Октябрь-месяц неизменно принес в город настоящий осенний холод, первые заморозки, рисующие узоры на поверхности грязных луж, серость и тоску в душе, пар изо рта и многочасовые очереди в «Шиномонтажи», где в ожидании готовности своей машины можно было успеть прочитать сборник стихов поэтессы «серебряного века» Зинаиды Гиппиус от корки до корки раза эдак на три.

            Женя работала с утра и, по своему обыкновению, встав заранее, в шесть часов, но просидев с кружкой кофе за передачей «С добрым утром, город!», где шла ужасно увлекательная рубрика «Самоделкин», в которой сегодня демонстрировали, как из старых, дырявых носков сделать превосходную римскую штору на окно, она припарковалась у входа ровно за три минуты до восьми часов, а провела магнитным пропуском по замку входной двери на фирму ровно за минуту до установленного начала рабочего дня, так что теперь она, с раскрасневшимися от холода на улице щеками, на ходу расстегивая свою пуховую куртку персикового цвета и громко стуча каблучками сапожек, вихрем влетела в секретарскую и плюхнулась на свой стул, быстро, коленом, ткнув круглую кнопку включения компьютера на процессоре под столом, который кто-то чертовски догадливый закрепил как раз на этом удобном уровне, и даже не сразу заметив огромный букет нежно-розовых хризантем, украшенных белыми бусинками и серебристыми блестящими бабочками на зажимах, возвышавшийся в голубой, толстопузой вазе, заботливо вытащенной кем-то (наверное, тем же, кто и притараканил этот огромный букетище в такую рань) из тумбочки в углу секретарской.

            Женька так и замерла, уставившись на цветы огромными, ошеломленными глазами, забыв даже раздеться и обуть туфли, не говоря уже о том, чтобы взять трубку, потому что рабочий телефон по линии «город» уже вовсю тренькал около Жениной правой руки.

            Медленно встав и восторженно разглядывая букет сияющими глазами, Женя с удовольствием наклонилась к нему и, вдохнув тонкий, цветочный аромат, очень слабый, но такой свежий, зеленый и нежный, девушка легко коснулась лепестков кончиками пальцев и поймала себя на том, что сейчас стоит и по-дурацки улыбается, совсем как маленькая девочка.

- Ух ты, ух ты, какие цветочки!.. – шепотом восхитилась Женька, разговаривая, как и все обычные, совершенно нормальные люди, сама с собой. – А вот интересно, они вообще кому?.. Светке, наверно?.. А может, мне?.. – наивно, с надеждой шепнула Женька и вдруг заметила небольшую, квадратную открытку, придавленную вазой.

            С круглыми от переполнявших ее эмоций глазами, Женя аккуратно достала карточку и с невероятным удивлением и бешеным стуком в сердце прочитала на лицевой стороне: «Евгении З.»

- «Евгении З.»… Так… это мне!!! – воскликнула она, снова улыбаясь во весь рот, как дурак, и с безграничным счастливым удивлением вновь посмотрела на цветы. – Ничего себе!.. Так, стоп. Что это здесь… - она перевернула открытку и на обратной стороне увидела фразу, написанную почти печатными, но ровными и очень аккуратными буквами:

            «Милая Женечка, ты нежна и прекрасна, как эти цветы. Каждый лепесток – тебе, от моего раненного сердца».

- Каждый лепесток… раненного… - вслух шепнула Женька и так и осела на стул, засмеявшись от радости. Никогда в жизни ей еще не писали столь романтичных записок, да еще анонимно!! Как же это… круто!!!

            Вне себя от радости и гадая, кто бы это мог подарить ей такой чудесный букет и такие чудесные слова, Женя еще на несколько раз перечитала карточку, краснея от девичьего восторга и маленького женского счастья, и с любовью уставилась на цветы, а потому, уплыв в мир романтики, рыцарей и принцесс, не сразу заметила, что в секретарскую почти «лунной» походкой вплыл Семен, сегодня выедающий глаза окружающих светло-зеленой рубашкой, красным, как сигнал светофора, с черными горошинами галстуком, темно-синими джинсами и черными (видимо, в цвет горошин) кедами с психоделической, почти такой же, как и он сам, размалеванной в кричащие оттенки, пустой кружкой в руке.

            Красиво и мягко, словно лучик солнца, пробившийся сквозь тюль на окне, улыбнувшись и блеснув на Женю веселыми глазами через модные, квадратно-прямоугольной формы очки, он неожиданно вернул Женю из мира грез следующей фразой:

- Привет тем, кто всегда приходит почти вовремя! Как прошли выходные без любимого «ЧП»??? О, это что, хризантемы? Прелесть… - оживленно мурлыкнул он, подлетев к букету и, как и Женька, с наслаждением его понюхав. Хитро посмотрев на все еще удивленно теребящую в руках открытку девушку, он с любопытством проговорил:

- Ну и кто это нам его подарил, а?? Колись давай, Жека, ты же знаешь, истина, рано или поздно, всегда вскрывается!

            Женька резко подняла на него огорченные и разочарованные глаза:

- Так это не твой букет?!? Ну-у-у, Семка, тогда я даже не знаю… - грустно и задумчиво протянула она, положив перед Семеном на стол карточку с романтичными печатными буквами и вздохнув.

            Семка поднял брови и тепло заулыбался, ободряюще проговорив:

- У-у, рыжик, ты что, расстроилась?? Не печалься, Жека, я ведь не знал, что ты цветов хочешь, обещаю, подарю тебе самый прекрасный букет, если… - он хитро подмигнул и подошел к кофемашине, сунув туда свою, кем-то нервно расписанную, наверное, человеком, который никак не мог остановиться на каком-то одном цвете, кружку и нажал кнопку двойного «капучино».

- Если?.. – захохотав, переспросила Женька. – Будет еще «если», наглая ты морда?!?

- Конечно! – невозмутимо заявил Сема с той же теплой улыбкой, с которой вошел, нисколько не смущаясь того, что обычно девушкам букеты дарят как бы «просто так». – Если ты пойдешь со мной на фестиваль скульптур из металлолома! – ликующе заявил он, а Женя прыснула, захохотав еще больше. – С сегодняшнего дня в музее Архитектуры начинается. Приду с букетом. – заговорщически шепнул он, будто это должно было решить все.

            Женька с трудом просмеялась и покачала головой:

- И что? Я среди разных кривулек из пустых консервных банок буду выхаживать с цветами, чтобы люди, не дай Бог, подумали, что у нас с тобой там свидание??? О-о-очень романтично: огромный букет, сгибающий меня пополам, ржавый мусор в цвет моих волос, который несколько творческих личностей пожалели выбрасывать, бесплатный вход и ты – весь такой в зелено-красно-желто-синем, таскающий меня за руку от одного экспоната к другому с бешеным взглядом… Да ну тебя нафиг, Семен, сводил бы уж тогда сразу в психушку, там мы бы как раз с толпой слились… Никаких букетов!!! – пригрозила она ему, а Семен расхохотался:

- Ну, если это твое условие, то я согласен! Ничего тебе не приношу, а ты идешь со мной? Сегодня. – важно добавил он тоном, не терпящим возражений.

            Женька вздохнула и улыбнулась. Предложения ее нового друга всегда были очень экстравагантными и интригующими, да и, честно говоря, она и сама любила некоторые «странные» виды искусства, поэтому без всякого сомнения согласилась:

- Ладно, Карташов. Услуга за услугу. Глянь, пожалуйста, может, ты узнаешь почерк?

            Семен с интересом взял из рук Жени открытку и, прочитав, сделал умильное лицо:

- Сюси-пуси, как мило! Я сейчас растаю, словно шоколадка. Не, это точно не Краснохатов. Он бы до такого не додумался. – философски изрек Семен, положив карточку обратно Жене на стол.

            От фамилии заместителя директора, который теперь обивал пороги секретарской с куда большим интересом, чем до появления в ней нашей рыжеволосой особы, девушка сморщила нос: внимание зама ее очень раздражало, даже, можно сказать, он был ей попросту противен со своими маленькими, пошлыми глазками, никогда не поднимающимися выше линии грудной клетки, и огромным, румяным и круглым, словно подушка, лицом.

- А почему это сразу Краснохатов??? – угрюмо и возмущенно буркнула Женя, недовольно поглядев на Семена. – У нас на фирме мужчин больше нет, что ли?

            Семен хохотнул и пожал плечами.

- Ну, по крайней мере, из всех остальных больше никто так открыто не выражал свою симпатию к тебе. А для Павла ты – цель номер один сейчас. Видела бы ты, как он душится, прежде чем к Минаеву пойти! Вот смех! Как будто дорогой одеколон может скрыть его не самые лучшие намерения на твой счет. Кстати, - хмыкнул он, хлебнув из кружки кофе и поморщившись, - кофе опять бурда.

            Он подошел и похлопал по кофемашине с левой стороны, усмехнувшись:

- Еле теплая. Бьюсь об заклад, ее включили за минуту до твоего прихода.

            Женька угрюмо поджала губы: опять проделки этих дурных Гордеевой и Старцевой! Она точно помнила, что оставляла кофемашину включенной в пятницу вечером, когда уходила, потому что сборщики из производственного цеха имеют обыкновение выходить по выходным на работу и девушка благосклонно оставляла им возможность пить кофе – хоть какое-то удовольствие в испорченный работой выходной!

            Поскольку кофемашина была большой, то и воды в бачке было много, а для того, чтобы ее нагреть до необходимой температуры, требовалось, как минимум, пятнадцать, а то и больше, минут. Обреченно вздохнув и нахмурившись, Женя посмотрела на фотографию Виктора Петровича Минаева над кофемашиной на стене и пробурчала:

- Отлично. Сын бога кофемашины мне этого точно не простит.

            Семен засмеялся, и в этот момент послышались уверенные и стремительные шаги в коридоре. Женька встрепенулась: эти шаги она уже очень хорошо знала. Быстрее пули девушка скинула куртку с плеч, небрежно уронив ее на пол рядом со своим стулом и за долю секунды расстегнула и скинула сапоги, сунув ноги в туфли и одновременно сгорбившись около монитора с самым кротким и рабочим видом, на который она только была способна, лишь бы у Минаева не возникло нехорошего подозрения, что девушка пришла лишь пять минут назад и ничего важного еще даже и не думала делать, не говоря уже о шести пропущенных звонках на телефоне, раздраженно напоминающих ей о своей обязанности маленькой противной циферкой в углу дисплея аппарата.