Фонари не светили, Сергей потушил фары, чтобы не слепить тех, кто вдруг изъявит желание выглянуть в окошко или выплыть во двор, подъехав к подъезду Жени и остановив машину.

Женя с трудом сохраняла самообладание, сжав руками свою сумочку, и, заставляя себя дышать, смотрела на Сергея. Он облокотился на руль и какое-то время глядел на пустынный, заснеженный двор, хмурясь и как будто злясь.

Женя отчаянно выдохнула, вдруг сообразив, что волшебного мига не будет, что он не собирается ее целовать, что она не ощутит его руки на своих горящих щеках…

Сердце ударило, как в рваный барабан, а глаза чуть не наводнились слезами… Женя задрожала от безнадежности, от тяжести своих эмоций, от глубины переживаний и тихо, дрожащим от подступивших слез голосом, проговорила:

- Спасибо, что подвезли, Сергей Викторович. Я пойду.

Он резко повернул к ней голову, явно злясь, только Женя не смогла понять, на что именно. Его серые глаза отчего-то блеснули каким-то болезненным, мучительным отчаянием, будто он боролся с собой, будто хотел сделать что-то неправильное, но в последний момент здравый смысл его остановил. Он поспешно проговорил:

- Женя, прости меня за сегодня… - он раздраженно откинулся на спинку сиденья и, под ошарашенным Жениным взглядом, сложил руки на груди, раздраженно проговорив:

- Никогда ни перед кем не извинялся… По-идиотски получается… Ну, короче, ты поняла? – великолепно завершил он свое извинение командным, даже каким-то повелительным тоном, и Женя вдруг рассмеялась, ощутив небольшое облегчение.

- Да, поняла, Сергей Викторович. – со смехом ответила она и шутливо протянула:

- Даже не знаю… Может быть, когда-нибудь я и смогу вас простить…

Сергей как-то вдруг снова жадно уставился на нее, нежно пройдя глазами по ее кудряшкам, носику и к губам, и, чуть прищурившись, с трудом проговорил, тяжело вздохнув:

- Иди, Женя. Иди, уходи! – вдруг строго и даже почти отчаянно прогремел он и, отвернувшись, тихо добавил:

- Пожалуйста.

Женя удивленно посмотрела на него, снова ощутив обиду и боль. Гонит ее… Не желает видеть рядом с собой… Стыдно заводить роман с собственной секретаршей… Она сжала зубы, чувствуя в груди тугой, болезненный узел, и, едва пересилив свою боль и обиду, выдохнула:

- Спокойной ночи, Сергей Викторович. – и, стремительно вылетев из машины, Женя умчалась почти бегом в свой подъезд, не зная, что он провожал ее отчаянным, разгневанным взглядом.


*** «Минус»

Она ждала поцелуя… Он видел это в ее глазах и, черт возьми! Как же он сам чудовищно хотел поцеловать ее, будто от этого зависела его судьба, его жизнь, его дыхание… Но Женя ничего о нем не знала. Она не знала, как ему было чертовски страшно целовать ее, страшно почувствовать то, чего он никогда ни к кому не испытывал, страшно подарить ей надежду на то…

Чего никогда не будет.

Он не имел права влюбляться. Он не имел права быть любимым. Обстоятельства заперли его в жестокую, холодную тюрьму, из которой ему не вырваться, по крайней мере, ближайший год.

А Женя… Женя не заслуживала такого, как он…

Сергей гнал на огромной скорости по ночному городу, собирая на себе вспышки фотокамер местного ГИБДД, фиксирующих превышение скорости, и испытывая огромное, раздирающее душу на части, безумное отчаяние…

Он не может быть с Женей. Он никогда не даст ей того, чего она хочет: свидания, романтика, настоящие, серьезные отношения… Единственное, что могло бы быть, - это лишь ни к чему не обязывающая интрижка, как в случае с Викой или Леной, но… Сергей даже подумать не мог о таком. Сделать Женю своей любовницей?? Никогда. Никогда. Он не сможет с ней так поступить, он отчаянно желал, чтобы она была счастлива, чтобы она жила полноценной, нормальной жизнью, а унизить ее до того, чтобы заниматься с ней любовью, а потом спокойно уходить домой как ни в чем не бывало… Сама мысль убивала его и заставляла презирать себя…

Огни постепенно гасли, Сергей хмурился, кусая нижнюю губу и думая о ней, о Жене, о ее взгляде, который буквально пятнадцать минут назад чуть не спалил его заживо, заставляя считать столбы на дороге, чтобы не затормозить где-нибудь и не сойти с ума, целуя ее всю оставшуюся ночь…

Он не знал, что ему делать. Ему никогда не приходилось заботиться о женщине, переживать за нее, а не только за самого себя, и он ужасно не хотел причинить ей боль, но…

Он сходил с ума из-за нее. Он не мог даже просто находиться рядом, чтобы не становиться глупым, беспринципным идиотом, который даже работать не может, погрузившись в маниакальное желание коснуться ее…

Но она не знала о его чертовой ситуации.

Радио играло, Сергей заехал во двор одной из самых элитных многоэтажек в городе, выстроенной недалеко от центра.

Он встал на свое парковочное место и заглушил мотор, безвольно облокотившись на руль и пусто глядя на медленный, холодный снег, пролетающий в причудливом танце и падающий на его лобовое стекло, глядя на подсвеченную рыжими фонарями пустую детскую площадку, которая, разномастыми буграми высовываясь из-под снега, казалось, умерла до весны…

Это будет ужасный, несчастливый конец. Он никогда не будет с ней. Никогда.

- «Коронована луной,

Как начало - высока,

Как победа - не со мной,

Как надежда - нелегка.

За окном стеной метель,

Жизнь по горло занесло.

Сорвало финал с петель,

Да поела всё тепло.


Играй, как можешь, сыграй.

Закрой глаза и вернись.

Не пропади, но растай,

Да колее поклонись.

Мое окно отогрей,

Пусти по полю весной.

Не доживи, но созрей,

Ты будешь вечно со мной.

Ты будешь вечно со мной.

Ты будешь вечно со мной.

Со мной...


Ищут землю фонари,

К небу тянется свеча,

На снегу следы зари -

Крылья павшего луча.

Что же, вьюга, наливай,

Выпьем время натощак.

Я спою, ты в такт пролай

О затерянных вещах.


Осторожно, не спеша,

С белым ветром на груди,

Где у вмерзшей в лёд ладьи

Ждет озябшая душа...


Играй, как можешь сыграй.

Закрой глаза и вернись.

Не пропади, но растай,

Да колее поклонись.

Моё окно отогрей,

Пусти по полю весной.

Не доживи, но созрей,

Ты будешь вечно со мной.

Ты будешь вечно со мной.

Ты будешь вечно со мной.

Со мной...»

Сергей хмуро дослушал песню, которая каждым словом больно била в огромную душевную рану, причиняя ему нестерпимую муку и заставляя злиться и ненавидеть себя… Ничего в этой жизни он не ненавидел так, как себя сейчас, сокрушив собственную, заоблачную самооценку…

Он глубоко вздохнул и, по-прежнему хмурясь, вышел из машины, направившись к своему подъезду.

Быстрый, абсолютно чистый и светлый лифт бесшумно привез его на десятый этаж, и Сергей, почти не видя, куда идет, прошел по обустроенному, ухоженному подъезду, где с потолка свисали длинные, позолоченные лампы, на подоконниках зеленели разные растения, а пол был устлан темно-синим ковролином.

Открыв дверь в свою квартиру, Сережа был ослеплен резко включенным ярким светом и еще с порога услышал гневное и требовательное «приветствие», сказанное ворчливым голосом:

- Ну и где ты опять шляешься, Сережа? Позвонить-то не дано было??? Тебя, между прочим, Настя до последнего ждала – хотела рассказать, как день прошел! Ты хоть в курсе, что у нее сегодня был утренник в садике???

Сергей нахмурился еще больше, чувствуя, как кипящая злость и сильнейшее отвращение вспыхнули в нем гигантским фейерверком…

Да…

На пороге квартиры Сергея встретила стройная брюнетка с длинными, прямыми волосами, гневно хлопающая искусственными, пушистыми ресницами, поджавшая свои, Бог знает, чем накачанные губки, а ее холодные, дерзкие голубые глаза подозрительно и ревниво вперились в Сережу, привычным движением выискивая на его куртке или костюме следы измены.

Брюнетка, на теле которой, казалось, не осталось места, которое было бы не в курсе того, что означают страшные два слова «пластическая операция», была одета в ярко-синий, короткий шелковый халатик и домашние туфли на каблуке, а ее руки гневно подпирали уменьшенные с помощью липосакции бока… И что самое печальное, она имела полное право стоять сейчас перед ним с самым подозрительным и негодующим видом.

Потому что это была Ксюша. Его жена.

А Настей, упомянутой в ее гневной речи, была его шестилетняя дочь.


Глава 12. «Минус»


История с Сережиным браком была довольно сложной и запутанной.

Когда-то давно, когда самому Сергею едва исполнилось восемнадцать лет, и он вдруг неожиданно осознал, что неотвратимо привлекает всех девчонок вокруг него и что может пользоваться «их дарами» неограниченно, а главное – без последствий для себя и каких-либо обязательств, отец Сережи – Виктор Петрович, только-только вставал на ноги, сколачивая собственную «империю» в этом городе.

Он уже основал «Черный полюс», а помимо производственной фирмы (которая была его самым любимым творением), у него еще водилось множество мелких, легальных начинаний: парочка кафе, сеть автомоек, только недавно приобретенная бильярдная и очень популярное агентство недвижимости, которое он открыл вместе со своим хорошим другом – Альбертом Ивановичем Кроповницким.

Кроповницкий и его семья – жена Алена и дочь Ксения – были хорошими друзьями семьи Минаевых, но, как говориться, дружба может продолжаться до тех пор, пока она не перерастает в статус рабочих взаимодействий…