Сергей не мог не смотреть на нее, не мог не сжимать в объятьях, наслаждаясь ее состоянием, умирая от счастья, мечтая держать ее в руках вечно, целовать ее лоб, нос, эти веснушки, эти румяные щечки, вдыхать ее запах и… взрываться бешеным фейерверком вместе с ней, с трудом вдыхая и выдыхая, с трудом сдерживая себя на грани волшебного завершения, тоже ощущая обжигающую дрожь…

Он жадно, любовно смотрел на нее, а она, положив голову ему на грудь, тяжело дышала, а из глаз ее лились слезы, все сильнее… Она всхлипывала, дрожала, неистово обнимая его, не позволяя выпустить из рук, и Сергей до боли стискивал ее в своих объятьях, ощущая ее дрожь и ненавидя себя, ненавидя снова и снова злясь…

- Женя. – тихо позвал он ее шепотом, хриплым, еще страстным, да разве он мог успокоиться рядом с ней хоть на секунду???

Он злился на ее слезы, отчаянно желая, чтобы она вернулась к нему, но Женя лишь покачала головой и, подняв на него обессиленные, сияющие глубокой болью и безнадежностью глаза, вдруг потянулась и поцеловала его в губы…

Вспышка, вспышка, о, Женя, прошу, не целуй так, это прощальный поцелуй, я чувствую, прощальный, я не могу тебя потерять, я не могу без тебя жить, не могу ни единой секунды, прошу, не делай этого, я все исправлю, я, черт возьми, планету с ног на голову переверну, я все исправлю, только не оставляй меня, ты нужна мне, ты нужна мне, ты нужна мне…

Губы, такие нежные, но в них будто сосредоточилась вся ее любовь, все ее отчаяние, вся боль… Она не могла иначе, она была слишком правильной…

Секунда… Она посмотрела на него, сердце, сердце Сережи разрывалось от боли, он провел рукой по ее щеке… Она плакала, он все летел и летел дальше в свою болезненную пустоту, одиночество, отчаяние… Как же больно, он никогда не испытывал столько боли…

Женя тяжело вздохнула и, бросив на него последний, любящий взгляд, слабой рукой нажала на кнопку этажа, медленно убрав с себя его руки и встав на пол, оправляя платье.

- Женя… - севшим, отчаянным голосом позвал он, но она лишь посмотрела через слезы в его глаза и покачала головой:

- Я научусь жить без тебя, Сережа… И ты научись как-нибудь. У тебя семья. Это был последний раз…

Дверь лифта отворилась, и Женя, обходя столпившихся на площадке людей, стремительно убежала, закрывая лицо руками, а Сергей с огромной, разрывающей его душу болью смотрел ей вслед, все еще чувствуя на губах ее поцелуй, а в руках, словно ожог, - ее нежное тело.

Глава 19

Глава 19. «Плюс»

Февраль закончился, а вместе с ним и медленно ползущий в сторону лета, приятный, поднимающий настроение и заставляющий все чаще улыбаться на солнце и снимать шапки – и март, уступив место то теплому, то лютому, то дождливому, то снежному, то солнечному, то пасмурному апрелю.

На жухлых и грязных газонах, даже там, где во дворах они были умело и беспечно использованы под парковку автомобилей, на всех незаасфальтированных участках земли стала пробиваться свежая, зеленая трава, а деревья окружились бледной, нежной дымкой листвы, предвкушая все больше и больше теплых дней впереди…

Кошки громко мяукали, молодежь все чаще застревала парочками на каких-нибудь скамейках в парках, обнимаясь, целуясь или даже просто глядя друг на друга влюбленными глазами… Даже Игорек Сторожев вдруг случайно обнародовал свою страшную тайну, что он уже давненько общается с сисадмином своей фирмы по «скайпу» и в социальных сетях, стремительно наращивая обороты и уже желая перевести виртуальное общение в разряд реального…

Все кругом цвело и впадало в беспросветную романтику… А Женя все барахталась в своем море боли, пытаясь найти хоть что-нибудь, хоть бревно, хоть спасательный круг, хоть нащупать камень под ногами, чтобы перестать тонуть с головой в своей несчастной любви.

Она не уволилась. Угрюмо проанализировав все шансы, Женя пришла к выводу, что устроиться на работу в почти что двадцать шесть лет без трудовой книжки, а значит, без реального доказательства своего опыта работы, она вряд ли сумеет, а найти еще более-менее приличную должность, чтобы платили хотя бы половину из того, что ей платит Минаев (категорически отказавшийся уволить ее и выдавать ей на руки трудовую книжку, кретин этакий!), вообще не представлялось возможным в этой реальности…

Стиснув зубы и думая только о Полине и о том, что осталось меньше полугода на то, чтобы собрать нужную сумму на путевку, Женя каждый день шла на «Черный полюс», где ей предстояло стать настоящим призраком для него, для Сергея…

Забавно, когда мы влюбляемся в кого-то, и что-то идет не так – нас не любят в ответ или есть какая-то другая причина, по которой мы не можем быть вместе с любимым, - мы отчаянно надеемся, что эта любовь пройдет…

Женя думала, что она сильная, думала, что сможет двигаться дальше, что время излечит ее болезнь, а душа найдет иной объект для бескомпромиссного притяжения, но каждый день, встречаясь с Сережей лицом к лицу и работая в тесной связке, ей было до изнеможения трудно говорить с ним, обходить его стороной, не приближаться ближе, чем на метр, стараться не смотреть в глаза и разговаривать с ним холодно, отстраненно… Каждый день она переживала словно на поле битвы с самой собой, отчаянно понимая, что дни идут за днями, превращаясь в месяца, а любовь, ее любовь, никуда не девается, принося ей каждый миг новое и новое мучение…

Она отчаянно пыталась жить своей жизнью, она общалась, заводила новые знакомства, мечтала о свидании и о том, что ей кто-нибудь так ужасно понравится, что она забудет о Сереже и станет свободной… Но каждую минуту ее сердце взывало к нему, тянулось, как зеленые ростки к восходящему солнцу, чеканило удары только понимая, что он там, за этой закрытой, теперь всегда закрытой дверью директорского кабинета… Каждую минуту ее взгляд, больной, измученный, потухший, падал на него, особенно когда Женя знала, что он ее не видит… Каждую минуту все ее нутро до боли скручивало в узел при мысли, что она не может подойти к нему, не может прикоснуться, не может поцеловать, потому что он не принадлежит ей и никогда не будет принадлежать…

О, если бы забыть все то, что было между ними! Если бы вырвать из груди бешеный трепет от звуков его голоса, уверенной походки, деловых жестов рук, тех самых, что когда-то давно, миллионы лет назад ласкали ее до сумасшедшего фейерверка, до изнеможения, если бы не замечать его уверенного, но такого отчаянного, такого манящего и обжигающего страстным сиянием взгляда на себе, она могла бы двигаться дальше! Но малейшая мысль о том, что Женя вдруг, в какой-то из дней не сможет увидеть его или вдруг заметит, что он увлекся кем-то другим, другой девушкой, превращала ее душу в глубокий и огненный котел с несчастьем, а ее жизнь - в страшный, обременительный для нее самой, непроглядный ад…

И в этом аду Женька варилась ежедневно, забыв, что такое шутка и как звучит ее смех, а лишь направляя все силы на то, чтобы выдержать, выстоять, не рухнуть и не дать Сереже обрушить тот купол, который она эмоционально выстроила вокруг себя…


*** «Минус»

А что Сережа? Сережа, страдавший не меньше Жени от того, что она каждый день находилась рядом, но была настолько далекой и чужой, что хотелось разломать какой-нибудь многокомпонентный комплект мебели, от того, что она отчаянно пыталась жить дальше без него, сводя его к безумной, яростной ревности лишь одной только мыслью о том, что Женя, его Женя, вдруг начнет встречаться с кем-то другим, позволит кому-то целовать себя, а может, даже и кое-что большее, да он готов был на любые муки, лишь бы не видеть этого, не знать об этом и вообще, как-то вылезти из той черной дыры, в которой он очутился…

Но проблема была в том, что Сережа, в отличие от Жени, даже не мог помыслить, чтобы попробовать двигаться дальше без нее… Он не представлял своей жизни ни с кем другим, его мозг был как будто зациклен на ней, повернут на ней, все его чувства были направлены лишь на считывание ее эмоций: она грустит? Она подавлена? Она несчастна? А теперь улыбается… А сейчас?.. Не голодна ли она? Не холодно ли ей? И так далее, и так далее.

Целых два месяца в невероятном, сжигающем душу, бесконечном, постоянном желании разбить все стены, что она выстраивала между ними, поступить эгоистично и заставить ее снова быть с ним, отказавшись принять ее решение и ее выбор, в бесконечном страдании от того, что ее лицо теперь всегда оставалось бледным и поникшим, а в глазах, кроме боли и усталости, не было больше ничего… Ни задора, ни огонька, характерных для этой веселой рыжеволосой, наивной девчонки, ни самого долгожданного и желанного сияния любви, которое накрепко захватывало Сережу в свои сети и не отпускало…

Но, несмотря на все это, Сергей ощущал и садомазохистское удовольствие от этой боли. Во-первых, так он понимал, что Женя его еще любит, а значит… А значит, у него оставался маленький, едва заметный огонечек надежды, который и давал ему силы просыпаться утром и потихоньку жить…

Два месяца прошло с тех пор, как он целовал ее там, в лифте, последний раз… И с того дня, когда он подал на развод. Ад в связи с тем, что Женя отстранилась от него, дополнялся еще и бесконечным зудежем со стороны Ксюши, которая, получив первую повестку в суд, сначала долго и отчаянно кричала, а потом плакала, напуганная и подавленная, растерянная и… да, Сергей нехотя признавал это, но все еще небезразличная к нему… Но это ничего не меняло. Ему нужна была Женя, а чтобы получить ее, хотя бы иметь хоть малюсенький шанс вернуть ее, он должен быть свободен, даже если эта свобода будет стоить ему семьи, работы, бизнеса и всего остального… Женя стоила любой цены, которую он готов был платить, а следовательно, Сережа и жил лишь маленьким отголоском надежды, что когда-нибудь в будущем, она простит его и преступит через свои принципы, согласившись быть с ним…

Но возвращаясь к разговору о Ксюше. Как и много лет назад, чтобы сохранить себе Сережу, чтобы не дать ему уйти «к этой рыжей марамойке», она каждый день крушила его психику разговорами о Насте, о том, какой несчастной она будет, если папа уйдет, как она станет его ненавидеть, а еще излюбленным шантажом на тему «ты ее больше никогда не увидишь, подонок!». Сергей все прекрасно понимал, он действительно ужасно хотел быть с Настей рядом, всегда помогать, защищать, видеть, как она взрослеет… Но без Жени он не представлял своего существования, дыхания, жизни.