— Но тот, по крайней мере, ставил на кон свои собственные деньги, он ни у кого их не крал! — Мистер Сэм снова глотнул виски, закашлялся, долго вытирал рот. — Боже, мой единственный внук — мошенник и вор!

— И мой тоже… — тихо заметила Мара.

— В чем я ошибся, Мара? Неужели я слишком избаловал парня? Что я не так делал?

— Любить кого-то и не замечать его ошибок — дело обычное, и я тебя ни в чем не виню. Я тоже, как и ты, надеялась на лучшее. — Она помолчала, затем спросила: — Что будешь делать теперь, Сэм?

Мистер Сэм погладил подбородок. Вид у бывшего хозяина Брадфорд-цирка был весьма потерянный.

— Попробую договориться о новом займе. Если дело всплывет, финансовые акулы выстроятся в очередь и будут наперебой предлагать купить цирк, пока еще от него хоть что-то осталось. Но никто из них не предложит ни цента, чтобы помочь нам выкрутиться. Два месяца назад я получил предложение о слиянии не от кого— нибудь, а от этого парня Стива Лэски — можешь себе представить? От сына Джо Лэски!

— И что ты ему ответил?

— Показал кукиш. Он, черт побери, слишком замахнулся! Хочет выгнать часть наших артистов — тех, чьи номера дублируют его репертуар. Значит, своих оставит, а наших вышибет! Конечно, вслух он этого не сказал, но я его насквозь вижу, а потому ответил отказом. А сегодня, сразу после разговора с аудиторами, я позвонил Лэски и спросил, не желает ли он стать нашим кредитором. Лэски заявил, что угрохал мешок денег на новое оборудование и сейчас сам вынужден затянуть пояс.

— Так сколько нужно, чтобы расплатиться?

— Я же уже сказал: где-то около миллиона.

— А почему ты меня не попросил о займе?

— Тебя? Мара, ведь речь идет о больших деньгах! Даже если ты наскребешь такую сумму, разве ты пойдешь на риск, связанный с этим делом?

— В конце концов Дэнни и мой внук, — напомнила Мара. — Я вовсе не желаю, чтобы он сел в тюрьму по обвинению в растрате.

— Так ты хочешь сказать… ты сможешь набрать такую сумму?

— Да, — коротко сказала она.

— И на каких условиях?

— Это будет кредит на обычных условиях. Но сверх этого у меня есть одно требование.

— Требование? Мою руку на отсечение? — вспылил мистер Сэм.

— Дэнни может занять любую должность, но он не должен иметь отношения к финансам. А директором я хочу видеть Мишель.

— Мишель? — Глаза мистера Сэма сверкнули из-под нависших седых бровей. — Боже, но она же еще ребенок! Кроме того, она…

— Не надо этого, Сэм.

— Видишь ли, я знаю множество женщин, которые, возможно, заслуживают того, чтобы им платили одинаковую с мужчинами зарплату. Но цирк — дело особое. Заместители и прочие администраторы не воспримут приказ, если он исходит от женщины, пусть даже эта женщина — дочка Майкла.

— Мишель за этот год отдала уже массу всяких распоряжений и самостоятельно приняла большую часть всех решений. И это не что-то из ряда вон выходящее. Между прочим, и раньше были женщины, заведовавшие цирками.

— Правильно — вдовы, проработавшие бок о бок со своими мужьями долгие годы, — зрелые женщины, знающие, почем фунт лиха. Но Мишель всего девятнадцать! Мужчины, которые старше ее в два, а то и в три раза, не потерпят, чтобы ими командовала девятнадцатилетняя девчонка.

— Эти самые мужчины знают Мишель с детства, она с ними из одного теста. Если ты будешь рядом, помогая своим опытом и знаниями, но при этом не подрывая ее собственного авторитета, — дело пойдет. Но так или иначе, а это мое условие. Я выручу тебя, но должность директора отойдет к Мишель. И она ничего не должна знать о том, кто был инициатором ее выдвижения. Пусть думает, что ты получил деньги… ну, от одного из старых приятелей, а я попытаюсь убедить ее, что именно ты жаждешь видеть ее главным менеджером.

— Я не уверен, что смогу лгать ей в глаза. И потом, мне жалко внучку. После колледжа она сильно изменилась. Я рад, что она так любит цирк, но нельзя же уходить в работу с таким исступлением. У нее же никакой личной жизни и нет даже намека на то, что таковая появится. Ты слышала про каких-нибудь ее кавалеров?

— Нет, — спокойно ответила Мара. — Не скажу, чтобы меня это очень радовало, но сперва нужно подумать о нашем семейном деле, а личная жизнь… надеюсь, и здесь однажды все пойдет на лад. И если потребуется, я сделаю для этого все, что смогу.

— Как приложила свою руку к спасению цирка и Дэнни, — проворчал мистер Сэм. — Ты второй раз спасаешь нас. А я, признаться, тогда, когда ты выручила меня с зимней стоянкой, не поверил тебе. Думал, ты наглая и беззастенчивая хищница, ищущая, где бы чего урвать.

— И ты ничуточку не ошибся, Сэм. Именно поэтому мы оформим документы на займ как полагается, через адвоката, так, чтобы комар носа не подточил. Видишь ли, я не собираюсь закончить жизнь в приюте для престарелых, питаясь собачьими консервами под наблюдением добрых филантропов. — Взгляд ее потеплел, когда Мара взглянула на старика. — И я не желаю, чтобы тебя постигла подобная же участь.

Мистер Сэм тяжело вздохнул.

— Этому не бывать. Я не собираюсь жить так долго. Врачи обещали мне полгода, от силы — год. Мотор барахлит — тянет из последних сил. Прогрессирующая сердечная недостаточность, как они это обозвали. Именно поэтому дело с Дэнни так выбило меня из седла. Боюсь, я не успею проследить за тем, чтобы все встало на свои места и Мишель благополучно вошла в новую роль. Но мне будет спокойнее, если я буду уверен, что ты где-то рядом и присматриваешь за нашими внучатами.

Мара онемела, и сердце ее сжалось от боли.

— Ты врешь, Сэм! — выговорила она наконец.

— Нет. Но им я пока ничего не сказал. Хватит им своих хлопот.

Мара медленно кивнула. Да, уж кому— кому, а Мишель хватит забот в ближайшие месяцы, и ни к чему ей раньше времени получить такую плохую весть.

9

Мистер Сэм и Кланки умерли зимой.

Мистер Сэм навсегда уснул в своем особняке в Орландо, который он некогда выстроил для жены. Его похоронили на кладбище под Сарасотой неподалеку от могилы его родителей. Мара тяжело перенесла этот удар судьбы, и единственным утешением для нее стало то, что смерть мистера Сэма была быстрой и легкой, и то, что он прожил длинную, интересную, достойную жизнь.

С Кланки дело обстояло значительно хуже. Мара знала, что ее подруга давно и тяжело больна, но Кланки не показывала виду, изредка говорила только, что устала и хочет отдохнуть, и Мара загнала свой страх в подсознание.

Когда же Кланки попала в больницу и после очередного приступа удушья врач отвел Мару в сторону и сказал, что если у больной есть родственники, их нужно оповестить, Мара была в шоке. Мысль о том, что она останется без верного друга, потрясла ее, и Мара с болью подумала, что теперь она совсем одна. После того как Кланки умрет, в мире не будет ни одного человека, который знал бы, что она — Принцесса Мара. Под именем Розы Смит она тоже пользовалась уважением в мире цирка и имела множество друзей. Ее любили внуки — Мишель и, пусть в меньшей степени, Дэнни, но оба они принадлежали к другому поколению, были детьми другого времени. В самом точном и самом жестоком смысле слова она оставалась одинокой, а быть одинокой она давно отвыкла.

А потому она проскользнула в больничную часовню и вознесла горячие молитвы Господу этих гаджо а заодно, на всякий случай, божествам рома, о которых она помнила крайне смутно. После этого, собравшись с духом, она заставила себя улыбнуться и вернулась в палату к Кланки.

В ответной улыбке Кланки было столько горькой иронии, что Мара поняла: ее подруга прекрасно осознает, как мало времени ей осталось.

— И что же сказали тебе эти придурки доктора? — с обычной бесцеремонностью спросила Кланки.

— Что более грубой пациентки им до сих пор не приходилось встречать.

Кланки не ответила на колкость очередным саркастическим выпадом, как делала всегда до сих пор, и это еще больше обеспокоило Мару.

— Не надо вызывать сюда моих сестер! — внезапно заговорила Кланки. — Я их почти не знаю, а потом едва ли у них есть деньги, чтобы добраться сюда аж с Миссури.

— Насчет денег могла бы и не…

— Обещай, что выполнишь эту мою просьбу! Все близкие люди, которые у меня есть, сейчас находятся здесь, во Флориде.

Мара, поколебавшись, кивнула, и лицо Кланки чуть просветлело. Подруга Мары всегда отличалась худобой, но сейчас это была не Кланки, а кожа да кости. Мара невольно вспомнила, как впервые встретилась с Кланки… Та никогда не была красавицей, но от нее так и веяло молодостью, здоровьем, надеждой. Надежда умерла первой — после того, как ее использовал и выбросил этот… как же его звали? Джонни? Как давно все это было!..

Кланки поймала ее руку.

— Сколько они отвели мне на жизнь? — спросила она.

— Пару десятилетий… может быть, три, если ты перестанешь гонять на мотоцикле, — откликнулась Мара.

Кланки даже не улыбнулась.

— Сколько? — спросила она, сжимая руку Мары все крепче.

— Год… может быть, два.

Кланки со вздохом упала на подушки.

— Какой гуманизм!.. Неделя от силы, и это точно как дважды два. — Она заморгала, словно сдерживая слезы. — Я уже отчаливаю отсюда, Мара. Я чувствую это… Это похоже на песок между пальцами. Ты их сжимаешь, а он сыплется, сыплется — и вот уже на ладони ничего нет…

Мара попыталась возмутиться и закричать, что она не собирается слушать всю эту чушь, но Кланки не дала ей сказать ни слова.

— Я бы хотела открыть тебе один секрет, Мара. Он мне не давал покоя все эти годы.

— По-моему, ты не способна была хоть что-то скрывать от меня… Наверняка я уже об этом знаю…

— Речь идет обо мне и Лобо. Тогда, в Калифорнии, мы с нетерпением дожидались, пока ты заснешь, а потом… в общем, он приходил в мою комнату.