– Хорошо, – ответил он надломившимся голосом и взял в руки слабое тельце. – Сейчас, малышка, – приговаривал он, укладывая девочку на кровать и надевая на нее кислородную маску. Глаза его застилали слезы. – Сейчас, малышка, сейчас. – Дыхание не появлялось. – Надо подключить к аппарату, – хрипло сказал он. Он сбросил маску и вставил в крохотное горлышко трубку ларингоскопа.

– Боже, давление падает! Не получается удерживать!

– Я уже кончаю! Ножницы!

– Я теряю ее!

Тримейн кончил накладывать шов.

– Я уже кончил…

– Боже, Майкл, она уходит… Кардиомиопатия. Боже милостивый! Надо в реанимацию! – Анестезиолог в отчаянии покачал головой.

– Да.

– Позвоните в Кроули, нам нужна «скорая»!

Тримейн отвернулся от стола, фельдшерица выбежала из родовой.

Тримейн подошел к Патрику, который пытался вдохнуть жизнь в ребенка. Он увидел синее личико девочки и тронул Патрика за плечо.

– Мы переведем их в интенсивную терапию, – сказал он.

Патрик кивнул.

– Все будет… – Он не договорил. Что толку внушать ложные надежды. – Прости, – коротко закончил он и вышел.


Патрик сидел в столовой больницы общего профиля в Кроули за чашкой кофе. В столовой никого не было и тишину нарушал только гул калорифера. Он сжимал бумажный стаканчик руками, стараясь немного согреть их. Его знобило.

– Патрик!

К столику подошел Тримейн.

– Выпьешь еще кофе?

– Нет, спасибо.

Тримейн присел рядом.

– Прости, Патрик, но шансов не было никаких, – сказал он, отводя глаза.

Патрик не ответил. Ребенок родился мертвым – что тут скажешь!

– Я хотел узнать, может, ты пойдешь к Пенни…

– Она еще…

– Да.

– Сколько ей осталось?

– Трудно сказать. Несколько часов, не больше. Прости, Патрик, но алкоголь… у нее сердце не справляется. Мы ничего не можем сделать.

Патрик уронил голову на руки. Тримейн положил ладонь на его плечо. Патрик проглотил комок, подкативший к горлу, и встал.

– Идем, – сказал он.

Они молча вышли из столовой.


В палате интенсивной терапии среди нагромождения аппаратуры, опутанная проводами и датчиками, Пенни казалась совсем крохотной и хрупкой. Она была похожа на ребенка, измаявшегося и наконец уснувшего.

Патрик сел у ее изголовья, нежно взял в ладони ее руку и прижал к губам.

– Пенни, – прошептал он. – Прости меня. – Он закрыл глаза, и перед ним встало видение ее боли, ее отчаянных рыданий, ее осуждающих глаз. – Я любил тебя как мог.

Наклонившись, он погладил ее лоб, холодный и влажный, потом поцеловал ее волосы.

– Прости, прости меня, – прошептал он опять. – Прости.

Он просидел так до самого рассвета, когда сердце ее остановилось навсегда.

33

Патрик стоял у парадного крыльца дома, прощаясь с людьми, пришедшими проводить Пенни. У всех них были скорбные лица, они были одеты в траурные одежды, но подлинного сожаления по поводу трагедии, о которой они практически ничего не знали, никто не испытывал. Они покидали дом с сухими глазами. Патрик вежливо пожимал им руки и грустно улыбался, не надеясь на искреннее сочувствие. Дружба – удел живых, мертвым она ни к чему. А у Пенни и при жизни было не больше пары приятелей.

Войдя в дом, он заметил, что стало прохладно, и подошел к радиатору отопления проверить, греется ли. В последнее время ему всегда было холодно. Радиатор был горячим, и он с удовольствием погрел руки, собираясь с духом, чтобы встретиться с сестрой и Ричардом Брэченом. Больше всего ему хотелось закрыться в спальне и уснуть, уснуть навсегда.

– Патрик!

Он обернулся.

– О, Маргарет!

– Господи, да ты совсем замерз! Пойдем в кухню, я напою тебя чаем. Постоишь у печки, согреешься.

– Мне и так хорошо.

– Не спорь. Пойдем.

Леди Маргарет вошла в кухню и загремела посудой. Он последовал за ней. В последние дни она была очень заботлива. А он как никогда нуждался в помощи.

– Просто не знаю, что случилось с английским летом! – воскликнула она. – Сейчас вскипит чайник, и мы наконец согреемся. Не выношу эту сырость, этот холод!

Она передернулась и стала расставлять на столе чашки.

– Знаешь, тебе нужно сделать заявление для прессы, – сказала она, не оборачиваясь к нему. – Это было бы весьма разумно. Не находишь?

– Нет, не нахожу. Моя личная жизнь никого не касается.

– Вот как? – притворно-беспечным тоном переспросила она. – Но ты очень популярен, всем хочется знать, что с тобой случилось.

– Что за чушь! Ты хватаешься за любой повод, лишь бы привлечь внимание прессы, Мэгги! Смешно, ей-Богу: ты тщеславнее всех моих знакомых мужчин-политиков.

– Все очень просто: я забочусь о твоих интересах, – сказала она, поворачиваясь к нему лицом.

В последнее время он сделался таким неуправляемым, думала она, что каждую минуту приходится быть начеку. Конечно, она старалась не перегибать палку, но и пускать все на самотек тоже нельзя.

– Значит, заботишься?

– А ты как думал! – Она сделала паузу. – Вообще, мне кажется, тебе следует сейчас уехать. Отдохнуть, переменить обстановку.

– Возможно.

Она поставила на стол поднос с чайником.

– Чарльз едет в Нью-Йорк на встречу представителей стран ООН по вопросам Восточной Европы. Вероятно, тебе тоже предложат поехать. Отказываться было бы неразумно.

– Это мне не потянуть. Я пока не готов.

– Но, Патрик, сколько же тебе нужно времени!

Леди Маргарет вышла из терпения. Опять приходится убеждать его в самых очевидных вещах. Он способен прошляпить такую фантастическую возможность!

– Патрик, нужно думать о жизни, хватит предаваться скорби!

– Господи, ты считаешь, я слишком долго предаюсь печали! В самом деле, уже целых десять дней прошло, как умерли мои жена и дочь, а я до сих пор их не забыл!

– Если угодно – именно это я и хочу сказать. – Ее понесло, и она уже не могла остановиться.

– Такой расчетливой суки я за всю свою жизнь не встречал! – Он горько рассмеялся. – Впрочем, о чем я говорю, это давно не новость.

– Я всего-навсего откровенна. Пенни была для тебя обузой. Она была алкоголичкой, и во время операции у нее случился сердечный приступ. У ребенка был алкогольный синдром еще в утробе, он не мог бы жить все равно.

– Хватит! Мне и без тебя известны подробности!

– Известны? Тогда почему ты занимаешься бесплодными сожалениями, вместо того чтобы начать новую жизнь! Ведь она разрушила бы твою жизнь, Патрик!

Леди Маргарет говорила нарочно приглушенно, чтобы ее не услышали посторонние, и будто выплевывала слова в лицо брата.

– Это была чудовищная ошибка с нашей стороны, Пэдди, я признаю. Но, слава Богу, ты от нее избавился!

– Ошибка? Жаль, что Пенни тебя не слышит. Мне казалось, что ты уже ничем не сможешь меня обидеть или потрясти. Но я плохо тебя знал. Твой цинизм не знает пределов. Меня тошнит от тебя! Ты меня убила!

Он резко вскочил и выбежал из кухни.

Леди Маргарет бессильно прислонилась к стене. Сердце ее бешено стучало. Она заметила, что руки ее мелко дрожат. Ну почему он не захотел ее выслушать? Ведь она желает ему только добра.

– Да, это мало напоминает идиллическую картинку из семейной жизни. – Через заднюю дверь в кухню вошел Ричард Брэчен. Миссис Дунн оставила ее открытой, и Маргарет поняла, что он слышал каждое слово их разговора.

– Тебя это не касается, – зло ответила она, оправляя юбку. – Какого черта ты тут ошиваешься?

– Хотел выкурить сигаретку на свежем воздухе, – холодно сказал Ричард. – Кроме того, я всегда чувствую себя неловко с твоим мужем, Маргарет. Меня так и подмывает рассказать ему, как здорово ты трахаешься.

– Не смей…

– Что не сметь?

Он мрачно ухмыльнулся, и леди Маргарет приметила в выражении его лица угрозу.

– Не волнуйся, Маргарет, об этом я помолчу. А есть вообще что-нибудь на свете, Маргарет, что тебя бы в самом деле взволновало?

– Ради Бога, оставь эти психологические задачки для другого раза. – Она поставила подогреть чайник на плиту. – Мне сейчас не до них.

– Я просто из интереса спросил.

Ричард держал ровный, невозмутимый тон. Подслушанный разговор не шокировал его, он только подтвердил его догадки. Он всегда подозревал, что леди Маргарет – существо чудовищное. Иногда это даже будоражило его, разогревало страсть. Но за что пострадала бедняжка Пенни? Она-то тут при чем? Теперь за ним право отмщения. Око за око, зуб за зуб.

– Интерес у тебя просыпается, когда пахнет барышом. Разве не так, Ричард? – Она сняла кипящий чайник с плиты и налила воды в заварник. – Ты же прекрасно знал, что, когда Пенни выходила замуж за Пэдди, она уже крепко закладывала.

– Кто платит деньги, тот и заказывает музыку, мадам. А инициатором этого союза была ты, Маргарет, отнюдь не я.

Он сделал несколько шагов ей навстречу, но не захотел слишком приблизиться.

– Скажи, чего ты все-таки хочешь? Власти? Места министра для своего брата?

Он провел пальцем по ее безукоризненно гладкой коже.

– Может, ты прочишь его в партийные лидеры?

– А ты как думал? – холодно спросила она.

– Так именно и думал, – ответил он, отступив назад. – Ты получишь, чего заслуживаешь, Маргарет.

– Надеюсь.

– В этом я не сомневаюсь, – улыбнулся Ричард.


Пенни умерла и была похоронена. За весь август ненастье лишь на несколько дней сменилось ясной погодой. Как раз накануне отъезда Патрика в Нью-Йорк. В один из этих дней в его дом явились покупатели – молодая пара из Лондона. Ярко зеленела листва, серый камень блестел под лучами солнца. Патрик был доволен. Он любил этот дом, и ему хотелось показать его новым хозяевам во всем блеске.

Сначала он провел их по саду. Старый ухоженный сад переливался всем богатством красок. Потом Патрик показал сам дом. Он почти ничего не говорил, предоставляя им самим сделать выводы.