На несколько кратких мгновений ей удалось было расслабиться, но затем страх снова парализовал ее. И на сей раз это был страх неудачи.

Секс был на высоте, каждая клетка ее тела продолжала вибрировать в сладкой истоме, и Лиза хотела бы испытать все эти эмоции снова.

Но она все еще не позволяла себе надеяться и продолжала контролировать каждое свое движение. Лиза будто сдавала экзамен, на котором даже пятерка с минусом – провал.

«Все получится, все получится», – твердила она себе.

Он может вот прямо сейчас выставить ее за дверь, ничего не объясняя. Или просто никогда больше не позвонить. И тогда она не получит ничего ровным счетом. И, что самое ужасное, в провале будет некого винить, кроме самой себя. Боря сделал все, что мог, остальное – ее работа. И успех тоже ее, если сделает все как надо. Или поражение – если она не сможет завладеть всем вниманием графа безраздельно, не сумеет удовлетворить все потребности. Это жестокий мир. И когда женщина перестает быть первой и единственной, она нередко оказывается за бортом. Если, конечно, не успеет подстраховаться детьми или секретами, словом тем, чем можно потом шантажировать неверного мужа или остывшего любовника. Но на это нужно время, а его очень не просто выиграть.

Лиза красиво сложила длинные ноги на мягкой кушетке. В лучах заходящего солнца красиво поблескивал свежий педикюр. Боря всегда говорил, что самый выигрышный цвет для маникюра и педикюра – темно-красный. Вот интересно, почему? Может потому, что это цвет хищниц? Цвет запекшейся крови…

Николя не дал ей додумать. На Лизе не было ничего, кроме белого махрового халата, а через мгновение и он скользнул к ногам.

– За мою успешную сделку! – поднял тост Николя.

– Ты успел вчера поработать? – восхитилась Лиза.

– Вообще-то нет. Но сделку совершил.

– Как это?

– Не прикидывайся дурой. Голодные русские женщины продают себя. Боря – самый лучший продавец. Я всегда беру товар у него.

Граф был уверен, что русские девушки приезжают на Лазурный берег продавать себя. В ее случае это было правдой, жесткой, но стопроцентной. Лиза как раз не любила полумер и полна была стремления продать себя как можно дороже, но даже она ощутила холод этих слов. Умом она знала, что Николя совершенно прав и что она сама согласилась на это еще в Москве, связавшись с Бергманом. Порой она даже втайне гордилась этим (а что – быть девушкой на миллион не так уж плохо), однако из его уст это звучало пренебрежительно. Боря всегда повторял, что его девочки – не проститутки, что он ищет жен и постоянных подруг, но Николя разговаривал с ней сейчас именно как со шлюхой. Он явно неспроста затеял этот разговор. Граф унижал ее и получал от этого удовольствие, а ей даже нечего было возразить – ведь он во всем был прав. Лиза оказалась совершенно не готова к такому повороту событий. Да, она хотела выйти замуж за миллионера, но вовсе не собиралась превращаться в проститутку, пусть даже эксклюзивную.

Почему-то сразу вспомнился Магадан. И Череп. И Катька. Хотя Лиза не любила о них вспоминать.

В ту ночь Лиза долго ворочалась, но так и не смогла уснуть. Она отдавала себе отчет, что эта охота на миллионеров сделала ее другим человеком. Где та девочка, которая дружила с Катей и которая защищала ее, оборванку, от нападок одноклассников из благополучных семей? Что дальше? В собственный замок или в психушку? Лиза не знала, но сворачивать не собиралась.

Да и куда сворачивать? Бросить все и сбежать? Вернуться в Магадан, выйти замуж за «нормального парня» и жить от зарплаты до зарплаты? Ну, уж нет. Лиза Каменовская достойна особняка и «Бентли» и непременно получит их.

Потом они снова занимались сексом. На сей раз граф использовал наручники и хлыст, но Лиза готова была и на это. Она знала, что богатые мужчины порой имеют самые изощренные пристрастия.

Наутро Николя наконец рассчитался с Бергманом. Ему понадобилось два дня и две ночи, чтобы «проверить товар». Лиза была совершенно вымотана – и физически, и морально, и теперь она могла, наконец, перевести дух.

Он перевез ее в свою квартиру в Париже. В замке был ремонт, Николя объяснил, что жить там сейчас нельзя. Он часто отлучался – то на встречу с прорабом, то с дизайнерами, Лизе выдал пластиковую карту – деньги на покупки и разрешил пользоваться машиной с водителем днем, когда его нет.

Она гуляла по Парижу, обошла сначала все магазины, потом все музеи и, наконец, заскучала.

Лиза ждала, что Николя познакомит ее с родителями, родственниками и друзьями, но этого не происходило. Они никуда не ходили вдвоем, встречаясь лишь поздно вечером за плотно-закрытыми дверями его роскошных апартаментов. Потом он стал исчезать и вечерами тоже, а через две недели впервые не пришел ночевать. Вот тут в душу ужом заползло первое мрачное подозрение.

Прошло два месяца. Худшие Лизины опасения подтвердились. Николя и не думал рассматривать ее как будущую жену или хотя бы официальную подругу, а над любыми попытками хоть как-то определить статус их отношений, граф посмеивался.

Лиза смогла понять одно: Николя не уважал ее именно потому, что купил у Бори. Этот факт в его глазах затмевал все остальное – и ум, и красоту.

Граф заплатил немалые деньги и теперь хотел развлечься на полную катушку. Сначала их связь была почти традиционной, лишь время от времени он использовал наручники и плетку. Как правило, это происходило после неудачных сделок или в те дни, когда он был особенно пьян. Но постепенно Николя стал требовать экспериментов в постели все более и более смелых. Лиза терпела и все еще надеялась, что в один прекрасный момент сможет переломить ситуацию в свою пользу.

Однажды он вернулся пьяный. И привел с собой двоих таких же друзей. Он велел обслужить их, а когда Лиза отказалась, они изнасиловали ее.

Один, самый здоровый, бросил ее лицом на кровать и прижал с такой силой, что Лизе едва удавалось дышать. Другой навалился сзади, сжав руками ягодицы, и грубо проник в нее. Это длилось долго, отвратительно долго. Наконец парень ускорился до изнеможения и обмяк. Потом место насильника занял амбал. Причем его достоинство оказалось пропорционально росту. А еще он смеялся – гадко и отвратительно. Лиза знала, что все пройдет, но вот этот смех она долго потом не забудет.

Николя молча наблюдал за этой сценой, сидя в кресле и закинув ногу на ногу. Когда парни менялись, Лиза краем глаза видела, как граф невозмутимо подливает себе виски.

Лиза плакала от боли, обиды и бессилия. Но не звала на помощь. Потому что звать было некого.

«Не верь. Не бойся. Не проси» – эти истины стучали в висках. Она оказалась здесь по собственной воле. Борины девочки предупреждали, что такое иногда случается с его подопечными. Подвыпившие олигархи порой путают их с проститутками. Лиза совершенно одна в чужой стране. И все, что ей остается, – сжать зубы и терпеть. Она лишь молилась, чтоб эти ублюдки не убили и не покалечили ее. О подобном она не слышала от девчонок, но сейчас понимала, что грань между жизнью и смертью тонка как никогда.

«Главное – не злить их», – твердила Лиза себе.

Друзья Николя наслаждались своей властью над ее телом. Казалось, они ловят кайф не столько от секса, сколько от страданий беспомощной обнаженной девушки, которая, точно рабыня, исполняет все их прихоти, удовлетворяя чудовищную, животную похоть.

Один из них вынул ремень из брюк и принялся стегать ее, и Лиза молча сносила и это, кусая до крови губы. Бежать? Но как и куда? Ей не дадут добраться даже до двери. Потом удары стали настолько сильными, что она не могла больше сдерживать крики. Ремень оставлял на нежной коже глубокие красные полосы. Приятели графа смялись и отпускали шутки. Лиза не задумывалась сейчас, будут ли шрамы. Дикая боль заполняла все ее существо, и невозможно было сконцентрироваться еще на чем-то другом. Но крики и стоны, казалось, только заводят мучителей. Лиза видела, как один из них чуть посторонился, заметив, что закрывает обзор графу. Теперь она твердо знала, кто режиссер этого жуткого шоу.

Просто захотелось разнообразия, и одурманенный Николя решил всласть оторваться на своей живой игрушке. И приятелей заодно поразвлечь. Зря, что ли, платил Бергману такие огромные деньги? Огромные деньги за русскую дешевку. Ну что ж, пусть теперь отрабатывает.

Сам он предпочитал молча наблюдать. И пить холодный виски, да.

Он даст им знак остановиться, когда придет время. Но сейчас еще рано. Слишком рано. В ее глазах – тупое и странное смирение. А он хочет видеть ужас. Хочет слышать мольбы о пощаде. Иначе просто неинтересно.

А Лиза в разгар жуткой порки вдруг вспомнила ту свою первую встречу с Николя на балу. Мировые знаменитости, красная ковровая дорожка, шикарное платье. Она воображала себя тогда почти графиней. А Борю воображала купидоном. А графа – принцем на серебряном коне. Дура, какая дура… Разве станет уважающий себя аристократ искать невесту в каталоге Бергмана? Но Лиза слишком мечтала о роскошной жизни в английском замке, чтобы хоть на минуту задуматься об этом.

Новая вспышка боли и ледяной взгляд Николя. Он будто хочет вобрать в себя, запомнить каждую секунду ее жутких мучений. Что она ему сделала? Понадеялась стать официальной подругой, женой, матерью детей? Неужели этот грех требует столь жестокого, бесчеловечного наказания?

Руки одеревенели, Лиза почти перестала их чувствовать. Это был кошмар на яву. И просить пощады не имело смысла.

И тут граф наконец увидел то, что хотел. Ужас. Неподдельный ужас в необыкновенных изумрудных глазах. Николя хлопнул в ладоши, и мучители оставили Лизу в покое. Граф молча подошел к истерзанной любовнице и влил ей в горло целый стакан виски. Это выглядело как акт милосердия с его стороны. Анестезия сработала. Через несколько минут боль немного отступила.