Все трое любили возвращаться домой, а потому, переступая порог, всегда вздыхали с облегчением. Анна сразу умчалась в свою комнату, а Робби, посаженный на кровать, с любопытством наблюдал за тем, как мамочка переодевается в джинсы, яркий топ, шерстяные носки и истоптанные едва ли не до дыр сандалии. Только по завершении этой процедуры Ева обретала привычный домашний вид.

Она вынула из ушей сережки и взъерошила волосы в надежде получить хоть небольшой заряд энергии, необходимой для завершения последних раундов: ужина, уборки, встречи с Джозефом, ванны и отхода ко сну.

– Что у нас сегодня на ужин? – поинтересовалась из-за двери Анна.

– Суп, салат, хлеб и сыр, – ответила Ева.

Меню их не отличалось большим разнообразием.

– Какой суп?

– С морковью и фасолью.

Анна вошла в комнату, одетая в скромные брюки из хлопка и белую футболку. Стиль матери, предпочитавшей джинсы в обтяжку, эффектные топы и пестрые побрякушки, был ей совершенно чужд.

– Как дела? – спросила Ева, но, прежде чем Анна успела ответить, Робби совершил кувырок с кровати и с жалобным плачем грохнулся на деревянный пол.

Пока его поднимали, водружали на место и успокаивали, Анна успела сообщить:

– Все в порядке, жива, стараюсь держаться в рамках и не связываться с одноклассниками. Большинство их, похоже, так и остановились на младенческой стадии.

– Хм… – Ева кивнула, зная, что высказывать свое мнение по столь сложной проблеме не стоит, – все закончится криками: «Ты просто не хочешь меня понять!»

Время от времени Ева задавала себе вопрос, а нормальна ли для девятилетней девочки такая доходящая до крайности увлеченность психологией? Нормально ли, что девочка проводит свободное время не за играми в куклы, а за бесконечным чтением пособий и учебников? С другой стороны, что следует считать нормальным? Наверное, лучше не задаваться такими вопросами, а надеяться, что жизнь расставит все по местам.

Во время ужина Робби, накрошив в тарелку хлеба, ловил «уточек», а Анна громко причитала из-за того, что пролила на футболку апельсиновый сок («Пятно так и останется!»). Ева же пыталась поговорить по телефону со старшим сыном, Денни.

– Ты уже познакомилась с новой девушкой Тома? – спрашивал Денни, голос которого тонул в нарастающей какофонии.

– Да. Правда, хорошенькая? Я так рада за него.

У Тома, похоже, начинался первый серьезный роман. У него и прежде были подружки, но до серьезных отношений дело не доходило. С Дипой Ева встретилась неделю назад, и девушка ей очень понравилась: красивая, умная, веселая – как и сам Том – и к тому же студентка, будущий врач. И еще амбициозная – это порадовало Еву, потому что Том, хоть и был программистом, всегда отличался беззаботностью, ничего не принимал всерьез и намеревался как можно дольше оставаться в положении «вольного стрелка», не обремененного никакими проблемами.

– Да, – согласился Денни. – Не представляю, чем ей так приглянулся Том.

– Денни! У Тома хорошие перспективы. С работой полный порядок, финансовое положение улучшается. – Ева верила в своего доброго, хотя и немного несобранного второго сына.

– Чего нельзя сказать о вкусе, – добавил Денни. – Одевается он по-прежнему ужасно.

– Ну, Дипа наверняка поправит дело. Еще не поздно. Что нового у тебя? – спросила Ева, стараясь не обращать внимания на Робби, открывшего для себя, что суп можно развозить по столу ложкой. – Как на работе?

– Порядок. Надеюсь на следующей неделе получить серьезный заказ, так что держи за меня пальцы скрещенными. У Патриции тоже все хорошо.

– Рада слышать.

Брызги супа долетели до Анны.

– Мне надо идти, – быстро сказала Ева под оглушительные крики: «Мама, посмотри, что он наделал!»

– Слышу, иди, – рассмеялся Денни. – Обними их за меня.

– Да, пока. Так у тебя все в порядке?

– В полном.

– Ладно, вы двое, успокойтесь. – Ева направилась к зоне боевых действий, вооружившись бумажными полотенцами. – Вот кто у нас на младенческой стадии, – добавила она, обращаясь к заплаканной дочери.

– Можно йогурта, мамочка?

Робби посмотрел на нее совершенно невинными глазами и обезоруживающе улыбнулся. Это у него получалось великолепно.

– Да, только минутку подожди, пожалуйста. – Она вытерла стол, утерла физиономии и поставила перед дочерью фруктовый йогурт, уже зная, что сейчас последует.

– Что у нас сегодня? – бодро поинтересовался Робби.

Ева заглянула в холодильник.

– «Джеймс», «Томас», «Энни».

Пару месяцев назад она не выдержала постоянного нытья и сдалась, впервые купив йогурт с картинками. И получила еще одну проблему. С тех пор Робби требовал только «Генри» и упрямо отвергал все прочие. Конечно, надо было просто вымыть коробочку из-под «Генри» и наполнить ее любым йогуртом, но, как всегда, хорошая мысль пришла с опозданием.

– Хочу «Генри», – захныкал маленький упрямец.

– Нет, «Томас» обидится. Послушай, он уже плачет. – Ева жалобно засопела: – Пожалуйста, Робби, съешь меня.

Анна закатила глаза.

В конце концов Робби все же смягчился и позволил Еве накормить его бледно-розовой кашицей.

После ужина она собрала тарелки и чашки, поставила посуду в крохотную, карманного размера посудомойку, подаренную старшими сыновьями на Рождество, и перешла с детьми в гостиную.

Свет в этой комнате приходилось включать даже днем, потому что квартира находилась на подвальном уровне и над ее двумя маленькими окошками нависал зеленый полог плюща и ломоноса.

Еве нравился зеленый, «подводный» эффект. Она покрасила рамы краской абрикосового цвета, поставила в комнату продавленный, купленный на распродаже диван, повесила книжные полки, добавила две настольные лампы с абажурами из цветного стекла и протянула длинную ленту белых китайских фонариков. Больше всего пришлось возиться с полом: приподнять, выровнять и прибить заново покрытые лаком половицы. Занавесок на окнах не было – их с успехом заменяла зелень снаружи.

Как и в другой комнате, стены в гостиной украшали всевозможные постеры, картины, семейные фотографии и разные поделки – голубые отпечатки ладоней в рамках, раскрашенные динозаврики, засахаренные веточки и даже розовое детское платьице из тюля. Начало этой причудливой коллекции было положено Денни и Томом в их далекие детские годы.

Робби залез на диван и начал поправлять подушки. Ева вставила в видеомагнитофон кассету с мультиками, включила воспроизведение и устроилась рядом с сыном так, чтобы ему хватило места у ее коленей.

Анна принесла учебники и расположилась за столом у дивана. Ева могла при необходимости, не вставая, помочь дочери с домашним заданием.

С первыми звуками музыки Ева почувствовала, что глаза слипаются, и не стала бороться с дремотой. Впрочем, она знала, что отдохнуть не удастся – либо Анна задаст какой-нибудь вопрос, либо непоседа Робби ткнет локтем в лицо. Вопрос лишь в том, кто сделает это первым.

Ждать ответа долго не пришлось.

– Сколько будет шестью восемь? – спросила Анна.

– А сколько будет пятью восемь?

– Сорок… прибавить еще восемь… получается сорок восемь.

– Молодец. Кстати, ты все собрала?

Прежде чем Анна успела что-то ответить, в дверь позвонили.

– Это папа? – радостно встрепенулась Анна.

– Посмотрим.

Ева поднялась с дивана и машинально поправила волосы. У нее вдруг подвело живот. Появлению Джозефа всегда сопутствовало какое-то странное напряжение, но будет ли так сейчас, когда она сделала большой, решительный шаг в сторону, начала по-настоящему встречаться с другим мужчиной?

Ева никогда не думала, что ей удастся поддерживать с Джозефом дружеские отношения. Они прожили вместе семь лет, и она любила его все это время. У них была Анна, их связывали несколько лет счастья, которое никуда не уйдет и никогда не забудется, то, о чем никогда не станешь жалеть. Но потом все вдруг начало разваливаться и развалилось еще до рождения Робби.

В итоге получилось, что они расстались на первых месяцах ее беременности. Что же произошло? Единственное объяснение, которое могла предложить Ева, сводилось к заурядному клише: «Он переменился». Разумеется, эти два слова ни в коей мере не отражали всю сложность обстоятельств, но они помогли ей справиться с ситуацией, остаться на плаву, выдержать. Все еще считая себя пострадавшей стороной, Ева тем не менее решила, что лить слезы по безвозвратно утерянному бессмысленно, никакая боль не бывает вечной и надо брать пример с Джозефа, который вел себя как ни в чем не бывало.

Так они и жили: каждый сам по себе, вдали друг от друга, стараясь сохранять – ради детей – видимость добрых отношений, пытаясь не замечать того, что осталось, – все еще объединяющих их, но с болью рвущихся чувств.

Во многих отношениях ей было гораздо легче, когда ушел Деннис, ее первый муж, отец старших мальчиков. Он просто исчез, пропал, растворился в воздухе. Да, был шок, да, ей пришлось привыкать к тому, что мир вдруг, в одночасье перевернулся. Зато не было никакой неясности, никакой неопределенности, никаких игр, никакого притворства.

– Привет, Джозеф. – Она встала, встречая гостя улыбкой.

– Здравствуй, Ева.

Он прикоснулся губами к ее щеке. И… Что-то все-таки осталось. Даже после бурного отрыва с Нильсом. Что-то, напомнившее о себе пробежавшей по телу дрожью. Вот досада! А еще, как она ни старалась, взгляд то и дело обращался в его сторону. Впрочем, на него, наверное, засматривались многие – высокий, мускулистый, подтянутый, с темными глубокими глазами и густыми черными волосами.

– Привет, Джофус, – подал голос Робби.

– Эй, приятель, ты как?

Джозеф опустился на диван. Еще раньше они договорились, что Робби, когда подрастет, будет проводить выходные в Манчестере вместе с сестрой, но время шло, а решение так и не принималось, условия не обговаривались, потому что ни он, ни она не желали сделать первый шаг.