Кармен Рид - Мир перевернулся

Она помедлила, придумывая, как закончить сообщение.

«Со мной все в порядке, но я потеряла ребенка».

Положив трубку, Эвелин опять начала плакать, вернее, рыдать. Ей не хотелось демонстрировать свое состояние соседкам по палате, но она ничего не могла с собой поделать. Было уже шесть часов. Еда вызывала отвращение, и Эвелин молча лежала, уставившись в одну точку, слишком потрясенная несчастьем, чтобы уснуть.

В мозгу постоянно крутились слова: «Я потеряла ребенка». Слово «потеряла» казалось неверным, будто она положила куда-то и забыла ребенка или уронила, а теперь не может найти. На самом деле ей было известно, где он находится, – в пузыре, оставшемся в серой картонной подставке, а может быть, его уже сожгли с мусором.

Отвлечься от ужасных мыслей никак не удавалось. Время тянулось очень медленно. От безысходности по ее лицу текли слезы.

Деннис появился только в девять часов вечера.

Она вспомнила, как странно он выглядел, когда сел рядом с ней на кровать, – нервный, возбужденный, какой-то взъерошенный.

Деннис поцеловал ее в лоб и спросил, как она себя чувствует. Эвелин рассказала ему, что произошло, а он неловко обнял ее и прижал к себе.

– Очень жаль, что меня не было рядом.

– Я нигде не могла тебя найти. Кажется, все испробовала, – пожаловалась она.

– Я был в «Савое». Не пойму, почему там никогда не срабатывает телефон.

Эвелин поняла, что он лжет.

– Ты там был весь вечер? – спросила она, не понимая, зачем ей нужно еще раз услышать ложь.

– Да, – ответил он, не вдаваясь в детали.

Эвелин отстранилась от него, не представляя, что делать с тем, что ей стало известно. Что бы это значило?

Она спросила его, с кем он встречался, что они ели, где сидели. Короче столько вопросов, сколько ей пришло в голову.

– У тебя что-то не так? – спросила Эвелин, смущенная ложью и нервозностью, глядя, как Деннис теребит запонки на манжетах.

– Пока не могу сказать, – проговорил он наконец. – Это будет несправедливо по отношению к тебе.

– Что может быть хуже того, что случилось? – Она почти засмеялась.

– Ну… пока ни о чем не беспокойся.

– Что случилось, Деннис? – Ее пугала недоговоренность.

– Ох, Эвелин… – Он прижал руки к глазам, и она поняла, что впервые видит своего мужа плачущим. – Я почти обанкротился. Если честно, то уже обанкротился. У меня заберут все: и дом, и машины – все.

Находясь в шоке после выкидыша, Эвелин с трудом понимала, о чем он говорит.

Деннис стал пространно объяснять, как один клиент собирался разрушить его бизнес… Конечно, он это знал уже давно. Ему не хотелось ее беспокоить.

Итак, вместо того чтобы потихоньку подготовить жену к тому, что дела пойдут плохо, он держал ее в неведении, а теперь обрушил на голову такую новость. Когда до Эвелин наконец дошло, что Деннис имеет в виду, она подумала о новой, обитой натуральной кожей буковой мебели, которую заказала для гостиной… Неужели и ее заберут?

– Что же нам теперь делать?

– Не имею понятия, – ответил Деннис. – Я не собираюсь здесь больше работать… ни за что. Нам необходимо уехать за границу. Мерзавцы!

– А как быть с Денни и Томом? С их школой?

Не успев договорить, Эвелин поняла, что школу придется оставить. Они не смогут за нее платить.

– Не знаю, Эвелин… Я еще ничего не придумал.

Конец света, как она определила происходящее, наступил очень быстро. Едва Эвелин успела вернуться из больницы, как события стали разворачиваться с необыкновенной быстротой.

Офис мужа был закрыт, сотрудники уволены. Несколько дней Деннис провел дома, не отрывая от уха телефонную трубку. Он звонил спонсорам, бывшим работодателям, клиентам – всем, кто мог чем-то помочь. Затем последовало объявление о банкротстве.

Еще до того, как Эвелин окончательно осознала, что происходит, пришли оценщики и описали всю мебель, антикварные вещи, машины и, конечно, сам дом.

Детей отпустили на пасхальные каникулы, и они спокойно наблюдали, как родители растерянно бродят по комнатам.

Эвелин погрузилась в оцепенение. Сначала выкидыш, а теперь… Она отправилась с мальчиками в еженедельный поход по магазинам, но все ее кредитные карты оказались заблокированными. Тележка с продуктами была отставлена в сторону. В ней находились великолепные продукты, к которым они привыкли: дорогое красное вино, потому что им с Деннисом хотелось немного себя взбодрить, мясные стейки на ужин, прекрасный кофе, бельгийский шоколад, французский сыр, круассаны на завтрак, баночки с джемом… И что же ей ответили в банке, куда она позвонила из супермаркета?

– Нам очень жаль, миссис Лей, но все счета заморожены, кредитные карточки тоже… да… по решению официальных лиц.

Эвелин в слезах выскочила из супермаркета, держа за руки ничего не понимающих детей.

Она упала на сиденье машины и зарыдала, когда Том стал плакать, потому что не мог понять, почему ему не купили коробочку с соком. Денни приказал ему заткнуться и добавил:

– Мы теперь ничего не сможем купить: у мамы и папы нет денег.

Тот факт, что шестилетний ребенок уже понял то, о чем она только начала догадываться, заставил ее заплакать еще сильнее.

– Проклятие! Что нам теперь делать? – спросила она мужа, вернувшись домой.

Побледнев, Деннис достал из бумажника двадцать фунтов.

– Пока вот. Посмотрим, что будет через несколько дней, – сказал он. – Может быть, удастся взять ссуду.

Итак, она взяла двадцать фунтов и отправилась в другой супермаркет, на этот раз одна. В первый раз за время жизни в Суррее Эвелин пришлось экономить на продуктах.

Она взяла картофель, хлеб, молоко, сыр чеддер, фарш, лук, морковь и кукурузные хлопья. О вине не могло быть и речи. Ничего страшного, наверняка дома что-нибудь осталось. Потом добавила йогурт и бананы. Если сумма получится больше двадцати фунтов, придется что-то выложить.

Сколько еще ей предстояло мелких унижений, пока не закончится этот кризис!

На следующий день в дверь позвонил молочник, который пришел за платой, и Эвелин стала метаться по дому в поисках мелочи, которую наконец нашла, опустошив копилку Тома. Едва не разрыдавшись, она передала две пригоршни мелочи.

– Вы больше не будете брать молоко? – спросил молочник, никак не отреагировав на мелочь.

Она еще не видела таблички «Выставлено на продажу», прибитой сегодня утром на воротах.

– Ну… полагаю, что нет, но сразу дам вам знать, если что-нибудь изменится. Большое спасибо… за помощь. – О Господи! Почему она благодарит молочника за помощь? – Я имею в виду за доставку молока.

– Не за что. До свидания. Всего хорошего.

– До свидания… Спасибо.

Очень быстро их жизнь кардинально изменилась. Дом был продан, машины тоже, мебель увезли судебные приставы вместе с ее драгоценностями и сумочками.

Компьютеры Денниса, телевизоры и видео, дорогой музыкальный центр, картины… Бесполезно было пытаться что-то спрятать, потому что все было внесено в страховой реестр, составленный судебными исполнителями.

Однажды ночью, когда дети уже спали, Эвелин захотела пересмотреть оставшийся гардероб, решив что-нибудь продать и пополнить их скудный бюджет. Коричневых кожаных джинсов от Ральфа Лорена по настоящей цене хватило бы на шесть недель посещения бакалейного магазина или на два месяца покупки самых необходимых продуктов. Стоимости кашемирового костюма хватило бы на покупку ста бутылок дешевого вина. Вечернее платье от Донны Каран обеспечило бы плату за школу Денни. Но теперь, поскольку вещи уже не были новыми, получить она за них сможет не больше нескольких сот фунтов. Все лучше, чем ничего, решила Эвелин.

Дорогие туфли от известных модельеров, хранившиеся в фирменной бумаге и коробках, отправились на дно сумки, сверху легли вечерние наряды и костюмы. Переливающееся красное платье с открытой спиной, которое она всего четыре месяца назад надевала на рождественский бал в Лондоне. Шикарные маленькие французские платья для игры в корпоративную жену. Замшевые джинсы, пиджаки и рубашки, которые Эвелин очень любила. Их придется тоже продать, потому что она не сможет каждую неделю отвозить их в химчистку.

Прелестные шелковые блузки тоже отправились в сумку.

Вещи, которые надо было оставить, Эвелин отбирала особенно тщательно – джинсы, толстые джемперы и та одежда, которая почти ничего не стоила: футболки, какие-то легкомысленные рубашки, нижнее белье. Еще Эвелин отложила один черный костюм с юбкой, белую блузку и черные туфли на каблуках. Ей показалось, что на всякий случай такой наряд нужно иметь. Зимнее пальто, теплые куртки, два кашемировых шарфа, удобные, слегка поношенные туфли. Конечно, ночные рубашки и недорогие драгоценности, которые оставили судебные исполнители после того, как попросили ее снять часы от Картье.

На следующее утро Деннис помог ей уложить сумки в кузов нанятого фургона, и она сама повезла вещи в комиссионный магазин. Неожиданно Эвелин почувствовала, что не станет смущаться по этому поводу. Ей пришлось попробовать на вкус столько унижений и жалости от чужих людей, что теперь ее уже ничто не пугало.

Хозяйка магазина оказалась очень приятной и доброжелательной. Если даже она и знала, кто такая Эвелин и почему продает свои вещи, женщина ни единым намеком этого не показала.

Это было очень тяжело, гораздо тяжелее, чем Эвелин представляла: видеть, как распаковывается и оценивается каждая вещь.

Когда из пакета извлекли красное платье, глаза женщины расширились. Она немедленно поняла, что платье стоило не меньше трех тысяч фунтов всего несколько месяцев назад, но предложила четыреста фунтов.

Эвелин кивнула, не находя в себе сил произнести ни слова, потому что на память пришла сцена, когда перед отъездом на тот волшебный бал Том долго на нее смотрел и сказал, что мама похожа на фею. Сейчас Эвелин едва сдерживала слезы.