Их провели в гигантскую комнату, обставленную в викторианском стиле. На лампах красовались шелковые абажуры с длинной красной или золотистой бахромой, по обоям были разбросаны розы величиной с кочан капусты и виноградные лозы.

Зато обои в ванной оказались шокирующе красного цвета и плохо гармонировали с розовым мрамором.

Занимательное сочетание старого с новым!

На одном конце комнаты было устроено нечто вроде спальни с кроватью, комодом, на другом стояли стол и стулья. Картину дополняли бархатные шторы на высоких окнах.

– Мне всегда хотелось пожить здесь, – признался Рамзи, – еще с тех пор, как я совсем мальчишкой отдыхал тут на каникулах. Это что-то, верно?

– Да, – согласилась Молли. – Но, кроме этого чудовища, в номере нет другой кровати?

– Мы женаты, помните? Не смотрите на нее слишком долго, желчь разольется. И не беспокойтесь, я велел принести диванчик.

Покрывало из ярко-синего бархата с красными кистями было словно из вестерна.

– Что такое желчь? – поинтересовалась Эмма.

– Довольно горькая штука, которую выделяет печень.

Рамзи заметил, как Эмма тихо повторяет незнакомое слово, и улыбнулся. Молли в восторге стиснула Эмму так, что девочка пискнула. Молли разжала руки, и обе принялись хохотать.

– Это такая игра, – пояснила Молли. – Если Эмма выдерживает мои объятия целую минуту и не издает ни звука, сразу получает мороженое. Обычно она выигрывает. Сознайся, хрюшка, ты просто меня пожалела?

– Нет, хотела увидеть, как ты улыбаешься по-настоящему, мама.

– Значит, выиграла мою улыбку.

Из всех вещей у Молли был рюкзак, у Эммы – наволочка, только Рамзи оказался счастливым обладателем двух чемоданов. Он запер в джипе старую пишущую машинку «Оливетти», принадлежавшую матери, все, что успел написать за две недели, и несколько книг. Вскоре принесли обещанный диванчик, правда, чересчур короткий. Но в ответ на протесты Молли он лишь покачал головой.

Говоря по правде, он (у удовольствием лег бы на полу.

Ногу тянуло и дергало, голова раскалывалась от боли, словом, он чувствовал себя так, будто с размаху ударился о кирпичную стену. Молли выглядела не лучше. Встав посреди комнаты, она рассеянно запустила руку в копну рыжих волос.

– Хотите, чтобы я искупал Эмму? – через силу улыбнулся Рамзи. – Впрочем, не стоит. Она прекрасно справляется сама.

– Правда, ей это не слишком удается, но она старается. – Молли снова обняла дочь и втянула носом воздух. – Пахнет чудесно. Ты молодец, детка. Хочешь, я помогу тебе помыться, Эм? Хотя бы для разнообразия.

Лицо девочки расплылось в счастливой улыбке.

Молли повернулась к Рамзи, который с трудом держался на ногах.

– А вы ложитесь скорее. Я принесу аспирин. Может, положить на ногу лед?;

– Я не подумал об этом. Почему бы нет?

– Прекрасно. Я сейчас вернусь.

Проследив, как он глотает аспирин, Молли положила на повязку завернутые в полотенце кусочки льда и робко спросила:

– Не возражаете, если сегодня мы не пойдем в «Кантину»?

– Пожалуй. Позвоню туда, может, согласятся принести обед.

Такой каприз обошелся им в пятьдесят баксов. «Ничего не поделаешь, это Аспен», – вздыхал про себя Рамзи, поедая десятидолларовые тако <Тако – горячая маисовая лепешка с начинкой из рубленого мяса, лука и бобов с острой подливой.>.

* * *

После обеда они разомлели так, что не было сил шевельнуться. Эмма, перемазанная подливой, казалась довольной и сытой. Ее с трудом уговорили почистить зубы, и вскоре она заснула мертвым сном. Ровно на пять минут раньше, чем взрослые.

Молли проснулась в полночь с последним ударом огромных напольных часов в коридоре. Сквозь открытое окно лился бледный лунный свет. Хотелось натянуть одеяло до подбородка и наслаждаться свежим воздухом.

Впервые за две недели она проспала дольше трех часов. Шестнадцать дней нестерпимых мучений!

Она поспешно села, желая убедиться, что Эмма рядом и все хорошо. Девочка свернулась клубочком, подложив руку под подушку, чудесные темные волосы причудливо обрамляли лицо.

Молли почувствовала, как слезы жгут веки и медленно ползут по щекам. Господи, какое счастье, что на ее пути встретился Рамзи! Он не только спас Эмму, но и готов остаться с ними до конца.

Теперь слезы лились ручьями. Молли всхлипнула.

Какое унижение! Не хватало еще…

Она поспешно сунула кулачок в рот.

– Молли? Что с вами?

Неужели он услышал? Хорошо еще, что Эмма крепко спит.

– Постарайтесь выплакаться, сразу станет легче, – тихо посоветовал Рамзи. – Готов поклясться, вы только сейчас позволили себе роскошь расслабиться. Сумеете?

Она продолжала плакать, а он – нежно бормотать всякую милую бессмыслицу.

– Мама, что случилось? – испуганно вскрикнула Эмма вскакивая.

– Ничего страшного, Эмма, – торопливо заверил Рамзи. – Повернись на другой бок и обними маму.

Просто она плачет от радости, что ты с ней. Знаешь, ей тяжело пришлось все эти дни, пока тебя не было. Она ужасно за тебя боялась.

Слезы у Молли постепенно иссякли. Она даже попыталась улыбнуться. Эмма обхватила мать ручонками, – Мне гораздо лучше. Спасибо, – прошептала она, осыпая дочь поцелуями.

В эту минуту счастливее ее не было в целом свете. И тут Молли неожиданно вспомнила еще одно мгновение в далеком прошлом, когда она испытывала те же чувства. И обманулась.

Вскоре все трое вновь заснули. Ноги Рамзи свисали с дивана. Потому он и проснулся около трех утра. А возможно, услышал что-то. Он все еще не очнулся от прекрасного сна. Сьюзен. К нему явилась Сьюзен. На ней был мундир… Улыбаясь, она отсалютовала ему, а потом шутливо ткнула в живот. И теперь сладко-горькие воспоминания наполнили душу. И растаяли, как туман. Нет, он не хотел больше видеть Сьюзен. Даже во сне.

И опять этот звук. Неужели они настолько могущественны?

Он встал, тяжело опираясь о диван. Молли и Эмма не шевелились. В тишине раздавалось только мерное глубокое дыхание Молли. Вот и прекрасно. Ни к чему их пугать. Больная нога подломилась, и Рамзи схватился за спинку стула. Ничего страшного. Хорошо, что не упал.

Рамзи снова прислушался. Какое-то шарканье в коридоре, как раз у двери их номера.

Рамзи взял револьвер с маленького столика у дивана и нечеловеческим усилием вынудил ногу двигаться.

Наконец ему удалось добраться до двери. Он приложил ухо к скважине. Голоса. Просто невозможно, чтобы их выследили. Портье не потребовал удостоверения личности. Кто знает, что они здесь? Ни одной живой душе это неизвестно. Джип! Они могли приметить машину или записать номер. А может, дежурили на въезде в город.

Рамзи выругался. Ну и болван же он! Завтра придется продать джип и купить подержанный или любую другую марку.

Вновь послышались голоса, но как Рамзи ни напрягал слух, не сумел разобрать слов. Оставалось держать револьвер наготове.

– Слушай, Дорис, – настойчиво уговаривал мужчина, – если хочешь улизнуть отсюда, кто я такой, чтобы тебе мешать. Но учти, твой старик мог услышать нас и продрать глаза. Не желаю, чтобы он вышиб мне мозги. Нет, не входи. Подожди, пока я переоденусь.

Рамзи, обессилев от облегчения, прислонился к стене. Всего-навсего неверная жена.

Теперь в голосе женщины звучали истерические нотки. Так и жди скандала, но, слава Создателю, это не его дело. Рамзи осторожно проверил замок и цепочку и проковылял обратно к дивану. И увидел, что Молли сидит в кровати и, сжав кулаки, смотрит на него.

– Не волнуйтесь, просто чья-то жена с любовником, – прошептал он.

– Это ведь не он, правда, Рамзи? – сонно пробормотала Эмма. – Он плохо видел и не всегда носил очки.

Поэтому мне и удалось улизнуть. Пока он курил на крыльце, я уложила в постель вместо себя подушку и прикрыла одеялом, совсем как в мультиках. Он вернулся, заглянул в комнату и подумал, что это я сплю. Я выбралась из дома, когда он пил виски. Он ужасно любил виски, хотя твердил, что ненавидит его, что оно изъело его душу, но все равно пил.

– О Боже! – охнула Молли. – Ты знаешь, – как его зовут?

Но Эмма снова обмякла и закрыла глаза. Спит.

Взрослые молча смотрели друг на друга.

– Как же мне быть? – горько выдохнула Молли.

– Я уже говорил, Молли, теперь мы одна команда.

Вопрос в том, что мы собираемся делать. Но сегодня все слишком устали. Утро вечера мудренее. У меня есть кое-какие идеи, так что успеем поговорить.

Молли сокрушенно покачала головой:

– Я не могу вернуться в Денвер. И никогда туда не приеду. Не понимаю, что происходит. Сколько людей в этом замешано? И кто они? Какой-то ужасный заговор против невинного ребенка.

– Заговор, – медленно повторил он. – Почему вы так считаете?

Молли пожала плечами. Растянутый вырез футболки соскользнул, и показалась грудь.

– Я бы употребил этот термин лишь в том случае, если родители замешаны в преступлении или похищение совершалось не из-за выкупа, а по какой-то иной причине. Вам что-то известно, верно?

– Просто сорвалось с языка это слово. Однако все возможно, не находите? Мы уже столкнулись с пятью участниками.

– Весьма запутанная схема. Но заговор? Так и чудится что-то темное, зловещее, и не исключено, что в эту гнусь впутаны близкие или знакомые вам люди.

Молли не ответила. Только поправила футболку со смешной надписью «Здесь был снежный человек». Тугие локоны в беспорядке вились вокруг бледного лица.

Она казалась невероятно усталой. «И очень хорошенькой», – подумал он, немало удивляясь тому обстоятельству, что замечает такие вещи среди ночи. Ее белоснежная кожа резко контрастировала с его, загорелой, и Рамзи захотелось положить свою ладонь на ее руку, чтобы она тоже заметила разницу.

Совсем рехнулся. И что только в голову лезет?

– Давайте спать, Молли. Завтра мы отсюда уедем.

* * *

Он вернулся в отель к полудню. Молли и Эмма, сидя на кровати со скрещенными ногами, играли в «ведьму».