После смерти его бабушки, поговаривали, что Вересовы продадут дом. Зачем им старая хибара, когда у них в центре города шикарная квартира? Квартира на самом деле была шикарная, Лана побывала в ней однажды, когда Пашкины родители уехали отдыхать, а любимый сынок решил закатить в городе вечеринку. И в то время Лана осталась под впечатлением. Оказалось, что бывают квартиры в пять просторных комнат, с двумя ванными комнатами, уставленные дорогой мебелью и антиквариатом. А люстры по-настоящему хрустальные, отражающие столь многогранный и яркий свет, что хочется зажмуриться, чтобы его не видеть. Пашка кормил гостей икрой и чипсами, поил дорогущим виски вперемешку с пивом, и смеялся, когда Лана просила его застелить полированные столы клеёнкой. Всё это не имело для него значения, Пашка жил легко, взахлёб. После школы он жил в Америке, уступив родителям и отправившись туда учиться, через год вернулся, не удержав в буйной головушке никаких знаний, зато заимев кучу вредных, по мнению его родителей, интересов, вроде гонок и паркура. Он не уставал рисковать собой, и от этого ловил настоящий кайф. И не понимал, не чувствовал, когда перегибает и рискует чрезмерно. Пашка просто не знал такого слова, он жил, как дышал, без остановки.

Когда он вновь появился на их улице, в новом, отстроенном родителями доме, загорелый после отдыха на каком-то курорте, о котором Лана в то время и помыслить не могла, по их улице словно пронёсся ветер перемен. Пашка ворвался в привычную, тихую жизнь их улицы на ярком автомобиле, он улыбался и был переполнен энергией. Лана с Ваней незадолго до этого отметили годовщину свадьбы, и этим фактом Вересова потрясли.

– Серьёзно? Женаты? – переспросил он, переводя взгляд с одного на другого. После чего поинтересовался у Ланы: – А ты уверена, что ты совершеннолетняя?

Лана рассмеялась и поспешила его разочаровать:

– Мне скоро двадцать.

– С ума сойти, – пробормотал Пашка, приглядываясь к ней украдкой. – Как время бежит. Всё мелкая, мелкая бегала… Вань, ты как рассмотрел-то?

– А ты бы поменьше по своим Америкам разъезжал, может тоже что-нибудь рассмотрел.

– Это точно. Никакого покоя в жизни. – Пашка снова окинул Лану изучающим взглядом, после чего усмехнулся. – Но ты молодец, не упустил момент. За пределами нашей деревни шансов бы у тебя не было. Оторвали бы лакомый кусочек раньше, чем бы ты рот открыть успел, Сизых.

Ваня тогда строго глянул на друга и посоветовал:

– Думай, прежде чем сказать.

Совету Пашка внял, но руками развёл, посетовал:

– Я только правду.

Как это ни странно, но, несмотря на всю разницу в характерах и привычках, во взглядах на жизнь и в том, что она им давала, Ваня с Пашкой серьёзно дружили. С детства, с юности, у них было море общих воспоминаний, которые обоих приводили в восторг. Лана была младше на несколько лет, и с более старшими мальчишками дружбу не водила, хотя и знала всё и про каждого, такая уж была у девчонок участь. Но в большинстве детских приключений, о которых муж и его друг любили вспоминать, не участвовала. Поэтому зачастую слушала с интересом. К тому же, считала, что Паша благотворно влияет на Ваню. Вересов встряхнул их привычную, спокойную жизнь, ему не сиделось на месте, он без конца строил планы, и Лана в какой-то момент заметила, что Ваня ему начинает поддакивать. Это радовало. Ей тоже хотелось перемен, эмоций, фейерверка, чего-то необычного и незнакомого. А у неё был дом, муж и автобус номер тридцать, на котором она ездила в институт и обратно. Она завидовала Пашке, завидовала его жажде жизни и его бесстрашию. В свои двадцать три года он гонял по улице на скейте, мог упасть, подняться и продолжить с того же места. Он умел заряжать людей позитивом. А уж если хотел внимания, то от него невозможно было отделаться. Паша становился невыносимо милым, смешным, делал всё для того, чтобы его не воспринимали всерьёз, а в это время ужом проскальзывал в твою жизнь, и вскоре человек переставал понимать: а как это, без него?

С Ланой именно это и случилось. Да и появился Вересов не вовремя. Как раз в тот момент, когда она обдумывала их с Ваней брак, когда приходила раз за разом к неутешительным выводам, в то время, когда они начали ругаться с особым пылом, а бывало, даже дрались. То есть, дралась она, а Ваня фыркал и отмахивался. Не от неё, нет, а от её доводов и желаний. Это было куда обиднее. Он выслушивал, потом уходил, не собираясь вникать в глупые придирки скучающей женщины, а Лана оставалась наедине со своей неудовлетворённостью, понимая, что время идёт, а ничего не меняется.

К Пашке Вересову она не испытывала никаких чувств, кроме зависти. Скрытой и не совсем чистой. Но завидовала она не его жизни и материальной обеспеченности, Лана завидовала его внутренней свободе и смелости. Понимала, что никогда такой не будет. Чтобы махнуть рукой и в одночасье уехать, куда глаза глядят. Искать другое счастье. Лана от своего счастья была зависима и очень боялась его потерять. И другая любовь ей была не нужна. Да и не было в их отношениях с Вересовым любви, и с его стороны в том числе. Он её захотел. Как-то вдруг загорелся, захотел, как всегда с ним и бывало, и отдался бы своей страсти с головой, если бы не одно существенное «но» – его дружба с Ваней. Именно из-за неё Лана далеко не сразу поняла, что что-то изменилось, что-то происходит, и что друг мужа смотрит на неё совсем не по-дружески. Пашка ел её глазами, разве что не облизывался, и, признаться, он первый объяснил Лане, что она красивая. Ей и раньше об этом говорили, и Ваня говорил, но Ваня это Ваня, мужу положено говорить такое. Сама себя Лана красивой не считала, симпатичной, милой, у неё была красивая улыбка, но красота, о которой со временем начал говорить Пашка – это нечто другое. Она, в свои девятнадцать, одетая в простенькие джинсы и футболку с ушастым зайцем из «Плейбоя», которого раньше изображали на каждом шагу, даже на кроссовках, не понимала, о чём он говорит. К тому же, Пашка не держал её за руку, не заглядывал в глаза, она попросту не позволила бы этого, он говорил про её красоту с присущей ему горячностью и азартом. И советы давал.

– Ты должна это почувствовать, ты должна это впитать в себя. Ланка, ты с ума сойдёшь, когда поймёшь до конца.

Она хохотала над ним.

– Обязательно сойду!

– Дурочка, – фыркал Пашка. Качал головой. – Какая же ты ещё дурочка.

– Хочешь сказать, что я похожа на модель?

– Да причём здесь модели? – пренебрежительно проговорил он. – Я тебе о красоте говорю, а не о бизнесе. Для таких, как ты, моду создают, а не демонстрируют. У тебя хоть платье есть?

– Свадебное.

– Кошмар. Тебя надо в «Шанель» одеть.

– Паша, откуда такие познания?

– У меня врождённое чувство стиля. Не заметно?

Лана глянула на его джинсы с многочисленными прорехами, и с готовностью кивнула.

На «Шанель» Пашке было плевать. Он её хотел. В шикарном платье. Сейчас, спустя годы, когда в шкафу висело пяток платьев от «Шанель», а в арсенале памяти десятки красноречивых мужских взглядов, Лана это понимала. Слава был таким же. Он видел её в наряде за тысячи долларов, и у него, как у дикого зверя, волосы на загривке поднимались. Такие мужчины не редкость, они любят не просто глазами, они смотрят на мир сквозь грань бриллианта чистой воды. По крайней мере, думают, что это так.

Ваня был другим. Он не думал о её нарядах, об их стоимости, и Лана всегда считала, что за это его и любит. За то, что он видит только её. Но это совсем не значило, что её саму не интересовали красивые платья и магазины. В силу молодости, в силу женских пристрастий, но муж лишь закатывал глаза и посмеивался, и обсуждать с ним «женские причуды» никак не получалось. А подруг у Ланы особо никогда не было, по крайней мере, такой подруги, которой можно позвонить днём или ночью, и болтать по телефону по часу, обсуждая всякие глупости. В том возрасте, когда надлежало заводить крепкие дружеские отношения, Лана была увлечена и поглощена влюблённостью, острой и всеобъемлющей, затем готовилась к свадьбе и налаживала семейную жизнь. Подружки, которые и были, отошли на второй план. Кто уехал учиться, кто тоже замуж выскочил, и дружба сама собой сошла на нет. В институте было много девчонок её возраста, с ними было приятно болтать, иногда сходить в кафе, поговорить, в том числе и о нарядах, но после этого Лана торопилась вернуться домой, потому что Ваня не любил, если она возвращалась из города позже него. Его нелюбовь нужно было понимать, как проявление заботы. Свекровь порой заводила разговоры о том, что Лане не мешает завести хорошую подругу, «молодость – пора друзей», но как-то не получалось. Наверное, поэтому внимание приятеля мужа воспринялось, как проявление этой самой дружбы. Лана долго отмахивалась от Пашкиных долгих взглядов. И именно поэтому так долго и сильно винила себя после. Ей было приятно это внимание, ей было интересно и уж точно никогда не было с ним скучно. Паша умел обращаться с девушками, он её смешил, он за ней ухаживал, вроде бы и в шутку, но достаточно настойчиво. Он мог подарить цветок и опять же свести всё к шутке, а вот Ваня в какой-то момент почувствовал неладное, и стал присматриваться. К ним обоим.

– Скучно замужем стало? – спросил он как-то.

Лана в ту же секунду почувствовала тревогу. Тон был незнакомый, с издёвкой и намёком.

– Не говори ерунды, – сказала она в ответ, и широко улыбнулась любимому мужу. Ваня в тот раз ухмыльнулся, задержал на ней взгляд, но больше ничего говорить не стал. Но Лану его отступление совсем не успокоило. Ваня замолчал, но было понятно, что насторожился не на шутку. И всё это было непривычно, всё вновь, до этого Ваня никогда её не ревновал, да и повода не было. И Лане в голову не приходило, что такая ситуация в их совместной жизни вообще может сложиться. К кому он мог её приревновать? Он был первым и единственным, и в свои восемнадцать-девятнадцать лет Лана была уверена, что этот факт никогда не изменится. Все вокруг только и говорили о том, что они чудесная, красивая пара. Лана так привыкла к этому, что никого кроме мужа не видела.