– Ты каждый день восхищаешься моими сиськами. Ничего нового не хочешь сказать?

– Сегодня они приветствуют меня особенно соблазнительно. Не говоря уже о том, что сейчас такой период, когда ты не кормишь младенца, так что имею полное право полностью забрать их себе. – Я наклонился, чтобы нежно поцеловать ее сосок, и произнес: – Я уже говорил, как мне нравится твое тело, когда ты беременна?

– Ты это твердишь по нескольку раз в час.

– Как ты относишься к тому, чтобы рожать малышей постоянно?

– И кто, по-твоему, это будет делать?

– Ну, я надеюсь, что ты, моя греческая богиня.

Бьянка погладила живот – она была на четвертом месяце беременности.

– Думаю, на этом я остановлюсь. Двое детей в семье – это идеально.

Я нежно сжал ее в объятиях.

– После первого ты тоже так говорила.

– Знаю. Но после того, как малышка родилась и у меня прошли тошнота и изжога, я передумала.

– Ну, тогда я надеюсь, что ты будешь передумывать раз десять подряд.

Ее глаза округлились.

– Целых десять раз?

– Честно? Если ты согласишься, то десять детишек – самое оно.

– Ты с ума сошел, но, признаюсь, я самой себе не доверяю в этом вопросе, так что не факт, что этого не произойдет. Ведь есть две вещи, работающие против меня. Во-первых, не успеваю я слезть с таблеток, как стоит тебе только посмотреть на меня, и я уже беременна. Во-вторых, я просто не могу устоять перед тобой. Ты смотришь на меня своими ясными голубыми глазами, и я уже на все готова, лишь бы сделать тебя счастливым.

– Тогда какие проблемы? – радостно спросил я, целуя ее в шею. Надо было остановиться, иначе все кончится тем, что я предстану перед нью-йоркскими журналистами с вызывающе торчащим членом.

Кстати, о журналистах: Бьянка по-прежнему работала фрилансером в Finance Times, но бралась только за те статьи, для которых не требовалось поездок. С появлением Джорджины у нее уже не хватало на это времени, да и я нуждался в ее внимании. Впрочем, она знала, что, если бы снова захотела выйти на работу, я бы ее поддержал. Однако в последнее время ее больше привлекала роль жены и матери – именно это делало ее счастливой. Конечно, я только радовался тому, что она всегда встречала меня, когда я приезжал с работы. Правда, теперь я старался не задерживаться в офисе, спеша домой к моим любимым девочкам.

Я неохотно оторвался от нее, поцеловав в последний раз.

– Надо выйти на улицу. Скоро начнут прибывать гости.

Мы вышли из зала и увидели, что Алекс по пятам следует за нашей дочерью, которая носилась по холлу взад и вперед.

– Что это у Джорджины в руках?

– Я думала, что мы все деревянные фигурки расставили по витринам. Но, похоже, она умудрилась найти одну где-то.

Бьянка бросилась к малышке.

– Это ведь не игрушка. Она может взять ее в рот.

– Ничего страшного. Дядюшка Джелани не стал бы возражать, – сказал я. Когда я отобрал у дочки обслюнявленную статуэтку, то невольно улыбнулся – это оказался жираф. Чем больше я недоумевал, откуда она его взяла, тем более странным мне это казалось. Мы действительно убрали все статуэтки Джелани в стеклянные ящики, я сам проследил за этим. Подняв голову, я посмотрел на лампочки, скрытые в потолке. Хм-м. Будем считать, что это неразрешимая загадка, хотя в глубине души мне очень хотелось верить, что дух Джелани где-то здесь, поблизости, и дает мне свое благословение.

Тут начали прибывать журналисты. Я встал у входа, улыбаясь в окружении членов моей семьи репортерам, и мы торжественно разрезали ленточку, что и ознаменовало официальное открытие центра.

Когда мы вошли внутрь, я увидел, что уже прибыли мой отец с Майрой. Они оживленно беседовали с Александрой, а она выглядела так, словно хотела находиться где угодно, только не здесь. Я хотел бы подойти к ним, чтобы разрядить возникшее напряжение, но меня тут же оттащили в сторону для очередного интервью.

От ослепительных вспышек камер у меня заслезились глаза. Целых три репортера держали микрофоны у моего лица. Я услышал, как один из них спросил:

– Расскажите нам, почему вы решили открыть этот центр, мистер Труитт.

Я кашлянул, чтобы прочистить горло, и совершенно искренне сказал:

– Я хотел подарить людям то, что Джелани в свое время дал мне: безопасное пространство, куда можно приходить поразмышлять над своими проблемами, а также раскрыть свой творческий потенциал. Когда я впервые обратился к мастеру за помощью, я сделал это по очень странной причине. Я хотел освоить волшебное искусство резьбы по дереву, доселе мне незнакомое, чтобы покорить сердце женщины. – Я усмехнулся. – Со временем я осознал силу искусства и его важность для человека. Лично меня оно просто спасло – спасло от меня самого, от моих разрушительных заблуждений, и позволило выразить мои чувства лучше, чем это можно делать словами. В каком-то смысле это был глубокий духовный опыт. Я начал заниматься резьбой по дереву шутки ради, но Джелани вкладывал в это дело всю свою душу, в этом заключалась его жизнь, и я начал понимать, почему он так увлечен этим. Некоторые люди прекрасно умеют выразить свою любовь словами. Другие… действиями. А есть такие, кто использует для этого силу искусства. По сути своей, искусство и есть любовь. И я хочу поделиться с вами любовью, которую мой мудрый друг подарил мне, потому что теперь, милостью Божьей, моя жизнь до краев наполнена любовью. – Я улыбнулся. – И, прошу поверить мне на слово, я сам стал неплохим резчиком по дереву. Скажем так: парочка выставленных здесь статуэток – моих рук дело.

Вспышка камеры чуть не ослепила меня.

– Скажите, мистер Труитт, вам удалось покорить ту девушку?

Я моргнул.

– Конечно.

Выполнив долг перед прессой, я забрал Бандита, и мы отправились на поиски моих девочек. Заметив, что Бьянка сидит в уголке с Джорджиной, я воспользовался возможностью полюбоваться ими.

– Посмотри на них, Бандит. Разве можно поверить, что они принадлежат нам?

Я не представлял, что можно испытывать любовь большую, чем та, которая переполняла мое сердце.

Если охватившие меня чувства можно было описать одним словом, этим словом было бы «благодарность». Мне в жизни безумно повезло получить прекрасную семью. Теперь у меня нет и тени сомнения в том, что я никогда не стану принимать этот дар судьбы как должное. Тот ужас при мысли о возможной разлуке, который мы с Бьянкой испытали, сделал нас сильнее. Ничто не заставляет нас ценить кого-либо больше, чем возможность потерять его.

Бьянка выглядела усталой, а у малышки Джорджины лихорадочно горели щечки, она кашляла, и из носа у нее текло. Нужно было срочно отвезти их домой. Признаться, я и сам ничего так не хотел, как поскорее выбраться отсюда и провести тихую субботу, лениво валяясь на диване в окружении семьи.

Я взял Джорджину из рук Бьянки.

– Поехали домой.

Бандит тут же воспользовался возможностью положить голову Бьянке на колени. Из нас троих только у нее были свободные руки, чтобы погладить пса.

– Но ты же еще не можешь уйти, не так ли?

– Кто платит, тот и заказывает музыку. Так что здесь я могу делать все, что захочу. В любом случае мероприятие уже подходит к концу.

Распрощавшись с отцом и Майрой, мы незаметно выскользнули из холла.

Когда мы оказались в лифте, Джорджина начала плакать. Действие лекарства заканчивалось, малышка устала и почти засыпала. Бандит гавкал каждый раз, когда она заходилась в плаче, – он так делал всегда, вот почему в последнее время мы совершенно не высыпались.

Сразу после того, как двери лифта закрылись, произошло нечто необычное. Свет выключился на три секунды, а потом снова зажегся, и лифт пришел в движение.

Бьянка засмеялась:

– Ой, не к добру это!

– Согласен. Хотя и приятно вспомнить нашу встречу, я вовсе не уверен, что на сей раз мне удалось бы справится с ситуацией, учитывая, что в лифте со мной находятся уже две малышки, орущие во весь голос.

Она игриво шлепнула меня по руке.

– Признайся, что тебе все же понравились мои шарики и мои истошные крики в тот день?

– Еще как. Мне понравились твои шарики с первого момента нашей встречи, а особенно понравились…

– Выражайся осторожнее. Она понимает больше, чем ты думаешь.

– Гав!

– Похоже, и пес тоже, – со смешком добавил я.

Мы все уселись в ожидавший нас «Кадиллак». Бьянка пристегнула Джорджину к детскому сиденью, и наша дочка мгновенно уснула.

Половину поездки домой мы провели довольно спокойно. Тут мне в голову пришла одна мысль, и я повернулся к Бьянке:

– Ты мне так и не рассказала, что я тогда открывал.

– О чем это ты?

– Ну, как же? О той самой сексуальной фантазии, о которой ты мне пыталась рассказать несколько лет назад, но нас раз каждый раз прерывали. – Я погладил ее бедро. – Что ты себе представляла?

– В настоящий момент я могу мечтать только об одном – ты открываешь банку мороженого и скармливаешь мне в постели, одновременно массируя ноги. Это будет просто божественно.

Я откинул голову назад и рассмеялся.

– Это вполне осуществимо.

Она запустила пальцы мне в волосы и пробежала по ним.

– Ну, хорошо. Ты действительно хочешь знать, что мне тогда привиделось?

Наклонившись к ней поближе, я хрипло произнес:

– Конечно, черт возьми.

– Итак, все начиналось с того, что ты открываешь… Блин!

«Кадиллак» резко, со скрежетом затормозил. Моя рука инстинктивно протянулась к Бьянке, защищая ее.

– Простите. Какой-то ненормальный водитель подрезал меня, и пришлось затормозить, – виновато объяснил Сэм.

На этом наша спокойная поездка закончилась. От толчка Джорджина проснулась и зашлась в истерическом плаче.