— Тебя что-то не устраивает? Опять чем-то недовольна? Я тебя раздражаю?

— Господибогмой! Я лежу с тобой в постели! Причем уже не в первый раз!

— Помню. Ценю и уважаю. Горд и счастлив.

— Это означает что угодно, только не то, что ты, бедненький, меня раздражаешь!

— А что это означает?

— То самое.

— Это не ответ. Что именно?

— Прекрати этот унизительный инквизиторский допрос. Я вовсе не обязана отвечать.

— Настаиваю. Категорически!

— Господибогмой! Не заставляй меня произносить вслух, это еще не созрело внутри.

— Долго прикажешь ждать? Этого самого созревания.

— Не торопи меня. Я тебе еще не до конца доверяю.

— Приехали! Лежишь со мной в постели, причем уже не в первый раз, как ты выразилась, и не доверяешь?

— Кажется, мы начинаем ссориться? Господибогмой!

— Ну, уж нет! Никогда! Запомни! Никогда у нас с тобой не будет пошлых обывательских бессмысленных ссор. Клянусь!

— Хотелось бы верить.


Врач хирург Игорь Верко был пьяницей профессионалом. Не алкашем, не больным с запоями и распадом личности, именно пьяницей. Пил понемногу, сто-сто пятьдесят в сутки, но ежедневно. Без перерывов на отпуск, отгулы и прочие глупости. Девизы: «Мастерство не пропьешь! Пьянка работе не помеха!» — это о нем. Об Игоре Верко.

Игорь был хирургом от Бога. Сей дар перешел к нему по наследству. И отец, и дед, и, кажется, даже дед деда были врачами. Природа на Игоре не отдыхала. Сделала лишь некоторое отступление. Начисто лишило его честолюбия, карьеризма и практицизма.

По распределению Игорь попал в маленький травмопункт, что спрятался в одном из переулков вблизи метро «Проспект Мира». Сел на шаткий стул в крохотном кабинете, да так и прирос к нему навечно. Менялось начальство, приходили и уходили медсестры, коллеги. Игорь, как приклеенный сидел на своем шатком стуле и вел бесконечный прием. Вправлял вывихи рук, починял сломанные в драках челюсти, зашивал небольшие раны. Никогда не отказывался дежурить в праздники, с легкостью соглашался на ночные смены.

Игорь отнюдь не был амебой. У него, как и у каждого нормального человека тоже была одна, но пламенная страсть. Вернее, две. Первая — турпоходы. Байдарки, костры, гитары….

«Как здорово, что все мы здесь, сегодня набрались!».

Страсть вторая, как уже сказано, Игорь любил выпить. Со вкусом, с толком, с чувством, с расстановкой. С большим смыслом, короче.

Как каждый профессионал, Игорь постоянно имел при себе изящную плоскую флягу. И прикладывался к ней, когда хотел. Не взирая на место, время и окружение.

Вообще, у нас в России абсолютно пить не умеют. Не привиты нашему народу вкус и чувство меры. Не говоря уж о таких немаловажных частностях, как сам смысл пития, (а смысл-то, как известно, в общении!), предощущение и послевкусие. У нас в большинстве своем не пьют, нажираются. До поросячьего визга и потери облика человеческого.

«Ох, где был я вчера! Не найти днем с огнем!». Взять на грудь два-три стакана, набить морду лучшему другу, приставать зачем-то к его взрослой дочери. Это по-нашему!

Пьяниц профессионалов в России почти не осталось. Все эмигрировали еще в конце восьмидесятых. И что-то неуловимое, но очень симпатичное исчезло вместе с ними.

Игорь в этом смысле был редчайшим исключением. Впрочем, давно замечено, если человек одарен, (в данном случае дар врача, целителя), он никогда не сопьется, не станет алкашем, не забомжует. Если подобное все-таки случится, стало быть, ошибка вышла. Господь Бог плюнул в его сторону, но промахнулся. Недолет-перелет. Со всяким случается.

Майк быстро прошел по мрачному коридору, не обращая внимания на немногочисленных пациентов, распахнул дверь кабинета хирурга, вошел и плюхнулся на стул.

Игорь Верко ничуть не удивился. Кажется, он вообще не умел удивляться. Он только внимательно, нахмурившись, начал всматриваться в лицо Майка.

— Игорек! У меня важное дело.

— Опять палец сломал? — усмехнулся Игорь.

Десять лет назад Майк, действительно, сломал палец. Неудачно принял подачу, играя в волейбол на пляже в Химках. Сначала решил, пустяки, вывих, само пройдет. Но к вечеру палец распух, как сарделька. Покраснел и посинел одновременно. Плюс постоянная ноющая тупая боль. Майк делал холодные компрессы, бинтовал, перебинтовывал, глотал пачками анальгин. Под утро не выдержал побежал в ближайший травмопункт.

Так они и познакомились.

Тогда Игорь Верко мгновенно все понял. Отволок Майка в конец коридора на рентген. Потом сам наложил гипс.

— Скоро пройдет? — морщась, спросил тогда Майк.

— Если сам по себе не отвалится… — задумчиво ответил Игорь, — недели через три. А зачем тебе вообще указательный палец? Указывать народу путь в светлое будущее? Ты кто по профессии?

— Художник, — мрачно ответил тогда Майк.

— Художник от слова «худо», — весело засмеялся Игорь. И традиционно отхлебнул из своей фляги. — Будешь?

Майк тогда отрицательно помотал головой. Игорь очень удивился.

— Ты кто, абстракционист? Терпеть не могу абстракционистов.

— Реалист. Пишу портреты.

— Получается?

Палец он тогда ему вправил. Пытался заодно вправить и мозги. В смысле, направить на путь истинный. Байдарки, выпивка, гитары у костра и все такое. Остальное не стоит нашего внимания. Майк все умности Верко в одно ухо впускал, из другого вылетало. Тогда им владели иные приоритеты. Игорь Верко тогда на время оставил Майка в покое. Придет время, сам образумится. Научится отличать подлинные ценности от мнимых.

Теперь они сидели в том же тесном кабинете напротив друг друга. Оба улыбались. Как раньше. Будто и не было промелькнувших десяти лет.

— У меня есть девушка…. — кашлянув, начал Майк.

— Когда у тебя, ее не было? — изумился Игорь, — Был такой убогий период?

— Игорек! Послушай! Дело очень важное…

Игорь Верко поднес ко рту свою знаменитую плоскую флягу.

— Хлебнешь?

— Я за рулем, — отрицательно помотал головой Майк. — Понимаешь, она… она не совсем обычная девушка…

— Негритоска с тремя грудями? — весело подхватил Верко, — Художники любят экзотику. Хочешь, чтоб я одну ампутировал?

— Игорек! Перестань! — поморщился Майк, — Я не шучу. Мне сейчас не до твоего тупого юмора. Она… она — совершенство!

Майк и сам не ожидал, из него просто вырвалось это страшное слово, «совершенство». Игорь Верко насторожился. Перестал усмехаться, глотнул еще раз из фляги. Потом, подперев голову рукой, задумчиво уставился на Майка. Приготовился слушать.

— Понимаешь, она… Она — не от мира сего.

— Все не без греха. Извини. Продолжай.

— Я серьезно. Она даже прихрамывает как-то… изящно, грациозно. Словно, дурачится, будто играет, как ребенок.

— Она хромая? А говоришь, «совершенство».

— В том-то и дело…

— Она кто? Бывшая спортсменка, балерина?

— Не думаю. Видишь-ли, Игорек…

— Вижу, ты влюбился, дорогой! По-настоящему. Наконец-то! Поздравляю! Рад за тебя. Тебе этого дела давно пора было хлебануть. Завидую. Честно говоря, раньше был убежден, ты законченный нарцисс. Она кто?

— Курьер.

— Хромающий курьер? Что-то новое. «Я милую узнаю по походке!».

— Игорь! Перестань! — начал злиться Майк, — У тебя это звучит как-то особенно… запредельно цинично.

— Все врачи циники. Без этого не проживешь, — пожал плечами Верко.

Естественно, в самый неподходящий момент распахнулась дверь кабинета, на пороге возникла медсестра. С неимоверно ярким румянцем на щеках.

— Игорь Палыч! Там мотоциклиста привезли. Весь в кровище…

— Во второй кабинет, — не поворачиваясь, ответил Игорь, — Раздевай его пока.

— Как это!? — округлив глаза, спросила медсестра, — Я… раздевай?

— Сними штаны, куртку, рубашку….

— У него нога, рука и ухо рваное. Все в крови.

— Будет жить! — не глядя на нее, констатировал Верко, — Если не взяли «по скорой», травмы не смертельные. Иди, иди, готовь его. Раздевай.

— Может, вы сами, Игорь Палыч?

— Привыкай. Выйдешь за алкаша, навыки пригодятся.

— Никогда не выйду за алкаша!

Медсестра резко повернулась и вышла из кабинета.

— Что у твоего «совершенства» с ногой? — спросил Верко, как только за румяной медсестрой захлопнулась дверь.

— Я не знаю, — покачал головой Майк.

— Должен знать. Что, когда, как произошло? Где лечили?

Майк на все вопросы только отрицательно мотал головой. Игорь Верко начал тихо звереть. Он любил во всем ясность, четкость и определенность.

Хоть какая у нее нога, знаешь? На какую она хромает? Правая, левая?

— Левая.

— Уже что-то! Так, глядишь, дойдем до сути. Что с ней было? Перелом, родовая травма, болезнь? Какой диагноз поставили врачи? В какой больнице.

Майк смотрел на него с какой-то беспредельной тоской. Так собаки смотрят на хозяина, когда чувствуют, тот уезжает и с собой не берет.

— Игорь! Помоги! На тебя вся надежда.

— Что ты хочешь от меня? — заорал Игорь Верко, — Совсем спятил!? Хочешь, чтоб я на расстоянии поставил диагноз? И вылечил ее заочно? Она где сейчас, в коридоре?

Майк опять отрицательно помотал головой.

— Ты действительно по-настоящему влюбился? Окончательно спятил!

Игорь Верко несколько раз шумно вдохнул и выдохнул. Потом отвернулся к окну.

— Так! Начнем сначала. От печки. Кто она?

— Совершенство, — тупо ответил Майк.

— Но хромает на левую ногу, — уточнил Верко.

— Это только подчеркивает ее незаурядность.

— Да-а… — тяжело вздохнув, протянул Верко. Он по-прежнему, не глядя на Майка, сидел, отвернувшись к окну, — Трудно с тобой. С влюбленными и психбольными всегда трудно. Впрочем, это одно и то же. Чего ты хочешь от меня?