Ольга Малинина - Мир на ладони

* * *

Говорят, что третьего не дано, и песочные замки рано или поздно смывает волной. И если в отчаянии сочиненные стихи могут рассмешить, значит, все не так уж плохо. К чему все это? А к тому, что всего не расскажешь – не все тайное становится явным. И Даша верила: у нее есть «секрет».

После этих мучительных и даже мутных размышлений она решила некоторое время не встречаться ни с Сережей, ни с Антоном. И мысль об этом одиночестве теперь нисколько не обременяла. Даша совсем забыла о своем обещании Лиде. Хотя, быть может, на данный момент чьи-то советы были не столь важны. Откуда-то появившаяся интуиция подсказывала ей, что не стоит так себя напрягать.

День хлюпал слякотью, кое-где срывался с проводов и карнизов, казалось, намертво примерзший лед. Пребывая в таком серо-ледяном мире, Даша шла по улице, возвращалась домой. У тускло освещенного подъезда она увидела самую обычную картину. Сюжетом дворовых интриг на этот раз послужила Дашина история, и все содержимое тусовки сразу перетасовало свое внимание на Миронову, которая, входя в свой подъезд, ничуть не смущаясь, бросила всем «привет». Она уже ожидала лифт, как услышала, что за ней кто-то бежит. Лифт гостеприимно отворился, но она решила подождать, и, в самом деле, не зря – это был Сережа. Даша вошла в кабинку, и он недоумевающе на нее взглянул, словно его нарочно забыли.

– И долго ты будешь так смотреть? – с ухмылкой спросила она.

– А разве ты приглашаешь меня? – вопросом на вопрос ответил Сережа. – Ты сейчас так прошла, как будто не заметила, что я здесь.

Даша, не совладав с давно ее точившим раздражением, превратилась в острие. И было лишь одно желание – сказать ему какую-нибудь колкость. Ведь она, действительно, не заметила его.

– Меня ждут дома, – степенно произнесла она. – Если хочешь, пойдем ко мне.

Сережа продолжал ловить ее взгляд, но она смотрела в сторону и, касаясь указательным пальцем всех кнопок, то и дело возвращалась к кнопке своего этажа.

– Нет, – отошел он от лифта, словно от щита с высоким напряжением, – не буду тебя задерживать. Пока.

Даша почувствовала, как замерло ее дыхание, и, прошептав созвучное «пока», нажала на кнопку. Лифт устремился вверх.

Одна фраза, один жест, какое-то одно мгновение, и расставание может быть навсегда. Сережа готов был вбежать по лестнице, встать у ее двери и просить прощенья. Но глупо, это было бы слишком глупо, ну скажем так, как если бы пришлось искать пятый угол тетрадного листа.

Запах тающего снега, особенно в утренние часы, уже предвещал весну. Антон потрогал свою ключицу, повел плечем – наконец-то ему сняли гипс, Можно было прямо из поликлиники идти в школу, он еще успевал к началу первого урока. Однако, довольный тем, что получил свободу в движениях, он поспешил в спортивный магазин. Сезонные увлечения требовали быстрых и решительных мер, и Антону почти всегда удавалось определить для себя то, что надо.

Сноуборд и заснеженные горные вершины, это дорогое и необычное удовольствие зимы, окатили его лавиной впечатлений на весь оставшийся год. Он даже сломал ключицу, но зато какие кадры! (Кстати, он подумал о том, что неплохо бы показать Даше все свои зимние фотографии.)

Теперь оставались лишь отзвуки и отпечатки того блаженства, что испытываешь, когда скорость отрывает тебя от земли. И Антон гонялся за впечатлениями, как поэт гоняется за музой. Он спешил пересчитать все свои косточки, только б не оставалось чувства, что самое интересное проходит мимо него. Да, но ломать шею, руки, ноги и, вообще, ломать себя он даже не думал. Он был доволен и горд.

Теплые и жаркие дни, которые так незаметно приближались, Антон решил разбавлять ветерком. Конечно, ролики. Хоть это не обещало больших высот, и самых вычурный трюк не грозился надолго оторвать от земли, зато изменится способ передвижения. То есть Антон станет проезжать там, где можно преспокойно стоять, и главное – не задумываясь. Может быть, рисковать – значит не задумываться?

Отец одобрял в сыне эту страсть к движению, и поэтому Антон был неограничен в деньгах при покупке своих первых роликов. Наконец начала сбываться его затея, и, бесконечно обрадованный, он уже застегивал молнию своей спортивной сумки и мило улыбался молоденькой продавщице, которая еще вдобавок поблагодарила его за покупку.

Что ж, с опозданием на пять минут он явился к третьему уроку. И если бы он не заглянул в киоск «Газеты и журналы», то наверняка пришел вовремя. Антон собирался приобрести себе новый выпуск «Экстрима», но, что вполне следовало ожидать, он увидел «Алису» и тут же – яркую, ослепительную улыбку. В самом деле, на обложке этого журнала сияла строгая и в то же время нежная Даша. Миронова Даша, девочка, которую он целовал.

Он постучался в дверь после звонка притихшего класса, вошел извинившись и тут же, не раздумывая, воспользовался тем, что Даша сегодня сидела одна.

– Привет, – прошептал он ей. Они оба еле сдерживали свою радость, и он догадался по ее глазам, что она хочет сообщить ему о фотографии. Разложив на парте свой учебник и тетради, Антон медленно и осторожно, словно фокусник, вынул «Алису», и журнал в миг оказался на середине стола.

– Ты знаешь?! – чуть не вскрикнула Даша.

Любопытная Кристинка покосилась в их сторону так, будто метнула холодный нож, который вручила ей Казакова. Да уж, Юлька сегодня вдоволь злорадствовала. Но никакие ножи даже тупым боком не касались Дашу и Антона, так восхищенно и смело смотревших друг на друга.

– А где Серега? – спросил Антон в тот момент, когда биологичка увлеченно рассказывала об устройстве лягушачей нервной системы. Даша притихла и будто даже огорчилась.

– Мы вчера поссорились...

– Милованов! Снова ты любезничаешь?! – ехидствуя, запищала учительница. Антон примолк, но выражение его лица все же не скрывало смешанного чувства. Он удивленно смотрел на Дашу, не понимая, что она сейчас испытывает.

А ей хотелось поскорее забыть о Сереже или хотя бы перестать винить себя, ведь что-то подсказывало ей – Сережа не пришел сегодня в школу из-за нее...

* * *

Даша была зла и растеряна. Индюшачье высокомерие Казаковой и куриная суетливость Кристинки утомили ее больше, чем все школьные уроки. Наверняка в тот вечер, когда Даша зашла в подъезд, а следом за ней Сережа, Юлька почуяла, что тучи сгущаются, и в бетонном воздухе стен вот-вот прогремит ссора. Но все-таки ей пришлось немного разочароваться – никакого грома не было, и Сережа после короткого разговора с Дашей сразу же отправился домой.

В последнее время ему не совсем удавалось поддерживать компанию. В школе искусств у Сергея не было особых затруднений, разве что иногда он пропускал занятия. Но преподаватели доверяли юному таланту и пророчили ему творческие удачи.

Она, чья улыбка лежала на его письменном столе в виде лоснящейся типографической бумаги, вряд ли могла представить себе, как тяжело и обидно ему, все это время рисовавшему только ее. Он везде мог встретить ее взгляд. А теперь все напрасно, и она будет встречаться с его лучшим другом.

Сережа Карцев продолжал рисовать. Все также увлеченно разыскивал, придумывал различные эпизоды. И что-то, словно сильно кружащейся воронкой, захватило его время и жизнь. Рисунки все чаще были подвластны одному, почти стихийному вихрю – разочарованию...

На следующий день классная руководительница, всегда хлопочущая по личным вопросам своих учеников, сделала сообщение: «Вы уже, наверное, знаете, что наш Сережа Карцев окончательно перевелся в свою художественную школу...»

Слух Даши на этот момент превратился в пустую железную кастрюлю, по которой били деревянной ложкой. Неторопливая речь учительницы доносилась в сознание Даши гулкими обрывками: «... И тогда вы сможете увидеть его картины... Что ж, приступим к новой теме».

И что же значил этот резкий изгиб в судьбе Даши? Нет, об этом, пожалуй, пока рановато говорить...

ДНЕВНИК

"Я не знаю, не знаю, не знаю! И не жалею.

Наверное, я и Сережа должны были расстаться вот так. Так сложно."

* * *

Может, значило это то, что разлукой станет всего лишь одна холодная, типографическая улыбка «Алисы» или кого там еще... Да мало ли на свете их, этих «Алис»?

– И раз, и два... Дашуня! Выше голову! Спину! Так, так... Умничка! – эпатировала хореограф. Даша разучивала новый танец. Да, она целую четверть не ходила на уроки хореографии. Но Анна Васильевна позволила ей этот творческий отпуск, и теперь Даша ощущала себя еще уверенней, радуясь тому, что лучшие ее движения не теряли своей верности... И прелести – Анна Васильевна была в восторге от своей ученицы.

Время набирало новые обороты. Дашу почти не терзали обрывочные чувства, от которых больше пустоты, чем пользы. В ее голове звучала музыка, и все ее существо стремилось к мелодии и ритму этой музыки. Она желала лишь танцевать.

Антон старался не пропускать ни одной ее репетиции, и как бы откровенно Анна Васильевна не намекала на то, что его присутствие необязательно, он все равно до последних нот оставался в кабинете хореографии.

О Карцеве в классе почти не вспоминали. И все же больше всех о нем говорила Казакова, причем делала это она так, чтобы поблизости была Даша. Девчонки своим навязчивым любопытством усугубляли ситуацию, переспрашивая о том, как и в каких местах Юлька якобы случайно встречалась с Сережей. На самом деле, Казакова была его соседкой, и они сталкивались чуть ли не каждый день, поскольку жили на одном этаже. Нет, Даше вовсе не противно было слушать это смешливое лопотанье. Просто она понимала: чем глупее разговоры, тем она к ним равнодушней.

В классе ее окрестили самодовольной гордячкой, и ей не составило особого труда смириться с этим ярлыком.

Зима, кажется, окончательно передавала свои права мягким ладоням весны. Даша жертвовала всей своей свободой, всеми весенними прогулками ради танца. Ее настигло хореографическое безумие. Антон уже осознавал свое безнадежное положение, однако он сам был помешан. Правда, помешательство это было скорее похоже на замешательство. Антон даже не знал, чем ему заняться. Иногда он пару дней не звонил ей, и когда она спрашивала «почему?», то получала в ответ нелепую отговорку. На самом деле, он чувствовал, что гибкая и вольная Даша ускользает от него, как воздушная змейка на ветру.