Вскоре проснулась Соня. Забегала по дому, радуясь новому дню, и её было бессмысленно просить, чтобы она не так сильно топала на лестнице и не кричала с верхней ступеньки, обращаясь к матери.

– Мам, можно сходить за Прохором?

– Ещё слишком рано. Ты не думаешь, что тётя Тома и дядя Вова спят?

– Уже восемь!

– Очень рада, что ты научилась разбираться во времени.

Соня печально вздохнула и свесилась с перил лестницы, изображая вселенскую тоску. Лана решила не реагировать.

– Что ты хочешь на завтрак?

– Блинчики.

– Блинчики? – Лана не на шутку призадумалась, потом вспомнила, что мама когда-то очень давно жарила блины. Кажется, на Масленицу. – А хлопья ты не хочешь?

– Нет. Я хочу блинчики.

Ясно, этим утром вместо её любимой, послушной дочки проснулся упрямец.

– Что у вас тут происходит? Кто говорил про блинчики? – Иван появился на лестнице, Соня в первый момент удивлённо на него вытаращилась, но прежде чем успела озвучить вопрос или непонимание ситуации, Иван легко подхватил девочку под живот и закинул себе на плечо. Соня засмеялась и задёргала ногами.

– Дядя Ваня, отпусти!

– Вань, в самом деле. – Лана кинула на него выразительный взгляд.

Иван смешно скривился, но осторожно девочку перевернул и поставил ногами на стул. Переспросил:

– Что с блинчиками?

– Я хочу, – как в школе, вскинула Соня руку.

Иван перевёл многозначительный взгляд на Лану, а та попыталась изобразить равнодушие и поспешила отвернуться. Сизых присвистнул.

– Ты не умеешь жарить блины?

– А почему ты решил, что я должна уметь их жарить? Я их не ем.

– Заметно. И, судя по тому, как Люба выглядит, она их тоже не ест. А я ем. Соня, доставай из холодильника молоко и яйца.

Лана едва не поперхнулась успевшим остыть чаем.

– Ты собрался жарить блины?

– Я умею, – удивился он. – А получается так, что в этом доме каждый должен делать то, что умеет.

Соня соскочила со стула и кинулась к холодильнику.

– Мама, у нас есть молоко и яйца?

– Должны быть. Молоко я покупала тебе к хлопьям, а из яиц бабушка вчера делала маску для волос.

– Как невкусно всё это звучит, – проговорил Иван, отнимая у Ланы чашку и делая глоток. Оказался рядом и заглянул ей в лицо. Негромко поинтересовался: – Всё в порядке?

Она поспешила кивнуть. Возможно, чересчур поспешила. Не захотела рассказывать ему о звонке Игнатьева, знала, что Иван тут же потеряет хорошее настроение. А Соня его настроению радовалась, довольная прыгала по кухне, и аккуратно, как может только ребёнок, складывала на стол требуемые продукты.

Наблюдать за тем, как Иван Сизых печёт блины, было удивительно. Лана сидела в сторонке, слушала его байки, наблюдала за тем, как Соня крутится вокруг него, как щенок, лезет под руку и пробует первый блин. На лице дочери был неподдельный восторг. Лана наблюдала за ней, а думала о том дне, о том моменте, когда они с Иваном соберутся сказать ей правду. Как Соня отреагирует, что они ей скажут, какими словами попробуют объяснить. Лана не хотела категоричных выводов, не хотела трагедий и прощаний с прошлой жизнью, но как объяснить девятилетнему ребёнку, что в жизни всё непросто, а порой и нескладно, пока не знала. Но знала, что Соня надолго запомнит это утро, вкусные блины и свою радость по этому поводу. А это уже кирпичик, основание прислушаться к себе, и не обвинить взрослых в их ошибках.

– Мама, съешь блинчик!

Лана сделала удивлённое лицо, а Иван пальцем указал ей на место за столом.

– Садись. Соня, доставай сгущёнку. Мама будет блины со сгущёнкой.

– С ума сошёл? – засмеялась Лана.

– От одного блина в тебе нигде ничего не прибавится. – Он поставил на стол тарелку со стопкой по-настоящему румяных блинов, Лана её недоверчиво разглядывала, они даже пахли вкусно. А Иван, прежде чем сесть, протянул руку и пощекотал Лану под подбородком. И пообещал: – Я тебя научу.

– Отличная перспектива, – пробормотала Лана, наблюдая за тем, как на тарелку перед ней кладут блин, а дочка сверху щедро поливает его сгущёнкой.

– Вкусно, – проговорила Соня с набитым ртом и улыбаясь во весь рот. Лана рассмеялась, за ней наблюдая. Стёрла с её подбородка каплю сгущённого молока. Потом сама попробовала, откусила маленький кусочек и губы облизала. Иван наблюдал за ней с улыбкой.

– Ну что?

Лана, со смехом, кивнула.

– Вкусно. Ты, оказывается, знатный кулинар.

– Я люблю блины. – Он похлопал себя по животу. – Они хорошо усваиваются!

– Везёт тебе, – вздохнула Лана.

– Сонь, а мама что, вообще, ест?

– Салатики. И пьёт зелёный смузи.

Сизых непонимающе сдвинул брови.

– Что это?

– Это сельдерей, огурец, и сок других овощей, – пояснила ему Лана.

– Гадость какая. Ты, реально, это пьёшь?

– Это полезно.

– Чтобы стать зелёным, как сельдерей. И, наверное, таким же курчавым.

Соня засмеялась, пальцем подцепила сгущёнку и тут же его облизала. Лана наблюдала за дочкой, подумала о том, что в школе её вряд ли такому учили. И дома, кстати, тоже.

– Чем так пахнет? – послышался голос Любовь Аркадьевны. – Мы горим?

– Нет, мам. Это Ваня блины жарил.

– Блины? – в голосе матери прозвучал неподдельный ужас. Настолько неподдельный, что Иван глаза закатил.

– Дамы, вас срочно необходимо вернуть в мир людей с нормальными пищевыми потребностями. Блины, это нормально. От них не умирают.

– От них толстеют, – сообщила ему Любовь Аркадьевна громким, трагическим шёпотом. Появилась на кухне и наклонилась, чтобы поцеловать довольную внучку в макушку.

– Люба, а ты не боишься, что в очередной позе для йоги переломишься невзначай?

Лана стукнула бывшего мужа по руке. Сделала страшные глаза.

– Ты что?

Любовь Аркадьевна же небрежно отмахнулась.

– Не нужно слушать мужчин в таких вопросах. – Погрозила дочери пальцем, заметив пустую тарелку перед ней. – А ты не поддавайся. Они все поют хорошо, пока ты не растолстеешь до пятьдесят шестого размера.

Иван вытаращил глаза на бывшую тёщу.

– Так и не попробуешь? – удивился он. – Люба, у тебя зверская сила воли.

Та повернулась к нему и упёрла руку в осиную талию.

– Именно поэтому в свои сорок пять я ношу сорок шестой размер.

– Сорок пять? По всей видимости, ты была очень молодой мамой.

– Иди отсюда, пакостник, – фыркнула на него Любовь Аркадьевна и на всякий случай грозно нахмурилась.

Иван рассмеялся, а из-за стола на самом деле поднялся.

– Пойду, – согласился он. – На работу надо. – Потрепал Соню по волосам. Попросил: – Ешь, не слушай их.

– Спасибо, дядя Ваня. Вкусные блинчики!

– А то, рука мастера, – хмыкнул Иван, Лане подмигнул и направился к выходу. В дверях обернулся и одними губами проговорил: – Позвони.

Лана кивнула.

Любовь Аркадьевна проводила бывшего зятя красноречивым взглядом, после чего фыркнула.

– Это надо же, не поверить моим словам про возраст. Лана, я выгляжу старухой?

– Мама, ты отлично выглядишь. Ты же знаешь, что Ваня шутит. К тому же, он отлично знает, сколько тебе лет. Зачем ты ему врёшь?

– Я не вру! Просто человек выглядит на тот возраст, на который себя запрограммировал. Я же не утверждаю, что мне тридцать! Хотя, так себя и чувствую. – Любовь Аркадьевна присела за стол с чашкой зелёного чая. Покосилась на тарелку с блинами и тихонько вздохнула. Гордо отвернулась.

– Съешь, – посоветовала ей Лана. – Я один съела, поддержи меня.

– Нет уж. Пусть сам ест свои блины.

Соня вышла из-за стола, липкими руками отнесла в раковину грязную тарелку, и кинулась мыть руки и умываться, после просьбы Ланы. А когда она выбежала из кухни, Любовь Аркадьевна тут же повернулась к дочери и живо поинтересовалась:

– Ваня ночевал здесь?

– Мы поздно вернулись, – попыталась вывернуться Лана.

– Интересная была ночь? – невинно переспросила мать.

Лана лишь головой качнула, в ответ на её неприличные предположения.

– Мы катались на яхте по Волге. И больше ничего предосудительного.

– А кто тебя судит? Провели хорошо время, и замечательно.

– Да, – негромко отозвалась Лана. Побарабанила пальцами по столу. Затем сказала: – Утром я говорила со Славой. Первый нормальный разговор за несколько недель.

– И что он тебе сказал?

– В том-то и дело, что ничего. Спокойный разговор ни о чём.

– Ого. – Любовь Аркадьевна взглянула на дочь с интересом. – Славик опомнился?

– Не знаю. Я пресекла его попытку заговорить об этом. Посоветовала связаться с моим адвокатом.

– И как он отреагировал?

– Кажется, всерьёз не воспринял. А я теперь ломай голову над тем, что он в очередной раз замыслил. В Москву звал, представляешь?

– Поедешь?

– Нет, конечно! Чтобы оказаться беспомощной на его территории? Я с ним буду общаться исключительно через Харламова. Так просто он меня не проведёт.

– Ты не хочешь ехать или на самом деле опасаешься?

Лана немного растерялась от такой постановки вопроса, едва заметно пожала плечами.

– Наверное, не хочу. Не вижу смысла.

– Конечно. Тебе же здесь блины пекут. А там надо Славу облизывать.

Лана кинула на мать особенный взгляд. И вместо того, чтобы начать спорить, мягко проговорила:

– Ты не права.