Тамара Константиновна составляла грязную посуду в раковину, вздыхала, но без конца что-то делала, и Лана подумала, что пытается заглушить нервозность таким способом. А она… что она? Сказать: «Простите», и одним словом всё исправить? Вот только это не её вторая свекровь, это не приятельница из столичной тусовки, это Ванина мама, которую она знает, наверное, с тех пор, как себя помнит, которая когда-то приняла её в своём доме, называла дочкой, и наверняка считала таковой. А она, в благодарность, не дала ей возможности растить внучку. И пусть у неё были на это причины, для неё веские, но как за такое прощение выпросить?

Лана подошла к ней, заметила, как Тамара Константиновна вздрогнула, почувствовав ещё чьё-то присутствие, но прежде чем успела что-то сказать, Лана обняла её и сквозь хлынувшие слёзы проговорила:

– Мам, прости… Прости меня. Она так на тебя похожа…

Тамара Константиновна тоже всхлипнула, взяла Лану за руку и сжала её.

– Ты вернулась домой. Это самое главное.

14

– Значит, в Москву ты не вернёшься, – расстроенным голосом проговорила Фрося, выслушав рассказ Ланы о последних событиях.

– Мне и до этого дорога в Москву была заказана. Ты же понимаешь сама.

– Глупости. Все вокруг идиоты. После тебя кто-нибудь ещё на развод бы подал и начал скандалить. И про тебя бы забыли.

– Мне от этого совсем не легче. Не хочу я в Москву, – призналась Лана. – Что я там теперь делать буду?

– А что ты будешь делать в Нижнем? – съязвила Фрося. Она явно была недовольна выбором подруги.

Лана стояла у окна и разглядывала старую яблоню.

– Воспитывать дочь. Ей здесь будет лучше, Фрося. Теперь я в этом уверена.

– Бабушки, дедушки, – продолжала Фрося с заметной долей ехидства. Но Лана с ней согласилась.

– Бабушки и дедушки. И отец.

Фрося на том конце трубки вздохнула.

– Может ты и права. Но мне вас с Сонькой здорово не хватает.

– Приезжай в гости.

– Кстати, о гостях. Вчера Игнатьев ко мне заявился.

– Домой?

– Представляешь? Сказал, что приезжал к Сафонову, он же двумя этажами выше живёт. И решил узнать, как у меня дела. А я вот взяла и поверила! – Фрося пренебрежительно фыркнула. – Лана, я его даже на порог не пустила! После всего, что он сделал!.. Да и не приятель он мне, и никогда не был.

– Фрося, подожди, – попыталась Лана перебить её гневный монолог. – Что он хотел?

– Я же тебе говорю, я его на порог не пустила. И выспрашивать ни о чём не стала.

– И он ничего не спрашивал?

– Поинтересовался, как я живу.

– Странно.

– Вот и я говорю, что странно. Ему всегда было наплевать, как я живу. И с кем. Я же прекрасно знаю, что он меня не терпит. А я всегда отвечала ему взаимностью.

– Он не просил ничего мне передать?

– Ага, – зло хмыкнула Фрося. – Половину своего состояния. Которую тебе задолжал!

– Ты ему это сказала?

– Непрозрачно намекнула.

Лана прикрыла глаза и лишь с лёгким укором проговорила:

– Фрося.

– Ну что Фрося? – расстроилась та. – Я ему и раньше об этом говорила. А с него как с гуся вода.

Лана помолчала, всё-таки ощущалась лёгкая печаль в душе, и поэтому спросила:

– Как он выглядит?

– Наглым и наглаженным. В общем, как обычно.

И непонятно, радоваться этому или нет. Если бы Слава выглядел хоть немного раскисшим и раскаявшимся, наверное, ей стало бы легче. Пусть самую малость. Но в то же время, если у Игнатьева всё хорошо, может, он скоро успокоится, перестанет с ней воевать, и займётся своей жизнью? Заинтересуется ею куда больше, чем жизнью уже бывшей жены? Или, по крайней мере, поубавит пыл в желании её обличать и обвинять во всём происходящем.

Не знаешь, как и лучше-то.

– Мама, мне разрешили погулять с Прохором! – Соня ворвалась в дом, держа на поводке похрюкивающего и сопящего мопса.

– Зачем с ним гулять? Он же гуляет в саду.

– В саду ему скучно! А на улице много всего интересного.

Лана невольно кинула ещё один взгляд за окно, на пустынную улицу, на которой кроме двух ворон на проводах, никакого движения и жизни не наблюдалось. Но спорить с дочкой не стала. Раз интереснее, значит, интереснее. Только попросила:

– Следи за ним. Если он убежит, тётя Тома сильно расстроится.

– Я слежу! Потом расскажу Арише, что у меня есть собака. А у неё попугай.

– У неё попугай, – рассеянно покивала Лана. – Ты обедать будешь?

– Я уже ела суп. И котлету, – отозвалась Соня, полностью занятая Прохором, который обнюхивал их гостиную.

А Лана про себя хмыкнула. Кажется, ей больше не придётся заботиться о пропитании дочери. По крайней мере, пока они живут на этой улице. Тамара Константиновна возьмёт всё на себя. И если Лана даст ей карт-бланш, приучит к манной каше и внучку, как когда-то сына. Ваня вон на четвёртом десятке без маминой каши жизни не представляет.

Возвращать мопса домой пошли вместе. Лана ещё чувствовала некоторую неловкость, заходя в дом Сизыхов, с их возвращения прошло два дня, и все два дня Соня бегала из одного дома в другой, радуясь, что у неё появилось столько интересных дел и новых собеседников. Лана надеялась, что у дочки осталось меньше времени думать о разводе родителей, и о том, что её жизнь в один день взяла и изменилась.

– Дядя Вова обещал сделать для меня качели в саду.

– Это очень хорошо. Тебе нравится приходить к ним в гости?

– Да. Тётя Тома всегда печёт что-нибудь вкусное. Мам, почему Люба ничего не печёт? Она же бабушка? Бабушки пекут пироги.

– Люба не такая бабушка. К сожалению. А может быть и к счастью, не знаю.

– С ней весело, – нашла причину порадоваться Соня. – Я люблю ходить с ней по магазинам.

– В этом ты права. И я повторю, что все люди должны быть разными. От этого ещё интереснее, правда?

Соня кивнула и уверенно толкнула калитку соседского дома. Наклонилась к собаке, чтобы отстегнуть поводок. Но Прохор вроде бы и не заметил, не кинулся бежать, прыгать и радоваться свободе. Дошёл до зелёного газона и повалился на пухлый бок. Кажется, путешествие от дома к дому его изрядно утомило, и скрывать этого он не собирался.

Тамара Константиновна выглянула из окна и махнула им рукой. Лана поднялась на крыльцо, а голос дочери услышала уже из гостиной.

– Можно я посмотрю мультики?

– Включишь сама телевизор? – спросила Тамара Константиновна, а Соня отозвалась с удивлённой интонацией:

– Конечно. Я же большая!

Лана улыбнулась бывшей свекрови, в улыбке сквозило извинение.

– Она хочет быть самостоятельной, – сказала она.

– Это хорошо. Проходи на кухню, чаю попьём.

– Вани нет?

– На работу уехал. А Вова на лесопилку. Так что никто не помешает.

Лана заглянула к дочке, та перещёлкивала каналы, в поисках мультфильма, после чего прошла на кухню. Соня была права, при Тамаре Константиновне в этом доме всегда пахло чем-то вкусным, сладким, с оттенком ванили. Чайник на плите призывно пыхтел, чашки на столе сверкали, и всё было на своём месте, всё было в порядке. Лана присела за стол, окинула взглядом уютную кухню.

– А я вспоминаю старый дом, – сказала она.

– Я тоже долго привыкнуть не могла. А Ваня как взялся тогда ломать да строить, спорить было бесполезно.

– Давно?

– Лет пять прошло. А мне всё кажется, что новый дом вокруг старого построили. А ведь всё по-другому.

– Это из-за вас. Стены новые, а люди прежние. И привычки, и вещи.

– А ты, скучаешь?

Лана взглянула непонимающе, а Тамара Константиновна пояснила:

– По Москве. Ты ведь долго там жила.

Лана опустила глаза, поводила пальцем по полированной поверхности стола.

– Не знаю. Иногда по ночам просыпаюсь, и начинаю судорожно вспоминать планы на завтрашний день. Я, наверное, лет шесть так жила. По чёткому плану и расписанию. А потом в один день всё изменилось. – Лана печально улыбнулась. – Я вдруг стала никому не нужна, и никто меня нигде не ждёт.

Тамара Константиновна смотрела и слушала очень внимательно. После чего спросила:

– Ты мужа любишь?

Лана ждала этого вопроса. Может, не такого прямого и в лоб, но ждала. И поэтому удивляться или уходить от ответа не стала. Озвучила то, что обдумывала последние недели.

– Это не та любовь. Я не знаю, какая из них правильная. Ваня меня тоже об этом спрашивал: люблю ли я мужа. И я ему сказала… Я ему сказала, что нет. Я тогда была зла, растеряна, и он… я знаю, что он подумал. Что я вышла замуж по расчёту, и Славу никогда не любила. – Лана развела руками и натужно улыбнулась. – Наверное, в какой-то степени это так. В то время мне казалось, что любовь, это то, что у нас с Ваней было. Когда всё горело, пылало, хотелось кричать от восторга или, наоборот, от злости, а уж если страдать, так умирать от этой самой любви. К Славе я ничего подобного никогда не испытывала. Он был другим, он был спокойным, рассудительным, и к нашим отношениям подходил также. А в тот момент мне это и было нужно. Я не хотела больше сходить с ума, тем более по кому-то. Я жила у тётки, но, по сути, я была в Москве одна, да ещё с ребёнком на руках. И я не искала себе богатого мужа, как сейчас все говорят. Мы со Славой познакомились совершенно случайно. И я не знала, что он богат!

Тамара Константиновна на неё не смотрела, только слушала. И Лана понимала, что она хочет узнать больше об их с Соней жизни в Москве, но слушать ей всё же неприятно. Наверное.