– Слава Богу, эта мерзкая публика наконец отвалила! Теперь я наконец узнаю, о чем ты говорил с Чарли.

Она устроилась на софе перед камином и протянула ноги к огню. Они остались наедине, и можно подробно узнать, о чем ее брат разговаривал с министром. Она просто сгорала от любопытства.

– Итак? – Маргарет в упор смотрела на Патрика. Она имела право знать.

– Что «итак», Мэгги? – Патрик осушил стакан и поставил его на пол возле ног. – Я умираю от усталости, пойду наверх.

– Ну уж нет! – Кончиком ноги она прижала его ступню. – Давай выкладывай, что ты ему сказал. Насколько я могу судить, что-то чудовищное. Я и не знала, что ты так радикально настроен!

Патрик освободил ногу.

– Трудно не быть радикалом, если даже ты вмешиваешься в политику, Мэгги.

Он правда устал, и более всего от разговоров о политике, которые без конца велись за столом. А его голова была занята Франческой. И теперь ему хотелось поскорее остаться одному, чтобы предаться мечтам о ней.

– Ну и зануда ты, братец!

Леди Маргарет поднялась с дивана. Патрик вел себя умницей в течение всего вечера, так что можно оставить его пока в покое, если ему так хочется.

– Раз уж ты заупрямился, из тебя все равно слова не вытянешь. Подожду до завтра. – Она театрально вздохнула и, наклонившись, чмокнула брата в макушку.

– Без твоего обаяния, Патрик, я бы сегодня просто пропала. – Маргарет улыбнулась, бесшумно прошла через комнату и исчезла за дверью. Патрик слышал, как она проверила замок в холле, а потом стала подыматься по лестнице. Ее туфли остались на ковре в его спальне.

Наконец он один. Патрик сидел, уставившись в огонь. Он слышал, как пробили часы на каминной доске, но не стал считать удары – ему было все равно, который час. Патрик смотрел на языки пламени, курил сигарету, и время для него словно прекратило свой бег перед тем, как мир должен был снова закрутиться.

И когда вдруг раздался легкий шум, он сразу понял, что это она. Он вышел из комнаты и направился в кухню. Какая-то неведомая сила вела его, он не думал о том, что и как должно случиться, знал только, что свершится то, чему суждено быть.

– Франческа?

Она стояла у окна, глядя, как бледнеет полоска неба у горизонта. Услышав, как он прошептал ее имя, Франческа обернулась. Она знала, что он придет. Приблизившись, Патрик нежно провел пальцами по ее щеке. Лицо ее было залито слезами, и он стал поцелуями осушать их. Он слышал биение ее сердца. Ни с кем еще не был он так близок. Осторожно подняв ее на руки, Патрик перенес ее из кухни в гостиную, к камину. Она мелко дрожала.

– Не надо, Франческа. – Он обнял ее, чтобы успокоить. – Прошу тебя, не надо. – Он взял ее лицо в ладони и заглянул в глаза.

– Моя дорогая Франческа, – шептал он. Коснувшись губами ее губ, он почувствовал, что они ответили ему. А потом увидел мелькнувший в глазах зеленый огонь и понял, что пропал. Любовь окончательно взяла власть над ним, страсть торжествовала победу.

Он жадно нащупал ее губы, раздвинул их языком, желая проникнуть в нее, стать частью ее. И она, дивясь проснувшейся в ней страсти, ответила ему. Он увлек ее на пол.

Он целовал ее рот, шею, плечи, вдыхал аромат нежной душистой кожи. Под платьем у нее ничего не было, он легко скинул его и почувствовал шелковистые бедра, нежный живот и груди, которые пришлись ему по руке. Она издала стон желания.

Он стал над ней на колени, а она расстегнула ему рубашку. Ее рука шарила по его телу, уходя вниз. Когда она достигла паха, Патрик вскрикнул от обжегшего его вожделения. Он хотел ее, хотел слиться с ней и больше не мог совладать с собой.

Они истово прижались друг к другу. Она обвила его ногами и сотрясалась в восторге упоения страстью. Он нежно гладил ее ладонью по лицу, стараясь навсегда сохранить в памяти эти самые счастливые моменты своей жизни.

Потом они лежали, истомленные страстью, и она положила голову ему на грудь, а он нежно водил ладонью по ее спине. Он чувствовал у себя на шее ее легкое дыхание, слышал, как бьется ее сердце в унисон с его собственным.

– Все в порядке? – спросил он.

– Да.

Неужто это не сон, думалось ему.

– Я люблю тебя, – едва слышно прошептал он и погладил ее по волосам. – Такое со мной впервые. – Он не лукавил. – Я… – начал он, но она прижала палец к его губам, подавая знак замолчать. Все это обрушилось на нее слишком внезапно, она даже не пыталась понять, что же произошло. Потом, потом. Ей было достаточно уже того, что она вновь почувствовала себя живой, способной на отклик. Всегдашний страх рассеялся, и это было главным. Еще никогда ее не любили по-настоящему, а о большем она и мечтать не могла. Больше ей ничего не было нужно. По крайней мере теперь.

– Тебе холодно, – сказал он, заметив, что она дрожит. Он осторожно прикрыл ее своей рубашкой. – Так лучше?

Она кивнула и выпрямила ноги, нежась под его рубашкой. В теплом воздухе стоял тонкий запах его кожи, его волос, мужской запах, который обволакивал и возбуждал ее. С ним, с этим мужчиной, ей было тепло и спокойно, она была преисполнена любви.

15

Следующая неделя прошла для Франчески и Патрика как в тумане. Когда потом он вспоминал эти дни, к нему возвращалось ощущение полноты чувств, полного, ничем не омраченного счастья. Хотя тогда он не забывал о том, что ему придется уехать в Лондон.

Он взял в больнице отпуск на три недели, хотя не рассчитывал так долго пробыть в Шотландии. Но дни с Франческой промелькнули незаметно. Упоение любовью сделало время нереальным, будто оно вовсе перестало существовать. Даже сама природа способствовала этому ощущению нереальности: дни стояли теплые, погожие, солнце щедро грело землю. Счастье ослепило их, и, когда они вдруг очнулись, оказалось, что в запасе у них всего три дня.

С той ночи после званого ужина они почти не расставались. И всегда они испытывали те же самые чувства наедине друг с другом, что и в ту ночь, только теперь их не разделял призрак страха или опасения: оба знали, что любимы. Они болтали, смеялись, бегали с девочками на солнцепеке, щедро делясь друг с другом своими тайнами. Кроме одной.

За теплотой и радостью любви Франческа глубоко прятала свое страшное прошлое и связанную с ним боль. Этого она не могла поведать Патрику. Он любил ее, она раскрывалась в неге его любви, но взвалить на него бремя своего прошлого была не в силах. Просто не могла этого сделать. Она так стыдилась своего прошлого, таким оно казалось ей омерзительным, что даже самому любящему человеку не хотела рассказывать о нем, чтобы не подвергать испытанию его любовь. И оно оставалось в тайнике ее души, как мрачная тень всего лишь в шаге от лучезарного свечения их любви.

Франческа впитывала в себя любовь, согревавшую ей сердце, надеясь, что в один прекрасный день это зловещее облако рассеется. Она наслаждалась новым для нее счастьем любить и быть любимой, а все прочее не имело для нее значения.

И она была по-своему права. Широкие необъятные просторы Лэрбека предоставляли Франческе и Патрику полную свободу, а леди Маргарет была слишком занята своим мужем, чтобы замечать что-либо вокруг. Она позаботилась о том, чтобы брату было уютно в ее доме, а прочее ее не касалось. Но, конечно, ей и в голову не приходило, что он может влюбиться. Она видела во Франческе всего лишь прислугу и была слишком тщеславна и недальновидна, чтобы заподозрить брата во внимании к представительнице тех, кого презрительно называла «простыми людьми». Она забыла собственное прошлое, как и то, что любовь не знает никаких границ.


Стоял теплый, но пасмурный полдень, первый после череды ярких солнечных дней. Тяжелые облака низко висели над землей, воздух был влажным, удушливым. Зелень Кромдейлских холмов поблекла, посерела, кое-где приобрела коричневатый оттенок. Горы казались темными, неприветливыми. Все выглядело так, будто на землю бросили темное покрывало.

Патрик и Франческа гуляли в окрестностях гор. Девочки убежали вперед, и они шли вдвоем, не берясь за руки, но то и дело стараясь прикоснуться друг к другу. И каждое прикосновенье наполняло их радостью, одна только ее близость доставляла Патрику несказанную радость. Он гнал от себя мысль о скорой разлуке.

И никак не решался сказать о ней Франческе. Он уже все обдумал про себя, решил, что их расставание будет недолгим, всего на несколько недель, а потом он пришлет за ней, и они станут вместе жить в Лондоне. Но сказать все это ей не решался.

Прошедшие дни и ночи, пронизанные любовью, казались столь эфемерными, что вмешательство в них каких-то деловых планов и расчетов казалось кощунственным. Он наивно надеялся, что все как-нибудь устроится само собой, и, околдованный любовью, не осмеливался разрушить ее очарование. Он не говорил Франческе ничего, кроме слов любви, и считал, что этого вполне достаточно.


В ту ночь погода переломилась. Над землей пронесся ураган, принесший ливень, затопивший жаждавшую влаги землю. Тепла как не бывало; воздух стал холодным и сырым, серый камень замка ледяным, неприятным на ощупь.

Патрик зажег в гостиной камин. Они с Франческой были там одни. Девочки отправились спать. Патрик задернул шторы, чтобы отгородиться от холода и темноты, набросал поверх толстого пледа мягких подушек.

Перемена погоды подействовала на его настроение. Она будто обозначила конец его пребывания в Шотландии. Хуже того, это было знаком внезапных и тяжелых грядущих событий.

Отвернувшись от окна, он прислушался к завыванию ветра в листве, тоскливому и грозному шуму. Ветви будто стонали.

– Патрик, что с тобой?

Ее голос вывел его из задумчивости. Франческа подошла совсем неслышно. Она всегда ходила неслышно. Взглянув на нее, он по привычке подумал, как она прелестна.

– Все в порядке, – ответил он, делая шаг навстречу. В ее кроткой сдержанности было нечто такое, от чего хотелось взять ее на руки, прижать к себе, защитить. Он привлек ее к себе и погладил по спине.