Дори рассмеялась. Господи, благослови этих Хаулеттов. Они действительно гораздо забавнее, чем старые комедии. И наблюдать за ними куда интереснее.


Во всем Колби было два салона красоты. Один из них, «Дворец красоты Труди», располагался в бывшем гараже.

— Боже мой, — приговаривала Труди, поворачивая голову Дори из стороны в сторону. — Хорошо еще, что мне нравится решать творческие задачи. Кто же это тебя так обкорнал!

И это говорила длинноволосая блондинка, настоящая красавица.

Дори натянуто улыбнулась.

— Ну, не волнуйся, милочка. Последний твой парикмахер был явным маньяком, но зато теперь ты сидишь в моем кресле. — Она расхохоталась и начала всерьез оценивать имеющиеся в ее распоряжении возможности. Сердце Дори упало.

— Может, лучше подождать, пока отрастет подлиннее? — нервно спросила она, дотрагиваясь до бесценного клочка волос на виске.

— Ну уж нет, дорогая моя, — ответила Труди и достала ножницы. — Я уже готова перевернуть всю твою жизнь.

Перевернуть куда? Дори подумала, что еще не поздно сбежать отсюда, но замерла на месте. Труди стригла волосы как истинный мастер своего дела. Руки ее будто стали продолжением ножниц. Волосы летели вокруг. Огромные пряди темных волос мягко падали на пол у ног. Горсть за горстью бесценные длинные локоны ложились к ногам. На них наступали, они покорно терпели такое вольное обращение. Дори закрыла глаза.

— Ну, что скажешь, милочка? — наконец спросила Труди, поворачивая кресло, чтобы она могла взглянуть в зеркало.

Глядя на свое отражение одним глазом, Дори подумала, что родилась заново. Труди остригла волосы совсем коротко, уложила их по направлению к лицу и перенесла макушку на левую сторону, чтобы получше скрыть все еще слишком коротенькие прядки на этой стороне. Из-за этого глаза стали казаться просто огромными, а высокие скулы подчеркивались так, что ей позавидовала бы любая модель. Женщины расплакались бы от зависти, если бы не…

— У меня есть чудный маскирующий крем для этих твоих шрамов. Никто и не узнает, что они здесь были.

— Нельзя, — сказала Дори, все еще очарованная чудом, смотрящим на нее из глубины зеркала. — Они еще слишком свежие. Можно занести инфекцию.

Если держать голову под правильным углом, шрамов вообще не будет видно. Она выглядела как и раньше — но только с новой классной прической. Почему Кармелла до аварии не предлагала ей попробовать короткую стрижку?

— Посмотри-ка. — Труди опустила воротник и показала шрам на шее от операции на щитовидной железе. — Мне сделали ее два года назад, а сейчас уже почти не видно. Твои шрамы такие тонюсенькие. Не воспаленные, совершенно нормальные. Должно быть, над тобой поработали настоящие мастера по пластической хирургии. Господи, да у меня остаются отметины куда хуже твоих шрамов, если я всего лишь посплю лицом в подушку.

Дори повернула голову, чтобы рассмотреть шрамы через волшебное зеркало Труди. Конечно, они никуда не исчезли. И даже очень выделялись на фоне бледной кожи. Но она прислушалась к голосу врача внутри себя, который говорил, что надолго они не останутся. Они станут бледнее, причем намного бледнее. Они настолько тонки, что если даже и не исчезнут совсем, то обязательно станут почти незаметны.

И то же самое произойдет с остальными шрамами, поняла она, поднимаясь из магического кресла Труди. По крайней мере, с внешними. Те швы, которых не видно, глубокие, где повреждения были куда более серьезными, — вот на них уйдет побольше времени. Может уйти, поправила она себя, если не начать заботиться о них прямо сейчас.

— Сколько стоит такое чудо? — улыбаясь, спросила она Труди.

— Нисколько. — Та подняла обе руки, показывая, что никакой платы она не возьмет.

— Что? Почему?

— Было бы несправедливо. Собрать все эти деньги, а потом взять с тебя тоже.

— Собрать деньги?

— Дорогая моя, ты сейчас повеселишься, — предупредила ее Труди. — На собрании Бюро фермеров на той неделе мы поспорили, к кому ты придешь в первую очередь — к доктору Бисли или к Денису Вейну, в аптеку. Ну, и я тоже решила поставить пару центов на то, что ведь ты женщина и поэтому первым человеком, на поиски которого ты отправишься, будет хороший парикмахер. Так что теперь я получу от этих глупых фермеров столько, что смогу бесплатно стричь тебя до самого Рождества. — Она вдруг остановилась. — Что-то не так? Ты как-то странно выглядишь, милочка.

— Нет. Все нормально. Поздравляю, — ответила Дори, покачав головой и сдерживая смех, хотя это, конечно, затронуло ее гордость. — Здорово, что ты получишь эти деньги. Ты их заслужила по праву. Но я все равно оставлю тебе чаевые. — С этими словами она положила на столик десять долларов.

Хотя ни один человек не обернулся ей вслед, когда она ехала по улице Рейндж, Дори точно знала, что все смотрят на нее. Проезжая фермы, она просто ощущала на себе пристальные взгляды через бинокли. Она даже попробовала опуститься пониже в глубоком кожаном сиденье машины. Ей было знакомо это чувство, что на тебя постоянно смотрят, тебя рассматривают. Люди не столько рассматривают, сколько обсуждают потом то, что увидели. А от Труди и любого из десятка людей, взглянувших хоть раз в ее сторону, весь город узнает, как она провела утро и как выглядела перед обедом.

Поэтому она совершенно не удивилась, услышав, как грузовик Хаулеттов подъезжает к дому. Сразу вслед за этим раздался коротенький стук в дверь.

— Мы пришли посмотреть на твои новые волосы, — отрапортовал Бакстер, как только она открыла дверь.

— Правда? Ну, тогда… привет, — сказала она, развеселившись.

— Труди сказала, что на них просто обязательно надо посмотреть. — Глаза Флетчера сияли, как будто речь шла об их общем секрете.

— Тогда смотрите, — сказала она, выходя на крыльцо и поеживаясь на прохладном апрельском ветру. Гил стоял, прислонившись к дверце грузовика, разрешив сыновьям такое поведение, но сам явно отказываясь проявить хоть какой-то интерес к ее новой прическе. Непонятно почему, се это ужасно разозлило.

Медленно поворачиваясь, она спросила детей:

— Ну, и как вам?

— По-моему, ты просто очень красивая, — прочувственно заявил Бакстер. Флетчер же только кивнул, показывая свое полное одобрение. Дори потрепала Бакстера по ярко-рыжим волосам, доставляя ему этим явное удовольствие и одновременно выполняя свое давнее желание.

Потом она повернулась к Гилу.

— Что скажешь?

Она выглядела в этот момент слишком счастливой и слишком уж «очень красивой», чтобы он мог просто сказать, что она ему нравится. Или что она ему очень нравится. Или что он и представить себе не мог, как сильно может подействовать на него женщина с огромными, яркими и счастливыми глазами и сияющей улыбкой. Это была одна из таких типично женских ситуаций, где нужно нечто большее, чем просто слова, решил он, подходя поближе к крыльцу.

Он медленно обошел вокруг нее, подмигивая мальчишкам. Внимательно рассмотрел прическу, потрогал маленькую кудрявую прядку около щеки. В первый раз он видел ее при дневном свете без темных очков. Огромные золотисто-карие цыганские глаза подчеркивали темные густые ресницы. А в глазах светилась радость и веселье. Да, для этих глаз его душа стала легкой целью.

В конце концов он остановился напротив нее и кивнул.

Она была откровенно счастлива. Руки снова дрожали, но уже не от страха. Она видела одобрение в его взгляде. Видела, что очень нравится ему. Ну, вот сейчас он отпустит какой-нибудь комплимент. Надо взять себя в руки, чтобы не очень покраснеть.

— Когда они опять отрастут? — спросил он, наблюдая как медленно меняется выражение ее лица, и наконец громко расхохотался. — Да я шучу. Ты выглядишь просто классно, — и добавил, слегка изменив голос и добавив нотку таинственности, возможно даже сам не заметив этого: — Ты действительно очень здорово выглядишь.

— Спасибо. — Господи, как же трудно иногда вести себя скромно! А еще труднее оказаться достойной особого отношения мужчины.

— Мэтью просил передать, что ты можешь прийти со своими волосами на ужин, чтобы он тоже их увидел. Если хочешь, конечно, — сказал Бакстер, как будто выполняя последний пункт указания.

— Мне бы очень хотелось, но я, к сожалению, не смогу — другие планы, — ответила она, мысленно представляя неначатую банку консервированного супа, стоящую в буфете.

Наслаждаться вниманием и обожанием троих проницательных джентльменов, стоя на своем крыльце, — это одно, в данный момент это даже можно считать терапией. Но ужинать вместе с ними? У них дома? Видеть, как они живут? А потом впустить их в свою жизнь?

Гил заметил ее нерешительность, понял, в чем дело, и высказал свое мнение.

— Ничего особенного не будет, — сказал он. — Простой горячий фермерский ужин.

Он был прав. Она вполне могла поужинать, не чувствуя себя эмоционально обязанной им. Двое забавных ребятишек и красивый чувственный мужчина — этого слишком мало, чтобы заставить ее раскрыться в своих чувствах и снова оказаться в легкоуязвимом положении. Она никого больше не подпустит к себе так близко, чтобы люди могли сделать ей больно. А семейство Хаулеттов для общения совершенно безопасно.

И она с нескрываемой радостью приняла приглашение.

ГЛАВА 4

— Бакс, а ты был прав, — гремел голос Мэтью Хеммикера, в котором звучали мягкие и теплые нотки. — Она действительно красивее мисс Кэллоуэй. И красивее мисс Джуди.

Он взял руку Дори в свою огромную теплую лапищу и наклонился, чтобы тихонько сказать:

— Он безнадежно влюбился в учительницу, но как только появилась ты…

— А кто такая мисс Джуди? — шепнула она в ответ, стараясь понять, у кого она выиграла.

— Из воскресной школы. Тоже давняя его любовь.

Мэтью Хеммикер был одним из тех мужчин, в кого женщины влюбляются безответно с самого первого взгляда. Огромный широкоплечий, настоящий медведь, но мягкий и добродушный, как плюшевый медвежонок. Открытое доброжелательное лицо. Копна рыжих с проседью волос. Ему не надо было ничего говорить, стоило лишь взглянуть на него, и вы понимали, что сердце этого человека размером с весь штат Канзас.