Мария Баррет - Миражи

– Марш, без разговоров, – оборвала ее мать. – Раз-два!

Тихонько ворча, они проследовали за Франческой в холл и стали подыматься наверх.

– Ох уж эти дети!

Леди Маргарет плотно прикрыла дверь.

– Чем ты недовольна, Мэгг, – возразил Патрик. – У тебя просто замечательные девчонки, тебе повезло.

– Да уж, – вздохнула она. – Выпьешь чего-нибудь?

– С удовольствием.

– Посмотрим, что тут есть у Генри, – сказала она, перебирая бутылки в шкафчике. Патрик заметил, что свитер у нее надет наизнанку.

– Кто у тебя на этот раз, Мэгги?

Она обернулась с недоумевающим видом.

– О чем это ты?

– Ты слишком поспешно оделась.

– Господи!

– Вот именно!

Она наконец выбрала бутылку виски.

– Ричард Брэчен, – объявила она, подходя к столу, чтобы разлить выпивку по стаканам.

Патрику не хотелось обсуждать тему ее любовников. Сколько уже было об этом говорено, он устал от увещеваний.

– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, Маргарет.

– Как всегда. Ты разве сомневаешься? – Она подала ему стакан с виски. – Во всяком случае, – продолжила она, сделав глоток, – это не серьезный роман. Когда он кончится, никто не будет в обиде. Тебя это устраивает?

Он пожал плечами.

– Однако твой неожиданный приезд избавляет меня от необходимости устраивать сегодня парадный ужин. Мне надо будет отлучиться, но у миссис Маккензи полно всякой всячины в кладовке. Ты не будешь в претензии?

– Нет.

Патрик обрадовался, что ему не придется сидеть весь вечер в обществе сестры. Он сможет предаться мыслям о Франческе.

– А ты к нам надолго? – спросила леди Маргарет, устраиваясь на диване. – Можешь жить здесь сколько захочется. Ты ведь знаешь, что мы тебе всегда рады.

– Да, спасибо, Мэгги. Не знаю пока, как у меня сложится. Я взял в больнице отпуск на три недели, но собирался еще заехать к друзьям в Эдинбург на несколько дней. В общем, посмотрим.

– Отлично. Генри не появится до середины месяца. – Она улыбнулась. – Чувствуй себя как дома. Тут есть где разгуляться. Усадьба Ричарда тоже в твоем распоряжении.

– Великолепно. Благодарю.

– А теперь, любезный братец, мне надо пойти переодеться. Сегодня льет как из ведра, я вся промокла. От меня псиной воняет! – Она фыркнула. – Допью у себя, пожалуй. Может, попозже увидимся?

– Вряд ли, я хочу сегодня пораньше лечь.

– Ну, как знаешь. – Она встала и послала ему воздушный поцелуй. – Привет, дорогой. Отсыпайся и отъедайся в свое удовольствие. Ты знаешь, где что взять.

И, махнув на прощанье рукой, она выплыла из кабинета мужа.

Патрик вытянул ноги, блаженно перекатил в руках стакан и, наслаждаясь каминным теплом, закрыл глаза.

Его разбудил неясный шум в той стороне дома, где находилась кухня – неподалеку от кабинета. Патрик решил встать и разузнать, в чем дело. Он потерял всякое представление о времени – часы его отсырели, когда он купал Софи, и остановились. Но, судя по тому, как потемнело до черноты небо за окном, он понял, что уже довольно поздний час. Сперва он подошел к окну и задернул шторы и потом вышел из кабинета и направился туда, откуда слышался шум.

– Привет!

Он не сразу произнес это слово, а сначала молча постоял, глядя, как Франческа занимается стряпней. Она тихонько напевала – едва слышно, явно не желая, чтобы ее услышали. Двигалась она легко и грациозно. Несмотря на больную ногу, ее походка и жесты были естественны и изящны – это был дар природы.

Голос Патрика испугал девушку. Она вздрогнула.

– Ах, это вы! Привет!

Она оторвалась от своего занятия и стояла в оцепенении, справляясь с волной страха, который поднялся откуда-то из глубины. Прошлое никак не хотело ее отпускать.

– Извините, я вас напугал.

– Ничего.

Он прошел в кухню и пододвинул стул к длинному дубовому столу, за которым она работала.

– Как вы себя чувствуете?

– Хорошо.

– А который час? Интересно, сколько же я проспал?

Франческа посмотрела на большие стенные часы. Он проследил за ее взглядом.

– Бог ты мой! А мне казалось, я только чуть вздремнул.

Часы показывали девять.

– Как же обошлось без чтения на ночь и ужина в постели?

– Я отнесла им ужин и сказала, что вы заснули.

– Спасибо.

Другая на ее месте не обошлась бы без упреков, подумал он.

– Ну и что же мои племянницы – ворчали?

Она улыбнулась. Улыбка удивительно шла к ее лицу. Какая все же она славная, опять подумал он, и совсем не кокетка.

– Нисколько, – ответила она. – Я сказала, что раз вы вечером рано уснули, значит, рано проснетесь и у вас будет больше времени, чтобы с ними поиграть.

Он засмеялся.

– И они на это купились?

– Да, они такие доверчивые.

– Это правда.

Франческа вновь занялась стряпней.

– А что вы готовите?

– Никак не могу вспомнить, как это называется по-английски. – Она на секунду задумалась. – Такое, знаете, мясо с овощами.

– А, жаркое!

Он заметил, как она внезапно поморщилась от боли. Все-таки не стоило бы ей сейчас много двигаться. Он поднялся и, обойдя стол, стал рядом с ней.

– Не хочу хвастаться, но жаркое – это мой коронный номер. – Он улыбнулся, а она, не сразу поняв смысл его слов, тоже улыбнулась в ответ. – Так что почему бы вам не дать отдых вашей щиколотке и развлекать меня разговорами, пока я буду заниматься своим любимым делом?

Она не могла понять – шутит он или говорит всерьез, и стояла в нерешительности, не желая оказаться в дураках.

– Выполняйте распоряжение, – сказал он с притворной строгостью, – и не пытайтесь сделать вид, что ваша нога в полном порядке. Вывих – штука коварная, я знаю…

– …Ведь я доктор, – закончила она, подражая Милли и Софи, и оба рассмеялись. Она отошла от стола и села. Он был прав, нога в самом деле сильно заныла.

– Итак, Франческа, – сказал он, принимаясь за разделку мяса, – расскажите мне о себе, и об Италии, и о том, чем вы занимаетесь с моими племянницами здесь, в Шотландии. Я хочу знать абсолютно все.

Однако после ужина он вдруг понял, что узнать ему не удалось почти ничего. Он почувствовал себя в ее компании так беззаботно и легко, что сам болтал без умолку, что было ему совсем не свойственно. Он поведал ей о детстве, проведенном в Ирландии, об отце, который загубил себя алкоголем. Объяснил, сколь многим он обязан леди Маргарет, как она заботилась о нем, платила за его образование и вообще, была не только сестрой, но и матерью. Потом он рассказал о годах учения на медицинском факультете, о мечтах и надеждах. А Франческа внимательно слушала, втайне довольная тем, что ей не приходится самой выкладывать ему подноготную, позволяя ему сказать о себе столько, сколько ему захочется. Она ничего не ждала и не требовала от него. А для такого человека, как Патрик Девлин, в его тридцать три года, с привлекательной внешностью, неотразимым обаянием, со связями и перспективным будущим, такое отношение было в диковину.

Он привык общаться с богатыми и пустыми красотками, которых интересовало в нем только одно – сколько можно из него вытянуть для своей корысти. Он даже не осуждал их, потому что и сам не слишком церемонился с этими бездушными куклами, но потом, когда приходила пора расставаться, всегда испытывал чувство опустошенности.

Следя краешком глаза за Франческой, за тем, как она водит пальчиком по столу, слушая его бесконечные истории, он мучительно раздумывал над тем, что же так влечет его к этой девушке. Он видел, как она устала, но не уходила, слушала его. Даже сейчас, с осунувшимся, бледным, как бумага, лицом, она была прелестна. Он положил ладонь на ее пальчики, водившие по столу, и она вздрогнула от этого нежного прикосновения.

– Извините. – Он смущенно отвернулся. – Вы очень устали. Вам лучше пойти отдыхать, комната готова.

– Ничего. Мне еще нужно прибраться.

– Вот уж нет, – решительно возразил он. – Я сам все уберу, а вы идите в постель.

Ее детское нежелание отправляться спать тронуло его.

– Хватит с вас на сегодня. Я вас совсем заболтал. – Он улыбнулся. – Нет, правда, ступайте.

Франческа взглянула ему прямо в глаза; никто еще не был так заботлив с нею.

– Вы думаете, можно уйти, оставив все как есть?

– Да.

Она в замешательстве молчала. Франческа не привыкла, чтобы кто-то брал на себя ее обязанности, и не знала, как следует вести себя в такой ситуации. Посидев в нерешительности, чувствуя себя до боли неловко, она все же поднялась, пробормотала слова благодарности и, прихрамывая, пошла к выходу. Через несколько секунд дверь за ней закрылась.

Патрик проводил ее глазами, принялся за грязную посуду и вдруг почувствовал, как не хотелось ему сейчас оставаться одному.

Часы показывали семь. Воздух еще был по-утреннему свеж, но небо сияло прозрачной голубизной, а солнце уже почти высушило росу на полях. День обещал быть славным.

Стараясь не шуметь, леди Маргарет открыла калитку на заднем дворе и пробралась в дом. В дверях она сняла туфли и в одних чулках прошла через кухню в холл. Сбросила с головы шарф на обычное место под лестницей, прокралась по ступенькам наверх, потом по ковру до своей спальни, осторожно вставила ключ в замочную скважину и, тихонько отворив дверь, так же бесшумно закрыла ее за собой. Бросила туфли на пол и сняла пальто. Больше на ней ничего не было.

Подойдя к зеркалу, она с удовольствием всмотрелась в свое отражение, нежно лаская ладонями свое тело. Она касалась грудей, бедер там, где час назад шарили пальцы Ричарда, и ощущала то же сладостное возбуждение. Она не спала всю ночь. Они занимались любовью, болтали и опять отдавались друг другу. Купались обнаженными в холодной речной воде, прижимаясь телами в ледяном потоке. Он взял ее там, на берегу, прямо на мокрой траве, и от этого наслаждение, которое она испытала, было особенно острым. А потом он сказал ей о вечеринке, которую собирался устроить у себя в доме, и ее последний оргазм стал самым упоительным.