Он предвидел ответ, но все же спросил.

– К сожалению, нет, сэр.

– Ну ладно. Не будем зря тратить время. Осталось только выплатить вам вознаграждение.

– Да.

Вот и все. Вопрос двадцатилетней службы у лорда Генри Смит-Колина закрылся в пять минут. Джон знал, что так и должно было быть, но все же надеялся на более теплое прощание.

Лорд Генри подошел к секретеру и взял чековую книжку. Выписал чек, поставил подпись и протянул Джону. Тот сложил бумажку и убрал в карман.

– Знаете, Джон… – Лорд Генри сунул руки в карманы и доверительно сказал, скрывая смущение: – Мне будет вас не хватать. – Он откашлялся. – Жаль, что все так скверно обернулось. Если вам понадобится мой совет, какая-нибудь помощь – обращайтесь. Договорились?

Джон кивнул.

Лорд Генри протянул ему руку.

– Вам известно, что я не очень одобряю ваш поступок, Джон. Скажу без притворства – мне он совсем не нравится. Но все равно – от души желаю вам удачи.

Впервые за время разговора Джон улыбнулся.

– Спасибо, – сказал он, пожимая протянутую руку, и, в последний раз пройдя по обшитому дубом кабинету, открыл дверь и вышел.

За дверьми он остановился и, вытаскивая из кармана чек, выронил его. У него дрожали руки. Он взглянул на проставленную сумму – она была вдвое больше той, на которую он рассчитывал. Джон долгим взглядом смотрел на бумажку, тронутый до глубины души. Потом аккуратно положил ее в портмоне и отправился на кухню. Завершилась значительная часть его жизни. Его служба была достойно оплачена.


На следующее утро они с Франческой навсегда покинули Мотком. Багаж был отправлен заранее. Они ехали в «ровере» Джона. Миновав дубовую аллею Мотком-парка, свернули на шоссе.

Джон в последний раз посмотрел на георгианскую роскошь усадьбы, залитую сентябрьским солнцем. Улыбнулся. Странно, подумал он, столько лет здесь прожито, а уезжаю без малейших сожалений. Он выжал газ, и старинный дом вместе с его обитателями остались в прошлом.

18

Джесмонд, Ньюкасл на Тайне

Джон подыскал небольшой домик с террасой в жилом квартале Ньюкасла недалеко от центра. Это строение в викторианском стиле, зажатое между двумя высокими зданиями, было сложено из серого известняка. Фасад украшало белое готическое крылечко, увитое дикой розой, которая еще была в цвету. Дом был в неважном состоянии, но Джону понравился с первого взгляда. Особенно крылечко, которое радовало взор своей необычной прелестью на фоне угрюмого камня.

Перед домом был разбит сад, двадцать шагов в ширину. Он зарос диким кустарником и высокой травой. Сад был обнесен изгородью, увитой жимолостью, а посреди его протоптанная дорожка вела к крыльцу, дверь которого когда-то была выкрашена в яркий бирюзовый цвет. Оконные переплеты слегка подгнили.

Комнаты были небольшие, но удачно расположенные. Одна длинная узкая комната по фасаду, из нее двери вели в две другие, а сзади находилась кухня. В доме сохранились первоначально сложенные камины, огромная каменная раковина в кухне и множество дубовых полок. И удобная старинная печь с плитой.

Наверху располагались две уютные спальни и классическая эдвардианская ванная, которую предыдущий хозяин, видимо, задумал перестроить. Но старинная работа не поддалась реконструкции, и дело бросили на полдороге, оставив квадратную ванную с хромированной арматурой в натуральном виде. От ремонта осталась гора керамической плитки. Единственное, что удалось модернизировать – половое покрытие: пол выстлали линолеумом в черно-оранжевую клетку.

Какой-никакой, а это был дом, и для Джона первый в его жизни. Пускай им потребуется немало сил, чтобы привести его в порядок, пускай он далек от требований современного комфорта, у Джона он вызывал гордое чувство хозяина. Это его дом, его очаг, его кусочек Англии, который он разделит с Франческой.


Они въехали в свой дом через две недели после того, как покинули Мотком. Все формальности удалось уладить без проблем – поверенный лорда Генри справился с этим делом сам, и в третий понедельник сентября Джон получил ключи. Зажав их в кулаке, он думал: мне пятьдесят пять лет, и я впервые держу в руке ключи от своего дома. Что ж, лучше поздно, чем никогда. Выйдя из конторы агента по недвижимости, он рассмеялся: ему все еще не верилось, что это происходит именно с ним, а не с кем-то другим.

Франческа впервые увидела дом только в момент переезда. Джон хотел сделать ей сюрприз да и, честно говоря, опасался, как бы что-нибудь не сорвалось. На договоре о покупке дома стояло ее имя – но она подмахнула его не глядя, не вникая в смысл бумаги.

С тех пор, как они уехали из Моткома, она таяла буквально на глазах, и Джон глубоко переживал за нее. Ей стоило неимоверных усилий вставать по утрам с постели, и целый день она ждала наступления темноты, когда можно будет заснуть тяжелым, беспокойным сном. Днем она пребывала в прострации, чувствовала себя каким-то ходячим трупом. Джон все надежды возлагал на их домик. Отец Анжело говорил ему, что Франческа обладает сильной волей к жизни, да он и сам чувствовал, что, несмотря на нынешнюю слабость, в ней таится стремление бороться с обстоятельствами и ударами судьбы. И вот ей представляется шанс обрести смысл жизни, увидеть свет в конце туннеля. Перед ней открывается будущее. Оставалось молить Бога, чтобы она воспользовалась этой возможностью.

Даже в самое утро переезда он ничего не сказал ей. Он как ребенок предвкушал удовольствие от своего сюрприза. Вернувшись из конторы по продаже недвижимости, он взял Франческу за руку и усадил в машину.

– Хочу тебе кое-что показать, – сказал он, закрывая дверцу. – Кое-что важное.

Он включил зажигание, а Франческа с удивлением смотрела на его горевшее радостью лицо. Ей стало любопытно; он вел себя так необычно, что она заулыбалась, слушая, как Джон напевает что-то себе под нос без всякого ладу. Его веселье заразило ее.

Джон выбрал кружной путь и повез ее сначала по скоростному шоссе Джесмонда мимо веселеньких викторианских особнячков, мимо крикетной площадки, потом по авеню Марстон и наконец вырулил к дороге, которая вела через зеленый массив парка.

Стоял погожий денек бабьего лета, дувший с северо-востока легкий ветерок раскачивал ветви деревьев, и они бросали на дорогу неверные тени. Когда машина подъехала к дому, прозрачный осенний свет высветил пламеневшие на сером розы.

– Нам сюда, – сказал он, притормаживая у бордюрного камня возле дома. И, указывая на него глазами, добавил: – Вот это я и хотел тебе показать.

– Этот дом?

– Да, этот дом.

Франческа выбралась из машины. Стоя на солнечном свету, она разглядывала старый каменный дом с его бирюзовой дверью и садиком. На губах ее играла улыбка. В воротах она задержалась и сорвала веточку жимолости, с наслаждением вдохнув сладкий дурманящий аромат.

– Прелесть какая! – прошептала она. Неслышно подойдя, Джон обнял ее за плечи.

– Это твой дом, Франческа, – тихо сказал он. – Твой.

Она резко обернулась.

– Мой?

Впервые за прошедшие недели глаза ее оживились и в них заблестел знакомый Джону зеленый огонек.

– Да. Твой и мой. Наш дом. Тебе нравится?

И чуть не потерял голову от счастья, когда Франческа, обхватив его руками за шею, прижалась к его груди. На губах ее сияла прежняя улыбка, которая делала ее столь прекрасной, ее глаза вновь загорелись удивительным зеленым огнем, и пугавшая его пустота во взгляде исчезла как не бывало.

– Неужели мой? Правда? Это мой дом? – быстро заговорила она, забыв про правильное произношение, за которым привыкла следить. Она задохнулась от восторга. Ей не верилось, что Джон сделал это ради нее. Он поддержал ее в труднейшую пору жизни, он позаботился о ней. Он подарил ей шанс начать жизнь сначала. – Неужели это мой дом?

– Да, твой, твой собственный, – смеясь ответил Джон, хотя к горлу его подступали слезы. Слава Богу, она возвращается к жизни. – Помнишь, ты подписывала бумаги?

Она неуверенно качнула головой, только сейчас по-настоящему поверив в его слова, и опять обвила руками его шею.

– Правда, мой? – шепнула она.

Он крепко обнял ее.

– Угу.

– Спасибо, Джон, – тихо сказала она. – Вот увидишь, тебе не придется жалеть о том, что ты для меня сделал.

Что было, то прошло. Теперь начнется новая жизнь.

– Спасибо тебе, – повторила она.

Джон наконец справился с охватившим его волнением и, окинув взглядом дом, нахмурился и сказал:

– Погоди благодарить. Посмотрим, что ты скажешь, когда вся пропылишься и тебе негде даже будет принять ванну. Дел нам предстоит – уйма!

Но она только рассмеялась и бодро ответила:

– Ничего страшного!

Лучше она и сказать не могла.

Вдруг она приняла озабоченный вид и сделала рукой типичный итальянский жест:

– Боже мой! Первое, что мы должны сделать, – серьезно сказала она, – перекрасить дверь. Ну что за люди! Как можно было выкрасить ее в такой дикий цвет!

Джон от души расхохотался.

Итак, они начали ремонт с перекрашивания двери. Но сначала зашпаклевали щели, соскребли старую краску, отчистили от ржавчины медную ручку и почтовый ящик, а потом покрыли дверь сочной темно-зеленой краской. Это был первый шаг.

Потом они вымели мусор, вымыли полы, вытерли пыль, и дом стал вполне пригодным для жилья. Дора прислала им из Моткома белье и занавески, и Джон прибил на окна карнизы. На дубовых полках в кухне расставили посуду. В знак начала новой жизни они распили бутылочку вина; дом принял уютный обжитой вид.

Через месяц после вселения Джон приступил к долгим и неустанным поискам работы. Он тщательно продумал семейный бюджет. Почти все деньги ушли на покупку и ремонт дома, и теперь, при условии строжайшей экономии, они могли протянуть еще месяца два. Не дожидаясь, пока деньги иссякнут, Джон с присущей ему последовательностью начал подыскивать себе место. Он внимательно изучал газетные колонки с объявлениями о вакансиях и выписывал их в специальный блокнот.