– Продвигается, как видишь. А если ты будешь подавать дурацкие идеи, он не закончится никогда.

– Это не дурацкие идеи, Лана. Твой балкон – это проблема.

– В этом доме всё – огромная проблема! И что прикажешь мне делать с этим?

– Не рычать на меня, – предложил он.

Лана заинтересованно хмыкнула.

– И что последует за этим? Ты перестроишь мой дом? На какой склад подъехать мне?

Сизых недовольно поджал губы.

– Неужели так трудно поговорить со мной спокойно?

– Кажется, мы вчера и без того много говорили. И я наговорила лишнего.

– По-моему, сказала, что думала. Наконец-то.

Она сделала глубокий вдох.

– Странно, что ты вообще здесь.

Он пытал её взглядом, после чего усмехнулся.

– Ты хотела меня впечатлить вчера?

– Может быть, – не стала она спорить. – Но я не врала. Всё, что я тебе сказала, было правдой. Наверное, к сожалению. Но у меня сейчас нет сил, времени и нервных клеток в достаточном количестве, чтобы без конца об этом думать, а уж тем более обсуждать. Вань, я не могу обсуждать развод десятилетней давности, когда у меня впереди следующий кошмар. У меня нет сил.

– Я просто хочу помочь.

Она остановилась прямо перед ним.

– Тебе не нужно мне помогать. Ты мне ничего не должен.

– Причём здесь должен?

– Тем более. – Лана всерьёз занервничала. Он смотрел на неё в упор, и у него на уме что-то было. Что-то невероятное, чего Лана совсем не ждала, особенно, после вчерашнего. – Вань, она же хорошая. Я смотрела на неё весь вчерашний вечер. – Лана нервно сглотнула. – Не совершай ошибку. Это просто безумие.

Они стояли и смотрели друг другу в глаза. Иван даже улыбался, но в его улыбке теплоты не было, сплошной вызов. И тогда Лана сказала:

– Через несколько дней я привезу сюда дочь. Мне нужно доделать ремонт, и, наверное, сосредоточиться на разводе. Это и будет моя жизнь. Больше я ни о чем думать не могу. Прости, но воспоминания о прошлом точно не в приоритете.

– А мне ты советуешь заняться своей жизнью, – подсказал он всё с той же усмешкой.

Лана уже успела обойти его и зашагать к дому. Пришлось обернуться, и попытаться донести до этого упрямца основную мысль.

– Она тебя любит. Если тебя кто-то любит, это надо ценить.

– Это ты мне говоришь?

– Я. В моей жизни есть единственный человек, кого я люблю безмерно, это моя дочь. И в данный момент меня больше никто не интересует. Мне придётся драться за неё, и мне очень страшно. И я не хочу думать о тебе, Лесе и балконах. – И ещё раз повторила: – Прости.

9

Наверное, это был самый страшный день, по крайней мере, за последние десять лет точно. Лана не спала ночью, не находила себе места днём, ходила от окна к окну, словно из окна своего старого дома могла наблюдать происходящее. И запрещала себе звонить Фросе, которая должна была встретить Соню в аэропорту, и вместе с ней отправиться в Нижний Новгород. То, что она сама не могла встретить дочь, тревожило больше всего. Нет ничего хуже в жизни, чем ждать. Ничего не делать, изводить себя страхами и тревожными мыслями, и время в такие моменты, кажется, замирает. Каждый час ощущается вечностью.

Лана в то утро очень долго сидела на крыльце, с чашкой остывшего чая в руках, и от нестерпимой нервозности, мотала ногой. Это ужасно вульгарно – мотать ногой. Она это знала, но поделать ничего не могла. Уж лучше мотать ногой, чем кусать ногти. В какой-то момент мимо её дома проехал уже знакомый яркий «Рено». Леся пожаловала. Лана на минутку отвлеклась от своих мыслей, проводила автомобиль взглядом, и, не желая того, припомнила вчерашнюю встречу с Ваней. Его разговоры про строительный материал и ремонт балкона. Размышления на эту тему должны были стать интересными, но не в данный момент. К тому же, Лана чётко дала понять бывшему мужу, что какими бы ни были его мотивы, они её не заинтересовали. Зная Ваню, это должно было его обидеть, или хотя бы задеть мужское самолюбие. Но себе так просто не соврёшь. Непонятный разговор о балконе её зацепил, правда, не отвлёк от главного.

Но ведь она сказала ему правду. Леся хорошая, и Ване, несомненно, подходит. Лана весь вечер украдкой наблюдала за ней у Шохиных. Прекрасно видела, какие взгляды девушка кидает на её бывшего мужа, и без всякой лупы и степени психолога можно было догадаться о неподдельности её чувств. А Лане даже стало немножко грустно. Когда-то она тоже так смотрела на Ивана Сизыха, и любила также беззаветно. Несправедливо, что любовь проходит или перестаёт быть важной под ворохом житейских проблем и неприятностей. Насколько было бы проще жить, если бы ничего кроме любви в жизни не было. Рутины, быта, привычки, финансовых передряг. Хотя, если бы всё было настолько просто, человечество до сих пор бы обитало в пародии на райский сад и напоминало блаженных фанатиков.

Лана даже представить попыталась эту картину, перепугалась, и мысленно посетовала, до чего можно додуматься под влиянием стресса. Зато, когда ближе к полудню зазвонил телефон, и она услышала голос дочери, это был поистине счастливый момент. Они не разговаривали неделю. Лана подозревала, что Слава попросту запретил педагогам отвечать на её звонки. И это было той самой опасной чертой, за которую они ступили. Они начали сражаться за ребёнка, методами недостойными, но остановиться за этой чертой всегда трудно. На памяти Ланы было слишком много подобных примеров, и повторений, тем более в отношении собственной дочери, она не желала.

– Мама, я соскучилась! Почему ты не приехала? – Голос Сони звучал возбуждённо, обрадовано и требовательно одновременно.

– Солнышко, я тоже соскучилась. – Лана очень старалась не расплакаться. После пережитого стресса сделать это очень тянуло. – Извини, что не смогла тебя забрать. Я не в Москве. Но Фрося тебя встретила, ведь так? Вам будет весело в дороге.

– Я хочу домой.

Лана зажмурилась на секунду.

– Я знаю, малыш. Но сейчас поехать домой не получится. Зато ты увидишь другой дом, в котором я жила.

– Когда жила?

– Давно. До… встречи с папой.

– А папа с тобой?

– Папа работает, – быстро соврала Лана. И тут же переспросила: – Ты не испугалась новых охранников?

– Нет. Только я уже взрослая, меня не надо носить на руках.

– Тебя несли на руках?

– Да, до самой машины. Ты скажешь им, что я взрослая?

– Конечно, дорогая. Как только вы приедете. А сейчас дай трубку Фросе. – Услышав голос подруги, позволила себе выдохнуть. – Я не верю, что всё получилось.

– Если бы не получилось, я бы сама начала отбиваться, – бодрым голосом известила её Афродита. И чуть понизив голос, чтобы не особо привлекать детское внимание, продолжила: – Но это было очень круто. Мы перехватили, схватили, вышли через вип-зону. Лана, я тебе клянусь, никто ничего не понял. Мы даже не показывались в зале ожидания. Каких-то пятнадцать минут, и мы уже мчим из Шереметьево. Через несколько часов будем в Нижнем. Нужно песню про это написать. В рэп-стиле. Как думаешь, мне пойдёт?

– Тебе всё пойдёт, – успокоила её Лана и добавила: – Спасибо. Ты столько сделала, не испугалась…

– Да чтобы я этого слизняка испугалась? Лана, да я бы его сама!..

– Верю, верю! Приезжайте скорее, я вас жду.

Настроение поднялось. Лана ходила по комнатам с новыми обоями и побелёнными потолками, зашла в детскую и придирчиво ту оглядела. Стены, потолок, окно. На полу дорогой ковролин, у стены новая детская кроватка, укрытая стёганным розовым покрывалом. А в углу белый плюшевый мишка, почти копия, оставленного Соней в доме Игнатьевых. Лана очень постаралась обставить комнату как можно более привычно для Сони, во вкусе дочки. Чтобы та, переселившись в новый дом, не впала в панику, ей хватит полного непонимания ситуации и стресса от расставания с отцом. Слава не был отцом из новогодней детской истории, но уделял Соне каждую свободную минуту, в его духе было завалить девочку подарками, оправдывая свою занятость, но не признавать его доброго отношения, Лана не могла. Он принял Соню однажды и безоговорочно, и никогда не позволял себе лишних вопросов или неприятных намёков. Он вообще не любил говорить о том, что до него у Ланы был муж. И не хотел думать, что кто-то другой может предъявить права на его семью. Слава был жутким собственником, и даже если в душе не считал, что Соня ему родная, он желал считаться её единственным отцом. Формально или нет. Именно поэтому столько сил было положено на сохранение тайны рождения её дочери. Тот факт, что Соня не является Игнатьевой по крови, было тайной за семью печатями.

И растили Соню, как принцессу. В принципе, этого Лана и хотела, соглашаясь на предложение Славы о замужестве, она в первую очередь думала о дочери. Понимала, что сама вряд ли сможет дать ребёнку многое. Что поделать, она не из тех женщин, которые, оказавшись в столице в трудной жизненной ситуации, способны построить империю на руинах собственного женского счастья. После того, как она уехала, Ваня ни разу не пытался с ней связаться. Он говорит, что она сбежала от него, от случившегося ужаса, от смерти Паши, и, наверное, это так. Она сбежала, но скорее от обстоятельств. Но не скрылась в неизвестном направлении. Ваня отлично знал, что она остановилась у тётки в Москве, но так и не приехал, и даже не позвонил. Прошёл месяц, за ним второй, и стало ясно, что ждать его бессмысленно. Мама по телефону осторожно рассказывала о том, что он переживает, и, кажется, пьёт, но это ведь не было оправданием. И после некоторых сомнений и мучительного желания вернуться домой, Лана решила попробовать начать новую жизнь. После столь значительного перерыва вернуться на родную улицу с животом, в надежде убедить в первую очередь бывшего мужа в том, что ребёнок его, было трудно решиться. В основном, морально. Можно было доказать, можно было положить перед ним результаты анализов, но, поразмыслив немного, Лана поняла, что это ничего, по сути, не изменит. Переступить через всё случившееся будет слишком трудно. И она осталась в Москве, решив, что и у неё, и у дочери, шансов здесь значительно больше. И не ошиблась. Она сделала всё, чтобы её принцесса была окружена любовью, красотой и росла уверенной и смелой. Не такой, какой была её мать. Которой долго-долго пришлось даже не учиться быть женщиной, а воспитывать в себе женщину, с самого начала. Потому что Лана прекрасно осознавала, почему Вячеслав Игнатьев на ней женился. Не потому, что разглядел её прекрасную душу. Его больше интересовала её фигура, правильный овал лица и очаровательная улыбка. А её – стабильность в жизни, которую он готов был ей дать. На этом они и построили свой брак.