежда падает на пол, затем шторка душа сдвигается в сторону. Нога ступает в ванну, и вода падает на голое тело Адама. Я с силой сжимаю глаза, когда он открывает бутылку с шампунем.

Адам намыливает себя, может, моет голову, и я не могу выдержать это. Включаю музыку и вручную мою стаканы, которые мы использовали для воды. Проходит секунда, и я снова перемываю их.

Мышонок пялится на меня.

Он знает мои секреты.

Знает мой позор.

Я прогоняю его и снова перемываю посуду.

Душ выключается, и шторка снова сдвигается в сторону. Я вздыхаю с облегчением. Через несколько минут Адам высохнет, оденется и выйдет из моей квартиры.

— Эм, Мэделин?

Его голос шокирует меня достаточно, чтобы я уронила стакан в раковину. Слава Богу, он остался цел.

— Да? — отзываюсь я, голос дрожит больше, чем мне бы хотелось.

— У тебя есть здесь полотенца?

Конечно, я забыла положить ему полотенце. Прибавьте к списку моих проколов еще и «плохая хозяйка».

— Проверь средний шкафчик, — кричу я, — там должно быть одно.

— Уже проверил.

Мои глаза мечутся к грязному белью в моей спальне. Одно, второе, третье грязное полотенце торчат из кучи. Я морщусь. Мне пришлось использовать их вчера, когда Мышонок пришел грязный после прогулки. Да. У меня нет чистых полотенец. Адам голый в моей ванной, а мне нечего ему дать. Я дергаю кухонный ящик возле бедра и достаю все чайные полотенца, что могу найти. В общем количестве их пять — может, если он использует их с умом, ему хватит их, чтобы высушиться.

— Адам? — спрашиваю я, подступая к двери в ванную. — Я понимаю, что это прозвучит странно, но…

— У тебя нет чистых полотенец.

— Это Мышонок виноват! Послушай, приоткрой дверь, и я передам тебе свои кухонные полотенца. Они маленькие, но чистые, так что должны подойти.

Адам прыскает со смеху, и я знаю, что он добавляет эту ситуацию к списку вещей, с которых захочет посмеяться позже. У кого нет чистых полотенец в целой квартире? У Мэделин Тэтчер, вот у кого.

— Хорошо, давай их, — отвечает он, приоткрывая дверь и протягивая руку.

Передача должна была пройти гладко. Я просовываю полотенца в щель, он хватает их, закрывает дверь, вытирается и убирается нафиг из моей квартиры.

Но я не учла Мышонка. Не учла тот факт, что он соскучился по Адаму за те пару минут, что он находится в душе. Не учла, что Мышонок прорвется вперед с такой силой, что распахнет дверь в ванную настежь. Все превращается в такую замедленную съемку, что мне и не снилось.

Моя рука протянута в попытке отдать Адаму полотенца.

Он стоит на пороге ванной, голый и с капельками воды на теле. Загорелый с головы до пят, и я знаю это, потому что впитываю всю его нагую красоту, каждый ее дюйм. КАЖДЫЙ. ЕЕ. ДЮЙМ.

У меня отваливается челюсть.

Этот мужчина — мили загорелых мышц, с крепким прессом, сильными бедрами. Мой взгляд падает на все — и я имею в виду, на все ­— прежде, чем я прихожу в себя, драматично хлопаю ладонью поверх глаз и кричу:

— У тебя есть шрам на бедре!

Он дергает полотенца из моей руки.

— Упал с велосипеда в семь лет. Еще один сзади увидеть хочешь?

Я содрогаюсь от мысли увидеть его задницу.

— Нет... пожалуйста… то есть, нет, спасибо, — выдаю я.

— Я пошутил.

— Мне жаль.

— Так ты собираешься отвернуться? Мышонок стоит в дверном проеме, а ты блокируешь его, поэтому я не могу закрыть дверь.

Я тут же двигаюсь, хватаю Мышонка и оборачиваюсь, прилагая максимальных усилий, чтобы не умереть на месте. Дверь в ванную закрывается за мной, как раз, когда я врезаюсь в стену. Мне так страшно убрать руку с глаз, пока я не дохожу до кухни. Прижимаюсь к холодильнику и пытаюсь успокоиться, но сердце бьется в диком ритме в груди, бум, бум, ударами такими сильными, что я чувствую, что сейчас мои артерии полопаются.

Руки опускаются на рот, и я прикусываю кулак, чтобы не издать ни звука.

Ни стона.

Ни вздоха.

Ни смеха.

Все, что может выйти из него. Не хочу, чтобы Адам думал, что я теряю рассудок. Крепко зажмуриваю глаза и вижу всю картину снова. Словно остаточный эффект после того, как долго пялишься на солнце. Поворачиваю лицо к холодильнику и открываю его, дергаю дверь туда-сюда, чтобы прохладный воздух остудил его.

Если честно, прошло очень много времени с тех пор, как я видела голого мужчину в последний раз, но я знаю, что не поэтому реагирую вот так. Я встречалась с симпатичными парнями, но никогда не видела во плоти такого мужчину, как Адам. Одна секунда случайной вспышки разрушила меня для любого другого мужчины после него.

Дверь в ванную открывается, и я дергаюсь в сторону раковины. К тому времени, когда Адам проходит, я притворяюсь, что снова мою свой стакан из-под воды.

— Этот стакан уже блестит от чистоты.

Ставлю его на полотенце для сушки и поворачиваюсь, заставляя себя посмотреть в его направлении. Я могу сделать это. Я могу быть нормальной.

Он снова в рабочей одежде, но разве это имеет значение? Он солнце, помните? Каждый раз, когда я моргаю, он снова в дверном проеме ванной.

— Мне правда, очень, очень, жаль, — снова повторяю я, надеясь, что он не затаит на меня зла.

Адам ухмыляется, используя одно из кухонных полотенец для волос.

— Прошло немало времени, прежде чем ты отвернулась.

— Немало? — хриплю я.

— Думаю, я знаю, откуда у Мышонка его манеры.

— Ну, ты не так уж и быстро прикрылся!

— Я имею в виду, ты почти вычислила все мои шрамы.

Нет смысла скрывать мой румянец.

— Ага, ну, подай на меня в суд. Я замерла от шока.

— От шока? Или от чего-то другого?

Его зеленые глаза находят мои, и я отчаянно хочу отвернуться, задавая вопрос: