– Лана, поверь. – Мама заглядывала ей в глаза и вкрадчиво улыбалась. – Вы просто очень молоды. Пройдёт немного времени, и вы так привыкните друг к другу, что ты не будешь понимать, как жить без него.

– Я и сейчас не понимаю. Но проблем это не решает.

– Вы так любите друг друга.

Лана хмуро смотрела на мать.

– Мама, я говорю тебе о другом. – Мама не понимала, о чём она говорит, это было совершенно ясно по её чистому взгляду. И тогда Лана спросила: – Что ты скажешь, если мы с Ваней переедем к нам?

Любовь Аркадьевна растерянно моргнула. Окинула быстрым взглядом маленькую комнату со старыми обоями, которую гордо именовала гостиной, и переспросила:

– Сюда? – И тут же рассмеялась, звонко и легко. – Лана, он никогда не уедет от родителей. Никогда.

Это замечание не на шутку зацепило. Лана была уверена, что мама забыла о своих словах тут же, а они стали поворотными в жизни Ланы. Она вдруг задумалась: а что же будет дальше?

Они женаты год, оба учатся в институте, Ваня подрабатывает у отца на лесопилке, и ощущение такое, что его полностью всё устраивает. У него нет никаких определённых планов на будущее, по крайней мере, он их не озвучивает, диплом о высшем образовании он, без сомнения, получит, но особо на него не рассчитывает, потому что он попросту его не волнует. Он распилкой занялся, приходит домой весь в опилках, пропахший древесиной и выглядит довольным. Мыслей о том, чтобы съехать от родителей и зажить своей семьёй, в нём тоже не наблюдается. Дом достаточно большой, они с родителями друг другу никак не мешают, и те даже не вмешиваются в их семейную жизнь. По крайней мере, так считается, хотя последнее слово в доме всё равно негласно остаётся за Владимиром Ивановичем, а на кухне царит Тамара Константиновна. Лана и там, и там на вторых ролях. А когда она всё же решилась заговорить с мужем о попытке найти собственное жильё, у него оказался припасён для неё железный аргумент.

– Лана, солнышко, кто же уезжает из родного дома без причины? От бабушки с дедушкой?

– От каких бабушки с дедушкой?

– Будущих. Вот родишь и сама спохватишься, что я, дура, от бесплатных нянек уехала.

Ваня посмеивался над ней, добродушно, а Лана чувствовала, что закипает изнутри. Кажется, и это без неё решили. Как всегда, забыли спросить. И опять из благих побуждений.

– И когда мы собираемся ребёнка родить? – спросила она, немного успокоившись. – Когда ты найдёшь работу?

– У меня есть работа.

– То есть, ты собираешься и после института бревна пилой пилить?

Расслышав в её голосе недовольные нотки, Ваня посоветовал себе повременить со сборами на работу, остановиться и выслушать. А для начала прояснить:

– А чем плохая работа? Деньги хорошие платят.

– Вань, ты издеваешься? Ты институт заканчиваешь, ты пять лет учился, как управлять людьми. А научился только бензопилой управлять?

– Тебе денег мало?

– Мне амбиций в тебе мало! – Лана вскочила с кровати. Отвернулась от него, в сердцах покачала головой. Комнату, в которой прожила год, окинула выразительным взглядом. – Ты же не хочешь мне сказать, что мы и через десять лет будем жить так?

– Во дворец переехать захотелось? – разозлился он.

– Да причём здесь дворец? Я просто хочу перемен. Я хочу, чтобы ты чего-то хотел! – выдохнула она ему в лицо. – Всё равно чего, но хотел. – Лана руками развела, отступила от мужа на шаг. – А тебя всё устраивает! Комната в родительском доме есть, работу тебе отец нашёл, и даже платят неплохо. И каждое утро тебе мама кашу варит. Даже не я, а твоя мама, потому что так тебе привычно! Потому что от моей манной каши ты покрываешься волдырями!

– Что ты выдумываешь?

– Нет, не покрываешься? Тогда почему ты её не ешь?

– Лана, ты не благодарная, – поразился он. – Мама тебе помогает, избавляет от стольких забот…

– А может, я хочу эти заботы? Мы прожили с твоими родителями год, и это замечательно. Я их люблю, Ваня. Но я не хочу жить с ними всю жизнь. Я хочу свой дом. Даже если это будет комната в общаге!

– Ты сдурела?

– Ты в следующем году институт заканчиваешь. И я ждала, что что-то изменится, что мы начнём самостоятельную жизнь. А что я слышу сегодня?

– Что?

– Как ты с дядей Вовой обсуждаешь, как дом расширить. Чтобы в дальнейшем нам тесно не было! С детьми! Вы и это уже решили?

– Перестань кричать. Ты говоришь какие-то глупости.

– Я знаю, что глупости, – созналась она, в момент сникнув и присаживаясь обратно на постель. – Но меня эти глупости волнуют.

Ваня подошёл и погладил её по голове. Даже не обнял и не поцеловал, просто погладил.

– Просто ты ещё маленькая, – сказал он.

– А зачем ты женился на маленькой? – попробовала возмутиться она.

– Потому что люблю, – спокойно ответил он, и у Ланы в душе закружили бабочки.

Это было привычное ощущение, она его прекрасно знала. Но если раньше бабочки кружили и кружили, то в последние месяцы они вели себя печально и выглядели устало. Вспорхнут, покружат и успокаиваются. И между ними, в образовавшейся пустоте, поселяется недовольство и раздражение.

Разговор с мужем ничего не изменил. И Лана знала, что не изменит. Ваня прав, для него и для всех вокруг, она маленькая. Её такой считали и всерьёз её мнения и решений не принимали. Её любили, о ней заботились, переживали, всегда готовы были помочь, но при этом всегда знали, как для неё лучше. Лана бы ещё поняла, если бы тревогу о её судьбе проявляла её собственная мать, но она была слишком занята своим браком, ей было не до дочери, которая так удачно, по её мнению, пристроена. А жить, зная, что от тебя самой ничего не зависит, довольно неприятно. Лана отчаянно скучала. Она захотела найти работу, но дома ей предложили родить ребёнка.

– Что люди скажут? – рассмеялся в ответ на её заявление свёкор. – Что мы невестку не в состоянии прокормить, что она и учиться и работать будет? У тебя муж есть, пусть он деньги зарабатывает. А ты живи в своё удовольствие.

В удовольствие никак не получалось. При этом Лана понимала, взглянув на её жизнь со стороны, решили бы, что она с ума сошла. С жиру бесится. Её любят, ценят, обеспечивают, а она всё недовольна. От этого ощущалось ещё большее недовольство, на саму себя. И Лана прекрасно помнила, что в то время она больше всего боялась забеременеть. Жизнь за забором да ещё с ребёнком на руках, который похоронит её пусть мелкие и пугливые, но амбиции и желания, казалась катастрофой. С ребёнком она окончательно станет Ланой Сизых и никем больше. Никогда никем не станет.

Но мужа она любила, и несоответствие желаний и реальности сводило с ума. Она любила Ваню. Помнила, каким он казался ей необыкновенным, сильным, смелым, как она любила с ним разговаривать, и какие планы они строили вместе. А теперь злилась на него, безумно злилась каждое утром, когда он ел на кухне мамину кашу. Ей стало казаться, что это никогда не изменится. Эта кухня, эта каша, и муж, который совершенно не хочет ничего менять. Его всё устраивает. Лана даже подозревала, что для Вани это и есть счастье – в этом доме, в спокойствие и размеренности. Что казалось странным и совершенно не соответствовало его внешности. Высокий, сильный, с лихой улыбкой и бравадой во взгляде. При первом взгляде могло показаться, что ему для счастья нужно без конца к чему-то стремиться и чего-то добиваться. А в душе Ваня был домашним и спокойным любителем маминой каши. Но какой толк хватать его за плечи, трясти и доказывать, что он не такой? Что он спрятался от самого себя, а на самом деле хочет другого? Даже не карьеры, чёрт с ней, а просто движения. Вперёд, назад, в сторону или вверх. Лане хотелось, чтобы муж к чему-то стремился. А он трижды в неделю возвращался с лесопилки и выглядел удовлетворённым и довольным собой. Её это убивало, но понимая, что изводя себя подобными мыслями, она портит свой брак, Лана в какой-то момент испугалась. Побоялась разрушить то, что есть, потерять мужа, семью, которую искренне любила, лишь хотела небольших перемен. Но настаивая и навязывая эти самые перемены, поняла, что всё портит, и решила отступить. На какое-то время, не навсегда. В конце концов, Ваня на самом деле окончит институт, и перед ним откроются новые дороги, и он должен будет сделать выбор. Все взрослые люди выбор делают в какой-то момент. И Лана решила подождать.

Пашка, Павел Вересов, не появился в их жизни ниоткуда, он всегда был. Так же, как они когда-то, бегал по этой улице, рвал яблоки в чужих садах, гонял на велосипеде, и считался, как и его родители, коренным жителем Восточной. Правда, они не жили здесь постоянно. Когда-то на их улице жила его бабушка, Пашка проводил у неё в доме каникулы и выходные, к тому же, ехать издалека не приходилось, лишь из центра города, где проживал с родителями. Его отец ещё в девяностых занялся бизнесом, и до нулевых упрямо держал марку, планку, знамя и всё, что мог держать. Миллионов, по крайней мере, в долларах не заработал, но по меркам города человеком слыл солидным и обеспеченным. Пашка появлялся то в дорогущих джинсах, то с мобильным телефоном, Лана помнила, что первый мобильный телефон увидела именно у него в руках. А на восемнадцатилетие получил от родителей в подарок автомобиль. И столь грандиозный подарок для Паши никого из знакомых не удивил. Если бы машина появилась у Вани Сизыха, обсуждали бы несколько недель, а Вересовы это Вересовы. Торгаши, как их за глаза называли на улице. Шёпотом и за спиной, потому что в глаза принято было улыбаться. Да и не улыбнуться Пашке было трудно. Несмотря на свою явную избалованность, парнем он был весёлым, приятным, немного бесшабашным, правда, и не боялся совершать глупости. Не потому, что был уверен в своей безнаказанности, он просто не боялся. Даже в детстве он был заводилой, первым лез через забор или прыгал с тарзанки в озеро, всегда готов был нарушить правила и первым просил прощения при необходимости, беря вину на себя. И взрослея, его опыты над своей неуязвимостью лишь набирали обороты.