- На лекции, Зябликова, а вот ты почему не здесь?!? Ты хоть понимаешь, что преподы скоро раскусят нашу схему и смекнут, что вместо рыжей дурынды во время проверки посещения за нее отвечает дебильным писклявым голосом один черноволосый качок?!? Меня, между прочим, подкаблучником уже считают, и это не только Илья!

   Женя прыснула и примирительным тоном запричитала:

  - Ну, Димочка, ты же понимаешь, что у меня как-то не клеятся отношения с особями женского пола, поэтому кроме вас двоих мне не на кого больше рассчитывать! И подкаблучник - это разве плохо? Не слушай тех, кто говорит об этом с презрением, потому что сейчас им нужен брутальный, упертый, зацикленный на себе и своих интересах единорог, а замуж пойдут они как раз за такого, как ты, который умеет пойти навстречу женщине...

  - Женька! - еще больше возмутившись, зашептал яростным темпом Дима. - Я и так сейчас на лекции по гражданскому праву, ты-то хоть мне мозги не засоряй своими философскими, якобы "утешительными" мыслями! Чего там у тебя на этот раз? Новая работа? Семейный форсмажор? Или просто какой-то мажор? - добавил он уже с ехидным любопытством, а девушка рассмеялась:

  - Не угадал, Сосновский. Всего лишь машину покупаю. И на новую работу, кстати, тоже устроилась, смена через полтора часа. Ну так ты меня выручишь? Мамино печенье - не забывай! - напомнила она про ответное подношение и с надеждой прижала трубку к уху.

   Димка вздохнул и все тем же недовольным шепотом проговорил:

  - Ладно, дурында Зябликова, так уж и быть. Я готов, но все мои жертвы только ради печенья, поняла? И за новую точилку ты нам в баре проставишься, подруга, и это не обсуждается.

   Женька победно вскинула кулак.

  - Да не вопрос, Димулечка! Спасибо, спасибо, ты самый лучший!

  - Тогда выходи за меня замуж. - последовал незамедлительный наглый шелест.

  - Ни за что. - весело отчеканила Женька и хихикнула:

  - Пока, милый, вечером позвоню! - и положила трубку.

   Игорь в шутку укоризненно поцокал языком, а папа, внимательно слушавший ее разговор, нахмурено спросил:

  - Это что, был твой парень, дочь? А почему ты нас с матерью с ним не знакомишь? У него что, рожа на затылке?

   Женька захохотала и, перегнувшись через Игоря, похлопала отца по плечу:

  - Нет, папуля, он очень даже ничего, но мы просто учимся в одной группе, вот и все.

   Отец удрученно покачал головой.

  - М-да. Современная молодежь катится к чертям. Если просто однокашники общаются друг с другом на уровне "сюси-пуси", то как разговаривают молодые парочки, ума не приложу?

   К счастью для Жени и Игоря, разговор на тему современных нравов был прерван неожиданно подошедшей очередью в кабинет, и ребята, наконец, вздохнув от облегчения, толкнули серую, потрепанную временем и миллионами рук дверь.


  *** "Плюс"


   Около половины второго жутко довольная, но ужасно взволнованная от предстоящего первого рабочего дня или, уже вернее сказать, вечера, Женя подъехала на парковку около высокого, двенадцатиэтажного здания промышленного завода, за которым и начиналась огороженная забором территория, вмещающая в себя большие и маленькие цеха, производственные и складские помещения, а также столовую для рабочих и другие сооружения, представляющие собой офисы. Промышленная организация "Черный полюс" снимала у этого самого завода, тоже работающего на Министерство обороны, целых два этажа в высотном здании: шестой и седьмой. Евгения уже однажды была там, на собеседовании, поэтому прекрасно знала, куда нужно идти, тем более, что менеджер по персоналу - высокий, статный седой мужчина в очках, с выправкой бывшего военного и подобным же резким и звучным голосом по имени Колпаков Федор Игнатьевич, тщательно и под запись проинструктировал девушку насчет того, какие процедуры ей необходимо будет пройти, чтобы работать в Святая Святых ЗАО "Черном полюсе".

   Поколесив туда-сюда по забитой битком парковке, Женька, от нервного возбуждения чувствуя, как немеют ее пальцы, а жар, вперемешку с холодом и дрожью накрывает ее тело, испытывая ее на прочность, уже было отчаялась воткнуть свой маленький, узенький желтый "Опель" хоть куда-нибудь, и что прекрасная, а главное - хорошо оплачиваемая работа в "Черном полюсе" куда-то пролетает мимо, удобно устроившись на той самой фанере, когда-то побывавшей в Париже, но в этот самый момент впереди, машинах в десяти от нее, вдруг зашевелился какой-то серый, тоже небольшой автомобильчик, аккуратно выезжая задом со своего места и также аккуратно убравшегося прочь.

  - Фу, Слава Богу, Господи!! - вздохнула Женька с неимоверным облегчением и, глянув на часы и понимая, что она в трех минутах от катастрофы и краха возможной прекрасной карьеры самого лучшего секретаря на этом свете, нажала на газ, рванув туда.

   Место было, прям скажем, даже не на целую машину, поскольку счастливая и взволнованная Женя, считавшая, что Бог благословил ее с небес, даровав ей это место и возможность еще успеть на свою новую работу, с огромным трудом втиснулась между двумя автомобилями, особо не разглядывая своих "соседей", а только задним умом отметив, что обе машины гораздо крупнее ее "канарейки", а значит, дороже, после чего тяжело и очень осторожно вылезла в узенькую щель своей двери, обтерев при этом половину не очень чистого кузова своего "Опеля", но, не обращая ни на что внимания, схватила сумку и рванула в здание.

   Следуя четким инструкциям товарища генерала Колпакова, Женя дрожащей от волнения и спешки рукой протянула милой женщине, лет так восьмидесяти, с лучезарным лицом человека, улыбавшегося последний раз, наверное, еще в 1992 году, до распада Советского Союза, приказ на выдачу ей магнитного пропуска, после чего послушала добрую историю о том, что "с такими приказами надо бы к восьми утра приходить, как все нормальные люди, а не тогда, когда у работающих в поте лица людей обед начинается", и, наконец, была направлена в маленькую, темную комнатку со шваброй в углу, без единого намека на окно, но зато с недешевым фотоаппаратом, установленным на треноге напротив старого, скрипучего стула, для фотографии на пропуск.

   Через тяжелые, ощущаемые как каждая капля ледяной воды, упавшей из душа на голую кожу спины, пятнадцать минут, Женька, наконец, стала счастливой обладательницей белой магнитной карточки с порядком ошалевшим, как будто ей только что сделали электрофорез, и лохматой, как Лев Бонифаций, ею же самой на фотографии не очень хорошего качества.

   Пройдя, наконец, через контрольно-пропускной пункт, Женя бросилась к двум производственным, а потому - огромным лифтам с левой стороны от входа. Втиснувшись в железную, громыхающую кабину вместе с двумя мужчинами в синих рабочих комбинезонах, припертая со всех сторон каким-то огромным железным ящиком на тележке, который они любезно вкатили за собой, Женя еле дотянулась до кнопок и нажала на цифру семь, чувствуя, что еще чуть-чуть - и ее нервы полопаются и будут выглядеть как рваные струны на гитаре после не очень бережного к ней отношения.

   На ее счастье, железный контейнер и рабочие держали путь на четвертый этаж, поэтому за пару секунд до выхода в пункте назначения взмыленная девушка успела встряхнуть блузу и одернуть юбку. С распушившимися во все стороны волосами она уже все равно ничего не могла поделать.

   Двери открылись, обнажив просторную лестничную клетку с большим окном и широким подоконником, на котором стояли несколько заполненных окурками пепельниц, а также дверь с магнитным механизмом слева: войти в нее мог лишь тот, у кого был доступ на магнитном пропуске с ужасающей фотографией.

   Однако, воспользоваться своим новым приобретением Евгения не успела: на лестнице, важно выгнув спину колесом и подняв седую голову к потолку, задрав нос к самой его белой штукатурке, в идеально выглаженном сером костюме и черной рубашке с галстуком в крапинку, четко и гордо чеканя шаг, отдыхая на каждой ступеньке, поднимался сам генерал Колпаков Федор Игнатьевич, в свои явно не молодые годы не желающий терять форму и демонстрировать современной молодежи, что шестидесятилетний организм бывшего генерала мотострелковых войск может давать сбой.

   Увидев Женьку, застывшую у лифта с вытаращенными от адреналина и нервного возбуждения глазами, он на мгновение остановился и посмотрел на наручные часы, причмокнув губами:

  - Ага, здравия желаю, Евгения Эдуардовна! Без пяти минут четырнадцать ноль-ноль... Непунктуально, Евгения Эдуардовна, непунктуально... Завод у нас большой, поэтому на перемещения по территории, имейте ввиду, нужно время, значит, отставить опоздания, приходим в следующий раз заранее, понятно, товарищ секретарь генерального директора?

   Женька потупилась, скромно сжав руками сумочку. Она и сама терпеть не могла опоздания, но ее сущность была против того, чтобы девушка везде успевала: Женя умудрялась приходить минута в минуту почти всегда, поэтому зачастую ей приходилось бежать следом за отходящим от остановки и гораздо более пунктуальным, чем она, автобусом или трамваем, рассчитывая только на доброе, незлорадное и понимающее сердце водителя, завидевшего в заднее стекло несущуюся рыжеволосую и всклокоченную дылду на каблуках с огромными и отчаянными фиолетовыми глазищами. Она боролась с собой, как могла, пытаясь вставать раньше, собираться быстрее... Но, увы. Почему-то каждый раз происходило одно и то же, иногда по ее воле, иногда - по не зависящим от нее обстоятельствам.

  - Извините, Федор Игнатьевич. Такого больше не повторится. - послушно проговорила она, виновато посмотрев в его строгие голубые глаза, внимательно и пронзительно изучающие ее.

   Федор Игнатьевич подошел ближе и вдруг, по-доброму, усмехнулся:

  - Ну-ну, это мы еще посмотрим. А сейчас вперед, новичок, тебя ждет Светлана.