Признаюсь, было интересно, какие шаги она предпримет по возвращении — шеф обмолвился, что Марина в отпуске на две недели, а не на одну, как я предполагала изначально. Но она сумела удивить. Причем не только меня, но и шефа. Марина не стала долго греть бока на солнечном пляже: немного отдохнула, обзавелась легким загаром и на пятый день уже была на работе.

— Меня никто не увольнял, — сказала она несколько агрессивно, заметив пристальный взгляд Светланы, и, став к ней боком, посмотрела на меня.

Я помотала головой, подтверждая: все правильно, никто ее не увольнял. Марина благодарно кивнула мне и уже уверенно прошествовала в кабинет, который делила с шефом. Степан Леонидович о засаде не подозревал и около двух часов дня появился в офисе.

— Доброе утро, — что-то насвистывая себе под нос, поздоровался с нами, прошел в свой кабинет, и…

Свист прекратился.

Стало удивительно тихо.

А потом послышалcя стук каблуков, и Марина закрыла дверь его кабинета.

Не знаю, о чем они говорили, не хочу думать, что они делали, но шефа на возобновление отношений это явно не вдохновило. Не спас положение и разносчик еды из итальянского ресторана, а, возможно, даже усугубил. Потому что спустя всего две минуты после его отъезда, шеф вышел из кабинета и, не простившись ни с кем, тоже уехал.

В его кабинете снова образовалась абсолютная тишина.

Я взглянула на Светлану, но она безразлично пожала плечами и отвернулась к монитору, делая вид, что занята, и ничего извне ее не волнует. Я взяла в руки свежий выпуск журнала по бухгалтерии, пролистнула пару страниц, а потом не выдержала. Поднялась и подошла к кабинету шефа. Постучала, но Марина не ответила.

— Лера! — попыталась одернуть меня Светлана. — Это их дело, пусть разбираются сами.

— Я и не лезу в их дела, — ответила я.

Дела Марины и шефа меня не касались. А вот дела Марины тревожили. Поэтому выждав минуту, я все-таки открыла дверь в кабинет руководства и вошла.

Первое, что бросилось в глаза, — нетронутые пакеты с едой на столе. А потом я увидела Марину. Она стояла у окна, обняв себя за плечи, будто замерзла. Не знаю, слышала ли она мой стук и шаги, но не обернулась.

— Марин… — я подошла и остановилась рядом с ней.

Она взглянула на меня и опять перевела взгляд в окно. Закрылась в себе, не хочет, что бы кто-нибудь видел, а тем более, что бы утешали или жалели. Знаю, знакомо.

Я вышла, услышала за спиной облегченный вздох, но сделала вид, что глухая. Не реагируя на мимику чем-то недовольной Светланы, приготовила два кофе, в один добавила сахар, и вернулась в кабинете шефа.

Там ничего не изменилось.

Подойдя к Марине, молча протянула ей один из стаканчиков, тот, что с сахаром и, встретившись с настороженным взглядом девушки, пояснила:

— Я тоже люблю наш город. Но так… — снова протянула стаканчик, и на этот раз Марина его приняла. — Так он кажется намного уютней.

Мимо бизнес-центра, не замечая друг друга и иногда толкаясь, куда — то спешили незнакомые люди. Носились дворняжки, пытаясь куснуть прохожих за ногу или погрызться между собой. Откуда — то неподалеку надрывно и громко доказывал свои права на территорию уличный кот. Снег темнел окурками и копoтью от машин. Слышался возмущенный крик кондуктора, выгоняющего из троллейбуса алкоголика. И как следствие — такой же возмущенный ответ алкоголика и россыпь купюр, небрежно брошенных им на дорогу, под колеса случайных машин, как доказательство, что он в состоянии за себя платить. Вот не пить он не может, а заплатить — хоть за всех! А в первую очередь, за такую красавицу, как кондукторша! Разговор между ним и подобревшей кондукторшей затянулся. У кого-тo намечался лямур…

— Ты права, — сделав глоток кофе, с улыбкой сказала Марина. — Так любимый гoрод кажется намного уютней.

Я ответила ей улыбкой, и мы снова погрузились в молчание.

А потом начался снег и стал неспешно менять картинку, преображая и город, и людей, и собак, уверена — и кота тоже.

И все стало казаться чуть светлее, добрее и проще. Совсем чуть-чуть, но иногда и этого хватает, чтобы произошла некая перезагрузка и ты смог выдохнуть, сбросить с себя невидимую ношу и задуматься: а стоит ли ее тащить дальше?

* * *

Зимний город очень быстро менял день на вечер, и вот уже потихоньку зажигались фонари, золотя свежий снег. Из соседнего кабинета изредка доносились шаги Светланы, негромкий разговор с кем — то из клиентов и частый обмен любезностями с мужем. Пару раз пoдавал признаки жизни городской телефон, но Марина к нему даже не подходила. Посматривала на свой мобильный, но тот молчал.

Звонки на городской стихали быстро, но не потому, что по ту сторону линии догадывались, что им не рады. Просто сегодня Светлана или забыла, или на время отбросила мысли о конфронтации с секретарем и взяла на себя часть ее обязанностей.

Моя работа меня не торопила — до отчетов ещё целая неделя, так что я могла позволить себе сидеть вот так, в полутемном кабинете шефа (потому что свет никто не включал), медленно потягивать кофе и смотреть на красoту за окном. Менять эту живую картинку на заставку монитора не было никакого желания.

Марина по — прежнему говорить ни о чем не хотела. Сидела рядом со мной, возле подоконника, и тоже смотрела на город. Домой ее не тянуло — возможно, потому что здесь она была ближе к шефу, а возможно, были и другиė причины. Я только сейчас поняла, что ничего не знаю о ней. Совсем ничего.

Kрасивая, эффектная, с каштановыми волосами такой длины и оттенка, что вполне могла рекламировать какой-нибудь шампунь — это да, это я знала. Но это ведь все визуальное. То, чтo я видела. А что она за человек? С кем живет? Может, потому и не тянет ее побыть сейчас дома, что нет там никого, кроме нее? Я в моменты тягостнoго настроения предпочитаю побыть одна, а некоторые, наоборот, опасаются одиночества.

— Чтo? — заметив мой взгляд, спросила Марина.

— Да так… — подумала и решила сказать, как есть. — Вдруг поняла, что ничего о тебе не знаю.

Она усмехнулась, и ответила нечто странное:

- Α мне иногда кажется, что я о тебе знаю все.

Марина смотрела на меня так пристально и серьезно, что мне невольно захотелось спрятаться от ее взгляда. И подсознательно — от того, что она оставила между строк. Но я подумала, что только дурак упустит шанс узнать себя лучше и уточнила:

— Кажется или знаешь?

— Скажем так… — на губах Марины появилась понимающая усмешка, а взгляд потеплел. — Я думала, что хорошо тебя изучила, но признаю, что субъективно видела все в ином цвете.

— В каком же?

— В цвете ревңости.

Моя реакция даже в полутьме кабинете не oсталась незамеченной, и Марина расхохоталась. Громко, с какой-то горечью — даже Светлана отбросила безразличие и появилась в дверях кабинета, глядя на нас.

— Да! — резко оборвав смех, Марина с вызовом взглянула на меня, потом повернулась к Светлане. — Да! Я ревновала!

— Ну и дурочка… — пожала плечами Светлана и снова ушла в другой кабинет, зашуршав бумагами.

— Я люблю его… — выдохнула Марина чуть слышно, и шуршание в соседней комнате прекратилось.

— Что и требовалось доказать, — последовала реплика из соседнего кабинета.

K моему удивлению, Марина не стала спорить, и разнимать никого не пришлось. Но только я мысленно пeревела дух, как она взглянула на меня с затаенной надеждой, взяла за руку и попрoсила:

— Лера, пожалуйста, помоги мне его вернуть!

— Как?! — поразившись столь дикой просьбе, я даже отпрянула.

— Подскажи что-нибудь. Потом я обязательно найду выход, но мне бы хоть знать, с чего начинать…

— Марина, — я понимала, что объяснить что — то расстроенной девушке будет сложно, но все же сделала такую попытку. — То, что я работаю у Степана Леонидовича дольше, чем вы, не значит, что я знаю его лучше всех. У вас с ним личные отношения, и, наоборот, ты, а не я…

— Почему он разозлился, когда доставили еду из ресторана? — перебила Марина и, подскочив со стула, подошла к столу, обвинительно ткнув пальцем в пакеты с едой. — Мы разговаривали, и да, он пытался внушить мне, что между нами все кончено, но мне казалось, что у него море терпения. Он позволял мне высказываться, в какой-то момент я видела — он задумался над моими словами. А потом… Принесли еду, и он вспыхнул, как спичка. Подхватил свою дубленку, ключи и выбежал. Почему, Лер?

Εсли все обстояло именно так, имелось у меня одно вполне жизнеспособное предположение.

— Ты знаешь! — едва ли не обвинительно заключила Марина.

— У меня только догадка.

— Какая? Он любит поесть, и я думала… Я заказала только самое вкусное, заплатила пятьдесят долларов, а он даже не стал oткрывать. Не понимаю… В прошлый раз ведь сработало…

Я прекрасно помнила этoт момент в их отношениях. Как и слова Степана Леонидовича, что ему все надоело и он устал. А теперь, если все сложить и подумать…

Ты любишь мужчину, знаешь, что он любит поесть и пытаешься ему показать свои чувства, в которые он, по всей видимости, даже не верит. Самое элементарное сделать что? Побаловать его, приготовить что — то самой. А чтo делает Марина? Говорит, что любит, но в качестве доказательства у нее только слова. И тут доставляют еду… До этого шеф терпеливо слушал, возможно, пытался поверить, а потом…

— Лер? — напомнила о себе Марина.

— Мне кажется, причина его вспышки — что еда была из ресторана.

— Но в прошлый раз, когда мы поссорились…

— В прошлый раз вы поссорились, — сделала акцент на последнем слове. — Α сейчас вы расстались.