- Говори, где остальные пять.

Мужик противно осклабился, хитро прищурившись, и быстро протараторил:

- Не зна-а-аю даже… Чегой-то плоховасто помню…

Гнев волной поднялся в Сереже, он так и хотел одним хорошеньким ударом впечатать этого соплежуя в стену, но чувствовал, что это, наверное, будет не совсем стратегически верно, поэтому вытащил из куртки кошелек и, вынув оттуда пятитысячную купюру, грубо ткнул ею в грязный тулуп мужика, глаза которого тут же загорелись нешуточной алчностью.

- Где остальные? – тихо, но с нажимом спросил Сергей, а мужик с готовностью ответил:

- Нету их тут. Они в соседнем городе, на складе детских игрушек. Сорок километров отсюда будет. Эти велики, они же розыгрышные, просто так не продаются… А тут мне девчонка какая-то звонила, велик этот искала, говорит, переливчатый обязательно надо, и с кобылой Джи… Джо… тьфу, не помню я имени ее… Пятнадцать тысчонок предлагала! Ну кто тут устоит? Мой друган на том складе пашет… Я с ним договорился, за пять штук тот велик и купил, а парнише в очках за пятнарик толкнул. Хорош навар, а? – довольно улыбнулся он гнилыми зубами, а Сергей разозлился. Знала бы наивная Женя, что ее обманули на десять тысяч! Ладно, с этим потом разберемся.

Сергей хмуро кивнул и вытащил мобильник, строго проговорив:

- Адрес склада диктуй.

- Че, к нему поедешь? А у меня есть парочка великов из предыдущего розыгрыша, синие тока, возьмешь, может? – с надеждой спросил сопливый, горящими глазами поглядев туда, куда Сергей убрал кошелек. – За десятку отдам. Бери! Они почти такие же! Чего попусту бензин тратить? Нет? А! – и он продиктовал ему адрес склада.

Сергей нахмурился и глянул на часы. Почти четыре. За два часа нужно успеть доехать туда и обратно… Он развернулся и, ничего не говоря, стремительно двинулся к своему «Экстрейлу», оставив мужика грустно смотреть ему вслед и очень весело – на новенькую, хрустящую красную купюру в своих руках.

Второй склад Сергей посетил ровно через час. Он практически ничем не отличался от первого склада: то же одноэтажное, кирпичное строение на несколько квадратных километров площади, те же железные ворота, поднимающиеся снизу-вверх, только не серые, а белые.

Открыл ему на этот раз не такой грязный, но отнюдь не более высокоинтеллектуальный мужчина лет сорока, с обширной лысиной на голове, гигантским пузом, на котором в натяг болтался кривовато прошитый китайский пуховик, круглым, бородатым лицом, чернильными, бегающими глазками и толстенным, преотвратно воняющим бутербродом в руке, который, собственно, он и жевал, медленно и внимательно разглядывая Сергея, его машину, и снова Сергея, очевидно, имея в голове те же мысли, что и у сопливого сторожа первого склада.

- Тебе чего, мужик? – тоже «приветливо», как и сопливый алкаш, осведомился толстяк, и Сергей, пытаясь успокоить новую волну нетерпения и раздражения в себе, тяжело вздохнул.

- Велик нужен. Переливающийся. Из розыгрыша о лошади Джулии. У тебя есть, я знаю. – уверенно и холодно проговорил Сергей, с нажимом глядя на лысого, а тот, снова оглядев взглядом ювелира-оценщика его самого и его тачку, ухмыльнулся и, набив рот новым куском вонючего бутерброда, пробухтел через него:

- Тридцать штук.

Сергей вытаращил глаза, мгновенно вспылив:

- Сколько?!? А ты от жадности не лопнешь? Или только от обжорства? Короче так: плачу десять и не сообщаю организаторам розыгрыша, что ты тут их товаром приторговываешь с хорошеньким откатом для себя. Идет?

Лысый нахмурился, явно соображая, потом с трудом проглотил кусок и угрюмо, но все же дерзко посмотрел на Сергея, самоуверенно стоявшего перед ним в развязной позе. Подумав секунд десять, он снова пробухтел:

- Ты че, типа, крутой какой-то, что ли? Прошаренный по этой мутке, да? Ладно, давай пятнашку – и велик твой.

- Двенадцать. – жестко и беспрекословно заявил Сергей, снова вытащив кошелек и поражаясь себе, на что же ему приходиться тратить деньги.

Глаза толстяка жадно засветились, когда он запеленговал банкноты в руках Сережи, а жирный рот расплылся в улыбке:

- Ну с этого и надо было начинать! Я ща, велик принесу.

Через десять минут Сергей уже гнал по трассе обратно, а в багажнике у него лежал тот самый велосипед.

Все оказалось проще простого… Но подъезжая к кафе, Сергей вдруг осознал, что всю дорогу думал о том, как обрадуется Женя, увидев велосипед, что она будет думать о нем… Он поймал себя на мысли, что ужасно хочет, чтобы она восхищалась им, хочет, чтобы она смотрела на него точно также, как другие женщины: с восторгом, влюбленностью, желанием… Но в то же время он знал, что она отличается от них.

Их связывала взаимная неприязнь друг к другу… Сергей знал, что, оставшись на фирме, Женя из последних сил пыталась доказать ему, что она намного лучше того, что он о ней думает, но из-за различных обстоятельств ей удавалось лишь вызвать в нем новые приступы злости на нее…

Все изменилось, черт возьми. Изменилось в тот день, когда она ринулась защищать его от здоровенных вышибал Берса, хотя могла стоять и злорадно, мстительно смотреть, как из него выбивают пыль мясистыми кулаками… Как думалось Сереже, это было бы логичнее, учитывая то, что она прекрасно знала, до какой степени раздражает его. Тот момент оказался переломным. Сережа отчетливо помнил, как исчезло куда-то его презрение и насмешка, когда он узнал ее для себя именно с этой стороны… И потом. Собрание акционеров… Сергей вздохнул, чувствуя, как снова и снова что-то пульсирует в его груди, и он не может изменить это, не может успокоиться, не может унять волнение перед встречей с ней…

Когда она вышла из кафе – его сердце пропустило удар. Она сияла счастьем, Женя ждала его, ее странного цвета глаза жадно всматривались в его лицо в попытке понять, привез ли он тот самый велосипед, или нет…

Она вдруг принялась его разглядывать – и в душе Сергея что-то дрогнуло, что-то, что было очень нежелательной эмоцией для него, что-то, чего он совсем не должен был чувствовать… И черт, почему он сам пялится на нее, как идиот, ожидая, когда распахнутся полы ее куртки, и он увидит, что на ней надето… Как было бы проще, если бы на ней оказалось какое-нибудь старое, мешковатое бабушкино платье, как было бы проще ему отвязаться, почувствовать настоящее облегчение, он бы стал самим собой, он бы… он бы… он бы…


Женя выпрямилась, пристально глядя на него и счастливо улыбаясь. Ее глаза горели странным светом и безумной благодарностью, словно он спас ей жизнь.

- Спасибо. – тихо, почти шепотом проговорила она, закусив губу. Ее щеки снова заалели, она стеснительно замялась, но глаз не отвела. Сергей, как завороженный, смотрел на нее, упиваясь этим моментом, желая стоять вот так, с ней, хоть до завтрашнего утра, слушать ее шепот, несказанно волнующий его, и… Стой, стой, тормози, дрянная голова, ты о чем вообще??? – Этот велосипед очень много значит для меня и Полины… Ей… с детства приходится нелегко… И этот подарок заставит ее улыбнуться… А может, и не один раз. Спасибо.

- За что? – нахмурился Сергей. – Я чуть не задавил твоего друга и испортил первый велик. Должен же я был хоть что-то исправить.

Женя снова улыбнулась и хотела что-то сказать, но в этот невероятный миг их зрительный контакт, к глубокому разочарованию Сергея, прервался внезапно нарисовавшимся Игорем, подхромавшим к ним в одной рубашке и ежащимся на холоде.

- Жень? Ну что? Все в порядке? – он вдруг заметил велосипед, и его глаза изумленно вытаращились, а Сергей, глядя на него в эту минуту, неожиданно понял, что не прочь еще разок проехаться по нему на своем авто… Так этот тип не вовремя влез. - Это что, он???

- Нет, это хорошо замаскированный под него самокат. – съязвил с раздражением Сергей, вызывающе и уничижительно посмотрев на Игорька, и тот как-то снова сжался под его взглядом, переключившись на Женю:

- Ты идешь, Жень? Полька ждет не дождется суперсюрприз… Замерзла? – внимательно и заботливо спросил он, посмотрев на подругу, а Женя, с радостью, ласково и благодарно глянула на него, нежно проговорив:

- Нет, иди, Игорек, иди. Я сейчас подойду.

Игорь хотел было взять велосипед, но Женя отчего-то остановила его, со странной жадностью посмотрев на сестрин подарок:

- Я сама. Иди.

Игорь пожал плечами и, к невероятному удовольствию Сергея, побрел, хромая, обратно в кафе, пару раз оглянувшись и как-то тревожно посмотрев на Минаева, но Сереже было плевать на все на свете, потому что она, Женя, снова стояла здесь, рядом с ним, молча глядя на него странным, сверкающим взглядом и ужасно волнуясь.

Он сам волновался, его сердце долбило в груди, как после длительной пробежки, он не знал, что сказать, а лишь чувствовал что-то невообразимое, что-то, что раздражало его, злило, делало уязвимым, слабым, бессильным к сопротивлению и… несчастным. Да. Несчастным.

Она вдруг снова улыбнулась, легко так, светло… Щелчок внутри, громкий, сильный… Сергей терял контроль, что-то ужасное разворачивалось в нем, устраиваясь в его сердце на продолжительный пикник, и он чуть не зарычал от отчаяния…

Сжав кулаки, Сергей с огромным трудом, ощущая, как гудит его голова, даже почти умоляюще, проговорил:

- Иди, Женя. Тебе пора.

Женя вздрогнула и, поспешно убрав глаза, мельком улыбнулась:

- Да, точно. До понедельника, Сергей Викторович.

Секунда – и она легко подхватила довольно тяжелый для такой тонкой девушки велосипед, и… и… пуховик распахнулся. Сергей, как по заказу, тут же опустил глаза на ее платье… Толчок. Темно-сиреневое… Под цвет глаз… Облегающее… Красивое, черт возьми!.. Толчок, толчок… Вот проклятье!

Он разозлился на то, как реагировало его сердце, разозлился на свои странные ощущения, на себя, и, не прощаясь с ней, быстро сел в машину, но… Руки не заводили мотор.